Монологи Риммы Марковой

Творческий диапазон актрисы необычайно широк – после ролей героических женщин в «Бабьем царстве», «Журавушке», «Вечном зове», после классических эпизодов, как в «Покровских воротах», за которые актрису стали называть королевой эпизода, появление в роли ведьмы Дарьи Шульц в «Дозорах» можно рассматривать как победу над временем. Мне довелось участвовать в пресс-конференциях с актрисой на фестивалях «Зеркало» в Иванове и «Литература и кино» в Гатчине. Предлагаем вниманию читателей монологи Риммы Марковой. 

Рада сказать, что я востребована и все время снимаюсь – в ролях то бабушек, то тетушек, и в каждой работе звучит отголосок того, как сегодня живут наши люди. Я много езжу по стране, вижу, что происходит, и безумно страдаю из-за этого. Мы даже с дочерью ссоримся. Она считает, что я должна пить кефир и нюхать цветы, но я так не могу. Неугомонной была всегда, с того самого момента, как мы с братом Лёней (народный артист СССР Леонид Марков. – Н. К.) приехали в Москву. Родилась я в деревне, бабушки-дедушки были неучи дремучие, только папа окончил четыре класса. Когда он служил в армии, прославился умением пересказывать фильмы, делал это так ловко, что ребята скидывались ему на кино, когда он шел в увольнение. Это умение папы подметил худрук драмтеатра в Саратове, увидел в нем актера и взял его в труппу. Вскоре и мы с братом вышли на сцену в детских ролях, мне было шесть лет, Лёне – четыре, вот так и приобщились к искусству. Все бы хорошо, но Поволжье голодало тогда, это был 31-й год. Не дай Бог вам знать, что это такое!.. Мы погибали с братом, вместо волос у Лёни на голове была корка. Мы ели очистки, кору деревьев, мама варила кости, которые собирала перед мясокомбинатом. Уходя на работу в театр, папа проволокой прикручивал кастрюлю к потолку, и в ней над лампой варились кости. Однажды Лёня хотел ложечкой зачерпнуть варево – мы же голодные были – и капнул на лампу, всё задымилось, не знаю, как только мы не сгорели!.. Вскоре пришли родители. Лёня трясся от страха, потому что наш папа считал, что в воспитании нельзя обойтись без наказаний. А поскольку я с детства была бандиткой и, едва отец начинал расстегивать ремень, орала так, что перепонки лопались, я успокоила Лёню: «Не бойся, скажу, что это я». И вот отец спрашивает: «Кто?!» Отвечаю, как на расстреле: «Я!» Ну, конечно, отхлестал, не без этого. Орала громко, а ничего не сделаешь... Мама наша была художником-гримером, парики, косы делала. А провинциальные актеры, чтобы не надоесть зрителям, разъезжали со своими программами по России – Саратов, Вологда, Кинешма, Иваново, Ашхабад. Во время войны мы с Лёней учились в школе в Вологде, потом поступили в студию при театре, и Лёня сразу начал играть на сцене. Кроме ручки, мы в руках ничего не держали, а все из наших знакомых, кто ушел на фронт, погибли... Вот чего стоит то, что мы живем сегодня. И меня возмущает, что народ-победитель живет хуже побежденного. Я как могу пытаюсь помочь выжить пожилым актерам. Актеры – публичные люди, им нужно всегда хорошо выглядеть, быть хорошо одетыми. Не дело, когда подходят к тебе за автографом, а ты в лапсердаке. А актеры наши потрясающие!.. 

Как же сейчас все наелись ширпотреба американского, даже в Гатчине многие вывески сделаны на английском. Когда губернатор Иванова Михаил Мень приглашал меня на фуршет, я его спросила – а что это такое? И сказала, что «фуршеты» придумали за границей, чтобы гости поели стоя и побыстрее уходили. А я не лошадь, сказала, и стоя есть не могу. Убила его, конечно, этим признанием. Но что поделать, я всегда помню, что мы добрая нация и у нас другие традиции. Если приглашаем гостей, всё вываливаем на стол. Еще и детям своим говорим: «Не трогай, это гостям». Если хотите, чтобы гости пообщались, накройте стол, посадите их. Вот тогда мы и наговоримся вдоволь, и попоем. Если хотите, такими заявлениями я протестую против американизации нашего общества. Почему мы оглядываемся на Запад?! У нас своя культура, музыка, литература, пусть с нас берут пример, с нашей культуры. Наша культура – крепость для всего мира. А посмотрите, что сейчас делается на нашей эстраде! Полуголые, непричесанные артисты поют аппендицитом, не дал Господь голоса, а все равно лезут на сцену, ну что это такое?! Смотрю, и Сергей Зверев, парикмахер, накрашенный, весь в перстнях – и он запел. Вот я и спрашиваю – почему уничтожают нашу культуру?! Не будет культуры – не будет государства. Это сказал еще Дмитрий Лихачев. Чем выше культура нации – тем выше нравственность. 

А что нам показывают по телевизору? Как расчленять, убивать, травить?! Я ненавижу ТВ, но вы меня часто там видите, вот и сейчас только что сидела перед камерой. Когда звонят, я им говорю: «Зачем вы меня приглашаете? Вы же знаете, я ненавижу вас, вы – самая преступная организация! Вы зомбируете наших детей и их молодых матерей, из-за вас мы теряем уже второе поколение. Я буду вас крушить!» Отвечают: «Крушите» – и всё записывают, а потом выбрасывают, что им не подходит. В Нью-Йорке нет ничего подобного, программы, которые они нам присылают, предназначены для стран третьего мира, а мы их пропагандируем. И такая меня берет обида, такая злость внутри разгорается, что я даже в церкви пожаловалась: «Батюшка, что мне делать? Злюсь, как собака!» А он ответил: «Это не злость, а гнев ваш, потому что вы – наша совесть». И люди на улице подходят ко мне и благодарят: «Спасибо за вашу жизненную позицию». А какая моя позиция – помогать надо друг другу и хранить всё свое, начиная с меню, борщ надо есть, а не заморские кушанья. А для детей сохранить право на образование, здоровье, труд. 

Посмотрите, у нас же носятся 2 миллиона беспризорников. Не государственное ли это дело? Нет, у нас предпочитают платить миллионы евро тем, кто пинает мяч. А детей не спасают. Мне много что надо сказать нашим властям, успею ли, мне уже 86 лет исполнилось... Но я не успокаиваюсь, и вы не успокаивайтесь. Думайте о детях, это сегодня главное. Мне приходилось выступать во многих регионах, в том числе в Твери, Курске, на Сахалине. Не скрою, эти выступления даются мне кровью. Я все время призываю: «Проснитесь! Куда мы идем – к лаптям?! Образование сделали роскошью! Протестовать надо! Все зависит от нас самих, не надейтесь, что кто-то о нас позаботится, не ждите дармовой помощи. Действуйте!» 

Мы с Нонной Викторовной Мордюковой дружили всю жизнь. Мы ровесницы, обе 1925 года, и нас с ней постоянно пытались сталкивать. Например, звонят мне: «Есть роль только для вас». Через минуту узнаю, что от нее уже отказалась Мордюкова. «И почему нас сравнивают, потому что мы с одного конского завода, что ли?! – спрашивала я Нонну. – Мы разные, что могу я, не можешь ты, и наоборот. Например, ты сможешь Родину-мать сыграть?» Мордюкова: «Смогу». Я: «Нет, все смеяться будут, а во мне есть что-то героическое». Но гены сказывались, поэтому мы и дружили с ней. Мы иронизировали друг над другом, подкалывали друг друга. Она была прекрасным рассказчиком, любила и меня слушать: «Римка, это просто невозможно!..» Да, мы дружили, но если вы думаете, что мы не собачились, вы ошибаетесь… Как же мне ее не хватает!.. 

Всегда хотела Вассу Железнову сыграть. Ей же по пьесе сорок всего, она мечтала о мужике, а ее играли старухи – Пашенная, Бирман. Вот Инна (Чурикова) недавно сыграла – одно наслаждение. Как она играет! И все как там играют!.. А увидите вы меня скоро в роли олигарха в детективе, снимаюсь у Сергея Гинзбурга на Первом канале.