Один из самых популярных актеров российского кино, сыгравший десятки разноплановых ролей, начинал как театральный актер в Центральном театре Советской армии. Работал в Московском драмтеатре им. М.Н. Ермоловой. Александр Балуев и сегодня выходит на сцену как приглашенный актер, играет в антрепризах. В «Двух женщинах» – в этом отчаянном переплетении влюбленностей, создающем не треугольник даже, а квадрат, Балуев сыграл помещика Аркадия Исланова, ни сном ни духом не ведающего, что жена его Наталья Петровна без памяти влюбилась в юного учителя их сына. Этот фильм, отмеченный Гран-при XXIV кинофорума «Золотой витязь», известен еще и тем, что влюбленного в Наталью Петровну друга семьи Ракитина играет знаменитый британский актер, звезда Голливуда Рэйф Файнс.
– Как вы считаете, почему Тургенев в качестве драматурга – пьеса «Месяц в деревне» – так привлекает режиссеров театра и кино?
– Ну я не сказал бы, что режиссеров кино, кроме Эфроса, с его телеверсией спектакля Театра на Малой Бронной, никого и не припомните. В театре действительно пьесу ставят довольно часто, по-разному трактуют. А в кино экранизация классики сейчас – проблема проблем, и главный вопрос – кому это надо, кто на это пойдет и нужно ли это вообще. Для себя я нашел ответ, но за всю Россию отвечать не готов. Думаю, самим фильмом «Две женщины» наша съемочная группа задает этот вопрос – важно ли кому-то из людей, живущих сегодня, знать, что было вчера и позавчера, актуальность нашей экранизации именно в этом. А не в том, что Вера Глаголева в очередной раз экранизировала классику и на экране можно увидеть Балуева и Рэйфа Файнса.
– Скажите, было интересно вам работать над фильмом? И есть ли у вас первые впечатления о зрительском восприятии картины?
– Снимали в Музее Глинки – в усадьбе, которая не просто хорошо сохранилась, а главное, достоверно смотрелась на экране, в смысле времени и архитектуры там ничего не нужно было достраивать. До усадьбы было трудно добраться, но если уж добрался, то погружался в ее атмосферу и чувствовал себя комфортно. Файнс, по-моему, тоже хорошо там себя чувствовал. Он вообще очень любит русскую культуру, увлекается русской литературой, в особенности Достоевским, переиграл немало русских персонажей. Вот он-то, наверное, в наибольшей степени погружался на съемках в эту атмосферу, в костюмность, в детали, потому что, по сути, был инопланетянином среди нас. Ну представьте себе англичанина, которого поместили в какую-то не понятную для него обстановку, хотя, наверное, английские и русские усадьбы имеют что-то общее между собой. Но конкретику Рэйфу все равно приходилось постигать на месте, поэтому он был так дотошен и внимателен ко всему. На фестивалях картину принимают с большим интересом. Может, потому, что сегодня редкость, когда классическая история снята в классической интерпретации, без всяких перевертышей и спецэффектов. Красивое и очень по-доброму снятое кино. Как это будет воспринято широким зрителем – вопрос для всех нас.
– Фильм как-то подчеркивает, выделяет, что тургеневский «Месяц в деревне» – это комедия?
– Знаете, у Чехова тоже много комедий, где в финале главный герой кончает самоубийством. Наверное, если серьезно относиться к тому, что происходит в «Месяце в деревне», можно на второй день сойти с ума, поэтому лучше воспринимать все с долей иронии.
– Как вы считаете, почему любовь так редко заканчивается счастливо? Вспомним о бедной Верочке и Наталье Петровне из этой экранизации…
– Очень сложная это штука – настоящая любовь, необыденное дело, не повседневное. Вот говорят: все любят. Любить-то любим, но, наверное, все же по-разному: кто-то любит расчет, кто-то себя в этой любви, а вот чувство, которое и называется любовью, мне кажется, крайне редко посещает людей.
– А своего персонажа – помещика Аркадия Ислаева, мужа Натальи Петровны, вы как воспринимаете? Он любит, по-вашему?
– Считаю, что этот человек любит некий уклад жизни, хочет, чтобы люди работали, получая от этого удовлетворение. Его любовь складывается из бытовых, каждодневных действий – из горячего борща после работы, отдыха, семейного общения. И в этом есть привычка к порядку. Сегодня уклад жизни совсем не в цене, мы часто говорим: «Давай не будем обедать дома, забежим в ресторан, перекусим». С одной стороны, в этом ничего нет плохого, а с другой – это разрушение семейного уклада, который исчезает, и мы начинаем жить, как европейцы, которые не завтракают дома, пьют кофе в кафешках и идут на работу. Дом куда-то уходит, а мой герой хочет сохранить все это. Может, за это и получает…
– Можете ли сравнить своего Ислаева с какой-то другой работой в классической вещи?
– Мне посчастливилось дважды столкнуться с Тургеневым, повезло, что и Юра Грымов (Балуев сыграл Герасима в фильме Грымова «Му-му». – Ред.), и Вера Глаголева не стали ничего перекореживать в материале, ставить с ног на голову, осовременивать. Но все равно, снимая кино по классике, режиссер внедряется в эпоху и в быт, и через этот быт, как мне показалось, и в «Муму», и в «Двух женщинах» проглядывал современный человек. Мы же, актеры – современные люди, и у нас, как и у режиссера и оператора, современный взгляд на эту историю. И вот если классика, на которую накладывается современность, прорвется к сегодняшнему зрителю, это будет хорошо.
– А как бы вы ответили современному молодому читателю – о чем написал в «Муму» Тургенев?
– Думаю, это история о том, что в каждом человеке живет некая зависимость – называю это рабством, привычка кому-то подчиняться, выработанная столетиями покорность. Замечали, как люди, разговаривая с чиновником любого ранга, начинают чуть-чуть кланяться – вот почему? Вот это внутреннее раболепие перед любой властью доведено Тургеневым в «Муму» до гротеска.
– Похоже, вы, ярко начинавший как театральный актер, в конце 80-х пожертвовали театром ради кино. Ушли из стационарного театра и в течение четверти века снялись более чем в 80 фильмах.
– Нет, я ничем не жертвовал, просто, наверное, кино какой-то очень большой волной вошло в мою жизнь, а театральных работ стало столько, сколько мне нужно – ни много, ни мало. В театре работаю как приглашенный артист, играю в антрепризах. Начинал я действительно в основном в театре, в кино не снимался, а в последнее время обрел некий баланс.
– Можете ли назвать образ, который потребовал от вас максимального сосредоточения сил, вы снимались у Говорухина («Благословите женщину») и у Звягинцева («Изгнание»)?
– Каждая работа требует отдельной концентрации сил, нельзя в одной роли предельно сконцентрироваться, а в другой ходить и ковырять в носу. Снимаясь у Говорухина, я отдавал себе отчет, что существует замечательное кино, существовало и будет существовать, вот на такие мысли наводила встреча со Станиславом Сергеевичем. А Звягинцев снимает сложное кино, бессюжетное, основанное на эмоциях и ассоциативном восприятии событий. У меня был подобный опыт работы с Кайдановским над фильмом «Жена керосинщика».
– Год назад в Театре эстрады вы поставили «Территорию страсти» по «Опасным связям» де Лакло. Почему выбрали эту вещь?
– Потому что ее очень любят зрители. И мне интересно было поработать с актерами. Спектакль играем с успехом, пока не знаю, сколько это продлится.
– Вы согласны с тем, что сериалы у нас на глазах становятся лучше, приближаясь к настоящему кино?
– Иногда да, иногда нет, разнобой в последнее время. «Однажды в Ростове» и «Фарца» – очень хорошие сериалы, и в то же время хватает таких, о которых говорить не хочется.