Виталий МАНСКИЙ: Если жить по буквалистской логике, то из жизни уйдет любовь

Виталий Манский, известный кинодокументалист, автор цикла фильмов о российских политиках, о феномене группы «Тату» («Анатомия «Тату»), о последнем годе жизни Владимира Высоцкого («Смерть поэта»), о далай-ламе («Закат/Рассвет»), о переломном моменте в жизни современной Кубы («Родина или cмерть»).

Манский не дает рецептов, ни когда исследует проблему нравственности («Девственность»), ни когда выясняет, что значит Родина для его одноклассников из львовской школы №52, живущих в разных странах мира, он предлагает зрителям самим определиться с отношением к тому, что показано. Многие его работы удостоены призов отечественных и мировых фестивалей.

Новый документальный фильм Виталия Манского «Труба» (Россия, Чехия, Германия), рассказывающий о жизни людей в тех населенных пунктах, через которые проходит газопровод «Западная Сибирь – Западная Европа», признан «Лучшим документальным фильмом» на 48-м Международном кинофестивале в Карловых Варах. На 24-м «Кинотавре» в Сочи картина получила приз «За лучшую режиссуру» и приз Гильдии киноведов и кинокритиков «Белый слон». На днях картина открыла фестиваль документального кино «Флаэртиана» в Перми.

Сегодня президент фестиваля «Артдокфест» и Национальной премии неигрового кино «Лавр», заместитель председателя «КиноСоюза» Виталий Манский отвечает на вопросы «СВ».

– Виталий, скажите, можно ли сравнить вашу «Трубу» с Транссибом, строительство которого, об этом много писали, кардинально изменило жизнь людей?

– Вы знаете, Транссиб – это железная дорога, которая создана для коммуникаций людей и перевозки грузов, то есть это более прикладная технологическая линия, а труба – это подземное сооружение, которое никак, по сути, с людьми не связано. По трубе гонится газ между большими пространствами, ставятся комбинаты, газокомпрессорные станции, которые откачивают газ, – и все! Сказать, что в результате этого коренным образом изменилась жизнь людей, нельзя, в этом и сила картины, что труба и газ, который по ней идет, не что-то такое, что, буквально говоря, можно увидеть глазами и потрогать руками, а образ для понимания современного мира, современной Европы и, безусловно, современной России.

– А можете ли сказать, что «Труба» в вашем фильме соединяет территории и объединяет людей?

– Мне кажется, сама труба никого не объединяет и не разъединяет, она существует сама по себе. И в этом особый смысл фильма, мы можем наблюдать не просто за различием в существовании народов, живущих вдоль этой трубы, а за основополагающими принципами этих различий, без какого-либо искусственного вторжения. Вот, условно говоря, если проложить трассу через деревню, жизнь людей сразу изменится, там построят закусочные, появятся мастерские по ремонту машин, заправка, то есть инфраструктура, работающая на трассу. А здесь нет никакой трассы, газопровод – абсолютный символ, правда, с одной стороны, это 50 процентов бюджета РФ, а с другой – ничего конкретного. Вот в соединении этих вещей и рождается фактура фильма.

– Получается, труба – счастливая находка для фильма?

– Да, счастливая находка, если ее существование будет правильно трактовано режиссером для объединения сюжетов и историй, снятых в картине.

– Разумеется, первым делом хотелось бы узнать о ваших впечатлениях во время съемок на территории России, Украины и Беларуси, что вам открылось?

– Действительно, мы проехали насквозь Беларусь, европейскую часть России, Урал до Заполярного круга и Украину, много общались с людьми, приобрели новый визуальный опыт. И скажу, что мы, безусловно, братские, однокоренные народы, но, с другой стороны, подчеркну, безоценочно, такие эксперименты ставят над нами политики, что порой это родство трудно рассмотреть. Как у двух кроликов, которых посадили в клетки с разным питанием, через какое-то время будет совершенно разная шерсть и, собственно, поведение – у одного моторное, а другой будет все время спать, так и людей, около 20 лет живущих в разных государствах, изменила жизнь. Мы не могли включить все сюжеты, потому что на монтажный стол после этой экспедиции, занявшей более 100 дней, легло около 200 часов материала, а фильм идет два часа. То есть вошло все в соотношении 1:100.

– Вы показываете, как на Украине горит Вечный огонь, его включают и выключают по команде, даже не знаю, как к этому относиться?

– По большому счету, и в России не все Вечные огни «вечные», экономика вносит коррективы в нашу жизнь, даже символические вещи, как бы это ни было цинично, подлежат обоснованию экономической эффективности. Понимаете, с одной стороны, можно принять обличительный тон – «вот, посмотрите, они включают и выключают «Вечный огонь», – а с другой стороны, мне важнее видеть, как меняется жизнь в той же Чехии, в которой покупают газ. Но и там сотрудник крематория сообщает, что с целью экономии и все той же логической целесообразности люди начали предавать кремации своих родственников в бумажных гробах, по сути, в картонных коробках. А что – все равно гореть, зачем платить – чтобы дольше горело?!. Тоже мораль.

Но жизнь состоит не только из вещей, имеющих буквальное экономическое обоснование, если мы начнем жить по буквалистской логике, то из жизни уйдут – любовь, страсть, сострадание, то есть все чувства, которые, извините, отличают нас от животных. И мы не делаем попытки выявлять или исследовать эти проблемы, мы предлагаем зрителям пропустить их через свои душевные механизмы, для рождения индивидуальных эмоциональных потоков. На мой взгляд, кино, будь то игровое или документальное, не вкладывает в наши головы сентенции, не дает ответы на вопросы, а расширяет наше эмоциональное поле, делает нас духовно богаче, более объемными людьми, то есть наполненными чувствами.

– То есть вы намеренно обошли «газовый» конфликт на Украине?

– Никаких скандалов и публицистических проблем мы не касались, у нас нет ни одного разрушенного дома или церкви, асоциальных, конфликтных или пороговых личностей, мы принципиально включали людей, живущих в гармонии с миром, при своем деле, в своем доме, на пенсию, с близкими людьми. И я не раз слышал, что это приводит к еще большему потрясению, чем если бы мы шли путем обличения. «А-а, это чернуха!» – сказали бы зрители. Наш фильм «Труба» – не чернуха, более того, мы пытались показать красоту жизни, но эта красота такова, какова в реальности, и это, конечно, вызывает боль.

– Удивило ли что-нибудь на территории европейских богатых, чистеньких стран?

– Да, сегодня живут в них лучше, чем в России и Украине, но если послушаете, что они говорят, и посмотрите, что делают, мало вам не покажется. Мало того, что они там пьют с утра до ночи и обсуждают соседей, они почему-то лезут в петлю от своей «хорошей» жизни. В одном селе в Польше мы должны были снимать человека, у которого было красивое хозяйство в центре села, с ветряной мельницей. И вот дней за 10 до съемок звонят: «Он повесился, никаких съемок в доме, ищите другой объект!» Все хорошо знали этого человека, и вроде ничто не предвещало трагедии – и пожалуйста. В этот же день мы стали снимать кузнеца, которого уловить было трудно – всегда пьяный. У них в Польше газа нет, топят дровами.

– Зато у вас чудесная уральская крановщица в фильме, такая никогда не повесится и никому сделать этого не позволит!..

– На этом трубопрокатном комбинате мы снимали бригаду мужчин, забрались на верхотуру снять проезды крана, а эта женщина начала что-то балаболить, я слушал-слушал и говорю звукорежиссеру: «Включай звук». Он включил, и мы часа три ее записывали. Она была так естественна, объемна и убедительна в своей простоте – сплошное очарование!.. А к бригаде мы еще вернемся.

– Каким же был ваш путь – обрисуйте?

– Отправились в путешествие в феврале из Кельна. Продолжили его через Чехию, Польшу, Белоруссию, Север России, Уральский хребет, Сургут, Уренгой. Выше за Полярным кругом развернулись и поехали назад – через Пермь, Липецк, Чернигов, Ужгород, Словакию, Чехию, Германию. Закончили путешествие в Берлине. Экспедиция длилась 104 дня, немецкие партнеры предоставили нам большой трейлер, я впервые в жизни ездил на таком. В трейлере мы работали, жили, готовили пищу, ели. По логистике ничего сложнее у меня на съемках не было.

– Появятся ли из вашего съемочного материала новые фильмы?

– Думаю, не один. Абсолютно точно будет фильм про Вечный огонь. У нас снято две ситуации на Украине, из одной можно сделать 15-минутный фильм. Думаю, в этом году возникнут еще идеи, в том числе эстетического характера. Про бригаду будет кино, визуальное решение уже найдено. Раньше у документалистов были творческие экспедиции, работа над картиной «Труба» стала для меня таковой, я узнал много бытовых вещей, которые можно превращать в фильмы. Например, снять потрясающую комедию, «Интимные места» отдыхают, про общественную баню, в которую мы ходили за водой. Про народ в банях, где вроде все должны быть одинаковыми, потому что голые, ан нет, когда ты движешься, все становится таким разнообразным, просто удивительно.

– Как вы относитесь к интеграции, Россия много лет объединяется с Беларусью, сейчас Казахстан к этому Союзу намерен присоединиться?

– Только позитивно. Но в контексте интеграции Евросоюза, когда сохраняются отдельные государства, то есть я не сторонник слияния и возврата к Советскому Союзу в любой форме. Только партнерство – на основе экономических, культурных, еще каких-либо интересов, никак не объединение государств.

– Но Евросоюз трещит по швам...

– Лучше трещать, чем «утопать» в благополучии, которого нет, несмотря на газ, нефть и прочие блага, как это происходит у нас.

– Вы достаточно поездили по миру, а глобализация вас пугает?

– Огорчает. Если раньше, приезжая в страну, ты чувствовал, что куда-то приехал, то сейчас везде все одинаковое – торговые марки, машины, одежда, телевидение. Разница только в том, что у одних эта передача называется «Кто хочет стать миллионером?», а у других – «О, счастливчик!» Одинаковые позывные, одни и те же декорации – ощущение такое, что можно никуда не ездить. Мир в этом случае очень много теряет.

– Если вспомнить идиому – «труба зовет», что скажете?

– Вы хотите услышать, к чему призывает мой фильм? Просто задумайтесь о том, почему мы такие…