Чужие здесь не ходят
Всего одна-единственная дорога – старинный шлях – ведет в научный городок Бабчин, да и та вдруг пересекается шлагбаумом. Дальше начинается снискавшая печальную известность 30-километровая зона отчуждения, непосредственно примыкающая к Чернобыльской АЭС. Вход и въезд на эту пораженную радиацией территорию строго ограничены. Даже люди, ежедневно приезжающие сюда на работу, обязаны пересекать КПП и предъявлять пропуск дежурной вахте. А о постоянно присутствующей опасности, которая не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха, лучше всего напоминает счетчик Гейгера.
Всего одна-единственная дорога – старинный шлях – ведет в научный городок Бабчин, да и та вдруг пересекается шлагбаумом. Дальше начинается снискавшая печальную известность 30-километровая зона отчуждения, непосредственно примыкающая к Чернобыльской АЭС. Вход и въезд на эту пораженную радиацией территорию строго ограничены. Даже люди, ежедневно приезжающие сюда на работу, обязаны пересекать КПП и предъявлять пропуск дежурной вахте. А о постоянно присутствующей опасности, которая не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха, лучше всего напоминает счетчик Гейгера.
– Посторонних в зоне быть не должно, – строго говорит мужчина в камуфляжной форме, долго изучая временное разрешение и недоверчиво вглядываясь в мое лицо. – Наш заповедник – учреждение особого режима…
Но вот шлагбаум поднят и я, проделав почти 400-километровый путь из Минска, оказываюсь в ПГРЭЗ – Полесском государственном радиационно-экологическом заповеднике. Мой сопровождающий говорит, что на этом контроль не закончен – впереди въезд в так называемую «мертвую зону» и дежурные следующего КПП еще строже. К тому же в любой момент и в любом месте может появиться служба охраны и тщательно проверить документы.
– Разве это не грустный парадокс? – вздыхает сопровождающий. – Ведь заповедники на земле создаются для того, чтобы защитить природу от присутствия человека. Здесь же все наоборот: человека оградили от природы, чтобы она ему не навредила.
Слова моего «сталкера» подтверждают придорожные знаки с обозначением радиоактивности, которые все чаще мелькают за окном автомобиля, нагоняя тоску и тревогу.
Дорогу то и дело перебегают семейки косуль и стада диких кабанов, с любопытством смотрят из сосняка безрогие в это время лоси. И мы, едва тронувшись, снова тормозим и щелкаем затворами фотоаппаратов.
А еще нам посчастливилось подсмотреть «тусовку» зубров – как раз было время подкормки этих грозных на вид свидетелей доисторических времен. В одной из дубрав, которыми всегда славилось Припятское Полесье, создан приют для переселенцев из Беловежской Пущи. Из завезенных сюда 16 зубров за 15 лет поголовье стада достигло полста – уже внесли свой вклад животные, рожденные на новой территории.
Десять лет занимается научной деятельностью в заповеднике Татьяна Дерябина. Ее, известного белорусского биолога-териолога, привлекла в первую очередь возможность очень близко наблюдать биоразнообразие зоны отчуждения. Еще бы – столько красно-
книжных представителей на одной территории! В заповеднике обнаружено 22 вида растений и около 100 видов животных, занесенных в Красный список Международного союза охраны природы и Красную книгу Республики Беларусь. Например, ятрышник шлемоносный, водяной орех, черный аист, большая белая цапля, золотистая щурка, гребенчатый тритон, болотная черепаха… Постоянно увеличивается количество основных охотничьих видов копытных, растут популяции бобра, тетерева…
– Лишь два фактора определяют в данном случае притягательность этих территорий: действенный охранный режим, который в целом остается более строгим, чем в подавляющем количестве заповедников, и снятие всех видов антропогенной нагрузки, – считает Татьяна Дерябина. – Уникальные возможности сложились для восстановления популяций тех видов животных, которые в наибольшей степени страдают от антропогенного фактора и по этой причине стали редкими, исчезающими. Это касается в первую очередь крупных хищных птиц, барсука, рыси. По мнению орнитологов, территория заповедника становится одним из крупнейших в европейском масштабе резерватом дневных хищных птиц. И уж совсем застала нас врасплох весть об увиденных не раз следах медведя. Это явный признак того, что, возможно, здесь сложились экологические условия, отвечающие потребностям существования этого крупного хищника.
«Есть ли на европейском пространстве уголок более уникальный и интересный и в то же время столь трагический по своей судьбе, чем эта заповедная территория?» – уже не одно десятилетие не перестают удивляться ученые, которым пришлось связать свою трудовую деятельность с этими местами. Четверть столетия назад на этих землях разыгралась величайшая драма, название которой – Чернобыль. Из взорвавшегося
26 апреля 1986 года реактора 4-го энергоблока Чернобыльской атомной станции на эти земли выпало около 70 процентов радиоактивных осадков. Что и стало причиной выселения с зараженной местности людей, невзирая на их многовековой уклад жизни и привязанность к родным местам. До аварии здесь проживали более
22 тысяч человек.
Но обширная обезлюдевшая территория площадью в 216 тысяч гектаров, вопреки ожиданиям, пустовала недолго. Отсутствие антропогенного фактора пробудило в природе невиданные доселе силы к возрождению, и зона отчуждения очень быстро превратилась в крупнейший резерват животного и растительного мира. Радиация, местами немыслимо высокая, не стала этому помехой, скорее даже наоборот. 96 населенных пунктов, 13 из которых были захоронены в первый послеаварийный год, обрели новых хозяев – дикие кабаны, лоси, косули и даже волки стали в них не только заглядывать, но и устраивать лежки и логова.
Радиационный фактор открыл перед учеными непочатый край работы. Спустя два года после трагических событий было принято решение создать радиационный заповедник в зоне отчуждения и разместить его научную часть и экспериментально-исследовательскую базу непосредственно в населенном пункте, жители которого были эвакуированы в срочном порядке. Этим местом стала деревня Бабчин, вернее, часть ее пустующих домов на бывшей центральной улице.
Небольшое помещение кирпичного, жарко натопленного дровами дома. Когда-то это была спальня хозяев или детская комната. Сейчас – лаборатория участка внутренней дозиметрии. У компьютера несколько специалистов обсуждают графики последних исследований. Это отделение радиационной безопасности, здесь ведется мониторинг за уровнем радиационного излучения. Данные поступают сюда с 9 реперных точек, на которые периодически выезжают дозиметристы лаборатории радиационных измерений, продолжая буквально «прощупывать» всю территорию зоны отчуждения и делая в год до тысячи проб по цезию, стронцию, плутонию.
Здесь же отслеживается безопасность персонала, ведь в заповеднике работают более полутысячи человек. Благо, в арсенале отделения появился современный прибор – спектрометр измерения человека (СИЧ), при помощи которого стало значительно легче и быстрее устанавливать уровни внутреннего накопления радиации. Допустимый уровень для персонала – 20 миллизивертов в год. В случае превышения уровня такого «нарушителя» отправляют на обязательное обследование и профилактику. От СИЧ это скрыть невозможно.
Действительно, от килограмма грибов, собранных в местном лесу, или килограмма мяса дикого кабана можно получить годовую норму внутреннего облучения. Радиометристам участка внешней дозиметрии приходится все время напоминать о радиационной обстановке зоны и загрязненности продуктов, инструктировать персонал и жителей прилегающих деревень о том, где можно ходить и чего нельзя есть. Например, яблоки и груши в оставшихся садах, мед одичавших пчел, рыба в местных прудах в десятки, а то и в сотни раз превышают допустимые уровни накопления радиации. Осенние грибы зеленки, собранные в районе Бабчина, имеют
101 060 беккерелей на килограмм сырой массы, то есть в них превышается допустимый уровень радионуклидов в 273 раза! В маслятах – в 108 раз, в белом грибе – в 40-130 раз. Но даже это не останавливает экстремальных любителей «тихой охоты».
Единственная «живая» в зоне даже зимой дорога протяженностью более 40 километров ведет в Масаны. Через пустые деревни, через молодые сосновые подлески, появившиеся уже после аварии. В 1996 году в заповеднике начала работать постоянно действующая научно-исследовательская станция, название которой досталось от бывшей деревни. Как часть научного отдела станция осуществляет метеорологические наблюдения, ведет мониторинг динамики радионуклидов в почве, воде, растительности. Необычность ее и в том, что более приближенной точки к Чернобыльской атомной станции со стороны Беларуси нет. Всего в километре – граница с Украиной. В ясную погоду, поднявшись на пожарную вышку, можно невооруженным глазом увидеть мертвый город Припять и ЧАЭС с саркофагом над 4-м энергоблоком.
Создавали станцию «Масаны» как пункт контроля за фоном в случае ЧП на АЭС. Десять лет назад Чернобыльскую атомную станцию остановили, но «Масаны» продолжают работать. Каждые 12 дней здесь меняются вахтовые бригады, они доставляют сюда чистую питьевую воду, продукты питания и медикаменты, а увозят пакеты и баночки, наполненные землей, водой и растениями – пробами из зоны, на которую выпало наибольшее количество трансурановых элементов.
Известно, что долгоживущие частицы плутония из взорванного реактора оседали в радиусе 12-15 километров. Многие поселения, оказавшись в страшном плену радиации, были закопаны. Масанам же досталась особая миссия, поэтому населенный пункт существует доселе, невзирая на то что фон гамма-излучения здесь по-прежнему высок и держится на уровне 1500 и выше микрорентген в час.
– Это место было выбрано из-за разнообразия ландшафтов и фитоценозов, – рассказывают дежурные новой смены. – Вокруг довольно широкий спектр биотопов: суходольные луга, болото, березняки, сосняк, дубравы, река, озера.
Два специалиста станции ведут здесь круглосуточный замер фона бета- и гамма-излучений, фиксируют метеопоказания, наблюдают за пожарным состоянием лесов и пустующих деревень. Попутно исследуют донные отложения самых зараженных бессточных озер зоны – Персток и Смержин. Дальнейший путь взятых отсюда проб – в лабораторию радиационных измерений, где они пройдут тщательный химический и спектроскопический анализ. Только лабораторное исследование может показать, как глубоко проникли радионуклиды в почву, какова степень их полураспада…
Ученые прогнозируют, что максимальное накопление америция-241 в почве произойдет к 2058 году, когда распадется почти весь плутоний-241, и не без оснований связывают с этим большие опасения. «Новорожденный» трансурановый элемент альфа-излучения еще опаснее стронция и цезия, особенно если радионуклид вместе с пылью, водой или едой попадет в организм. Да и продолжительность его жизни увеличивается уже до пяти столетий.
Круг забот специалистов, несущих вахту в заповеднике, немал: кроме мониторинга за радиационной обстановкой, растительным и животным миром здесь ведутся поиски технологий по предотвращению вторичного загрязнения прилегающих территорий, по реабилитации земель, загрязненных радионуклидами, осуществляется инвентаризация природных ресурсов. Плюс поддержание гидрологического равновесия, охрана лесов от пожаров, вредителей и болезней, облесение земель, на которые воздействует ветровая и водная эрозия, охрана заповедной территории и обеспечение натуральной разновидности развития живой природы, содействие увеличению количества редких видов растений и животных. Для выполнения всего этого комплекса работ создано несколько отделов, один из которых занимается непосредственно ведением лесного хозяйства.
С бригадой лесорубов отправляемся к месту будущей делянки. С нами едет и специалист лаборатории радиационных измерений, его задача – измерить фон на месте планируемых рубок, собрать пробы разных пород деревьев: березы, ольхи, сосны, ели. Лесорубы добудут эти пробы при помощи пилы и топора. Пакеты с опилками и корой необходимо доставить в лабораторию, где и будет вынесен «приговор» местности: быть ли ей полезной для человека или долгие десятилетия оставаться нетронутой. Скорее всего, лес в этом месте будет определен годным когда-то лишь для строительных материалов и ни в коем случае для использования в качестве дровяного топлива.
Ландшафт зоны отчуждения равнинный и на первый взгляд не привлекающий внимание. Медленно текут реки под безоблачной голубизной неба, тростниковые заросли окаймляют их до самого горизонта. Ольховые рощи и бесконечные хвойные леса, перетянутые сверкающими серебром жилами ручьев и речушек. Откровенно открытых пространств здесь почти не осталось, все зарастает кустовьем, березой, сосной, осиной, дубом, превращается в дикую местность.
Это и есть метаморфоза чернобыльской земли, некогда культивированной и плодородной. И этому невозможно не удивляться. Ведь сама природа подсказывает человеку, как нужно лечить радиоактивно больную землю. В ПГРЭЗ эту территорию хотят превратить в огромный лес. Как бы там ни было, а «чернобыльскую вахту» здесь предстоит нести еще не одному поколению белорусских ученых.
Иван ЛУЖИНСКИЙ
– Посторонних в зоне быть не должно, – строго говорит мужчина в камуфляжной форме, долго изучая временное разрешение и недоверчиво вглядываясь в мое лицо. – Наш заповедник – учреждение особого режима…
Но вот шлагбаум поднят и я, проделав почти 400-километровый путь из Минска, оказываюсь в ПГРЭЗ – Полесском государственном радиационно-экологическом заповеднике. Мой сопровождающий говорит, что на этом контроль не закончен – впереди въезд в так называемую «мертвую зону» и дежурные следующего КПП еще строже. К тому же в любой момент и в любом месте может появиться служба охраны и тщательно проверить документы.
– Разве это не грустный парадокс? – вздыхает сопровождающий. – Ведь заповедники на земле создаются для того, чтобы защитить природу от присутствия человека. Здесь же все наоборот: человека оградили от природы, чтобы она ему не навредила.
Слова моего «сталкера» подтверждают придорожные знаки с обозначением радиоактивности, которые все чаще мелькают за окном автомобиля, нагоняя тоску и тревогу.
Дорогу то и дело перебегают семейки косуль и стада диких кабанов, с любопытством смотрят из сосняка безрогие в это время лоси. И мы, едва тронувшись, снова тормозим и щелкаем затворами фотоаппаратов.
А еще нам посчастливилось подсмотреть «тусовку» зубров – как раз было время подкормки этих грозных на вид свидетелей доисторических времен. В одной из дубрав, которыми всегда славилось Припятское Полесье, создан приют для переселенцев из Беловежской Пущи. Из завезенных сюда 16 зубров за 15 лет поголовье стада достигло полста – уже внесли свой вклад животные, рожденные на новой территории.
Десять лет занимается научной деятельностью в заповеднике Татьяна Дерябина. Ее, известного белорусского биолога-териолога, привлекла в первую очередь возможность очень близко наблюдать биоразнообразие зоны отчуждения. Еще бы – столько красно-
книжных представителей на одной территории! В заповеднике обнаружено 22 вида растений и около 100 видов животных, занесенных в Красный список Международного союза охраны природы и Красную книгу Республики Беларусь. Например, ятрышник шлемоносный, водяной орех, черный аист, большая белая цапля, золотистая щурка, гребенчатый тритон, болотная черепаха… Постоянно увеличивается количество основных охотничьих видов копытных, растут популяции бобра, тетерева…
– Лишь два фактора определяют в данном случае притягательность этих территорий: действенный охранный режим, который в целом остается более строгим, чем в подавляющем количестве заповедников, и снятие всех видов антропогенной нагрузки, – считает Татьяна Дерябина. – Уникальные возможности сложились для восстановления популяций тех видов животных, которые в наибольшей степени страдают от антропогенного фактора и по этой причине стали редкими, исчезающими. Это касается в первую очередь крупных хищных птиц, барсука, рыси. По мнению орнитологов, территория заповедника становится одним из крупнейших в европейском масштабе резерватом дневных хищных птиц. И уж совсем застала нас врасплох весть об увиденных не раз следах медведя. Это явный признак того, что, возможно, здесь сложились экологические условия, отвечающие потребностям существования этого крупного хищника.
«Есть ли на европейском пространстве уголок более уникальный и интересный и в то же время столь трагический по своей судьбе, чем эта заповедная территория?» – уже не одно десятилетие не перестают удивляться ученые, которым пришлось связать свою трудовую деятельность с этими местами. Четверть столетия назад на этих землях разыгралась величайшая драма, название которой – Чернобыль. Из взорвавшегося
26 апреля 1986 года реактора 4-го энергоблока Чернобыльской атомной станции на эти земли выпало около 70 процентов радиоактивных осадков. Что и стало причиной выселения с зараженной местности людей, невзирая на их многовековой уклад жизни и привязанность к родным местам. До аварии здесь проживали более
22 тысяч человек.
Но обширная обезлюдевшая территория площадью в 216 тысяч гектаров, вопреки ожиданиям, пустовала недолго. Отсутствие антропогенного фактора пробудило в природе невиданные доселе силы к возрождению, и зона отчуждения очень быстро превратилась в крупнейший резерват животного и растительного мира. Радиация, местами немыслимо высокая, не стала этому помехой, скорее даже наоборот. 96 населенных пунктов, 13 из которых были захоронены в первый послеаварийный год, обрели новых хозяев – дикие кабаны, лоси, косули и даже волки стали в них не только заглядывать, но и устраивать лежки и логова.
Радиационный фактор открыл перед учеными непочатый край работы. Спустя два года после трагических событий было принято решение создать радиационный заповедник в зоне отчуждения и разместить его научную часть и экспериментально-исследовательскую базу непосредственно в населенном пункте, жители которого были эвакуированы в срочном порядке. Этим местом стала деревня Бабчин, вернее, часть ее пустующих домов на бывшей центральной улице.
Небольшое помещение кирпичного, жарко натопленного дровами дома. Когда-то это была спальня хозяев или детская комната. Сейчас – лаборатория участка внутренней дозиметрии. У компьютера несколько специалистов обсуждают графики последних исследований. Это отделение радиационной безопасности, здесь ведется мониторинг за уровнем радиационного излучения. Данные поступают сюда с 9 реперных точек, на которые периодически выезжают дозиметристы лаборатории радиационных измерений, продолжая буквально «прощупывать» всю территорию зоны отчуждения и делая в год до тысячи проб по цезию, стронцию, плутонию.
Здесь же отслеживается безопасность персонала, ведь в заповеднике работают более полутысячи человек. Благо, в арсенале отделения появился современный прибор – спектрометр измерения человека (СИЧ), при помощи которого стало значительно легче и быстрее устанавливать уровни внутреннего накопления радиации. Допустимый уровень для персонала – 20 миллизивертов в год. В случае превышения уровня такого «нарушителя» отправляют на обязательное обследование и профилактику. От СИЧ это скрыть невозможно.
Действительно, от килограмма грибов, собранных в местном лесу, или килограмма мяса дикого кабана можно получить годовую норму внутреннего облучения. Радиометристам участка внешней дозиметрии приходится все время напоминать о радиационной обстановке зоны и загрязненности продуктов, инструктировать персонал и жителей прилегающих деревень о том, где можно ходить и чего нельзя есть. Например, яблоки и груши в оставшихся садах, мед одичавших пчел, рыба в местных прудах в десятки, а то и в сотни раз превышают допустимые уровни накопления радиации. Осенние грибы зеленки, собранные в районе Бабчина, имеют
101 060 беккерелей на килограмм сырой массы, то есть в них превышается допустимый уровень радионуклидов в 273 раза! В маслятах – в 108 раз, в белом грибе – в 40-130 раз. Но даже это не останавливает экстремальных любителей «тихой охоты».
Единственная «живая» в зоне даже зимой дорога протяженностью более 40 километров ведет в Масаны. Через пустые деревни, через молодые сосновые подлески, появившиеся уже после аварии. В 1996 году в заповеднике начала работать постоянно действующая научно-исследовательская станция, название которой досталось от бывшей деревни. Как часть научного отдела станция осуществляет метеорологические наблюдения, ведет мониторинг динамики радионуклидов в почве, воде, растительности. Необычность ее и в том, что более приближенной точки к Чернобыльской атомной станции со стороны Беларуси нет. Всего в километре – граница с Украиной. В ясную погоду, поднявшись на пожарную вышку, можно невооруженным глазом увидеть мертвый город Припять и ЧАЭС с саркофагом над 4-м энергоблоком.
Создавали станцию «Масаны» как пункт контроля за фоном в случае ЧП на АЭС. Десять лет назад Чернобыльскую атомную станцию остановили, но «Масаны» продолжают работать. Каждые 12 дней здесь меняются вахтовые бригады, они доставляют сюда чистую питьевую воду, продукты питания и медикаменты, а увозят пакеты и баночки, наполненные землей, водой и растениями – пробами из зоны, на которую выпало наибольшее количество трансурановых элементов.
Известно, что долгоживущие частицы плутония из взорванного реактора оседали в радиусе 12-15 километров. Многие поселения, оказавшись в страшном плену радиации, были закопаны. Масанам же досталась особая миссия, поэтому населенный пункт существует доселе, невзирая на то что фон гамма-излучения здесь по-прежнему высок и держится на уровне 1500 и выше микрорентген в час.
– Это место было выбрано из-за разнообразия ландшафтов и фитоценозов, – рассказывают дежурные новой смены. – Вокруг довольно широкий спектр биотопов: суходольные луга, болото, березняки, сосняк, дубравы, река, озера.
Два специалиста станции ведут здесь круглосуточный замер фона бета- и гамма-излучений, фиксируют метеопоказания, наблюдают за пожарным состоянием лесов и пустующих деревень. Попутно исследуют донные отложения самых зараженных бессточных озер зоны – Персток и Смержин. Дальнейший путь взятых отсюда проб – в лабораторию радиационных измерений, где они пройдут тщательный химический и спектроскопический анализ. Только лабораторное исследование может показать, как глубоко проникли радионуклиды в почву, какова степень их полураспада…
Ученые прогнозируют, что максимальное накопление америция-241 в почве произойдет к 2058 году, когда распадется почти весь плутоний-241, и не без оснований связывают с этим большие опасения. «Новорожденный» трансурановый элемент альфа-излучения еще опаснее стронция и цезия, особенно если радионуклид вместе с пылью, водой или едой попадет в организм. Да и продолжительность его жизни увеличивается уже до пяти столетий.
Круг забот специалистов, несущих вахту в заповеднике, немал: кроме мониторинга за радиационной обстановкой, растительным и животным миром здесь ведутся поиски технологий по предотвращению вторичного загрязнения прилегающих территорий, по реабилитации земель, загрязненных радионуклидами, осуществляется инвентаризация природных ресурсов. Плюс поддержание гидрологического равновесия, охрана лесов от пожаров, вредителей и болезней, облесение земель, на которые воздействует ветровая и водная эрозия, охрана заповедной территории и обеспечение натуральной разновидности развития живой природы, содействие увеличению количества редких видов растений и животных. Для выполнения всего этого комплекса работ создано несколько отделов, один из которых занимается непосредственно ведением лесного хозяйства.
С бригадой лесорубов отправляемся к месту будущей делянки. С нами едет и специалист лаборатории радиационных измерений, его задача – измерить фон на месте планируемых рубок, собрать пробы разных пород деревьев: березы, ольхи, сосны, ели. Лесорубы добудут эти пробы при помощи пилы и топора. Пакеты с опилками и корой необходимо доставить в лабораторию, где и будет вынесен «приговор» местности: быть ли ей полезной для человека или долгие десятилетия оставаться нетронутой. Скорее всего, лес в этом месте будет определен годным когда-то лишь для строительных материалов и ни в коем случае для использования в качестве дровяного топлива.
Ландшафт зоны отчуждения равнинный и на первый взгляд не привлекающий внимание. Медленно текут реки под безоблачной голубизной неба, тростниковые заросли окаймляют их до самого горизонта. Ольховые рощи и бесконечные хвойные леса, перетянутые сверкающими серебром жилами ручьев и речушек. Откровенно открытых пространств здесь почти не осталось, все зарастает кустовьем, березой, сосной, осиной, дубом, превращается в дикую местность.
Это и есть метаморфоза чернобыльской земли, некогда культивированной и плодородной. И этому невозможно не удивляться. Ведь сама природа подсказывает человеку, как нужно лечить радиоактивно больную землю. В ПГРЭЗ эту территорию хотят превратить в огромный лес. Как бы там ни было, а «чернобыльскую вахту» здесь предстоит нести еще не одному поколению белорусских ученых.
Иван ЛУЖИНСКИЙ
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
