Павел Родионов: Либо хорошо, либо ничего
Реакция на смерть Евгения Пригожина оказалась, с одной стороны, предсказуемой. С другой – весьма неожиданной
Многие аналитики что в Европе, что в США, как попки, словно по команде, повторяли, пусть и в разных интерпретациях, один и тот же посыл - авиакатастрофа под Тверью дело рук Кремля. Версия, ничего не скажешь, очень соблазнительная для наших многочисленных «друзей». Но абсолютно не состоятельная. Ее уничтожает элементарная логика. За несколько дней до катастрофы Пригожин вернулся из Африки – никто не мешал убрать его там, свалив все на банды местных боевиков, которых там видимо-невидимо. Но делать это посреди белого дня, в российском небе, рядом с Москвой, да еще так, чтобы взорвать информпространство – нелепица полная. Это во-первых. Во-вторых, Путин, если бы он действительно того хотел, мог разобраться с Пригожиным сразу после мятежа «Вагнера». И упечь его за решетку на многие годы, причем абсолютно в рамках закона. Но вместо этого он, насколько известно, дал слово Пригожину не преследовать его. А мы знаем, что слово свое, тем более, данное публично, он держит всегда. Мстительность – вообще его не стиль. Такая подлая, тем более, с подложенной в самолет бомбой – именно эту версию следствие сейчас отрабатывает в качестве основной. И сама реакция президента на трагедию стала совершено последовательной. Как православный христианин, он отдал должное прежним заслугам Пригожина перед Родиной, назвав того человеком сложной судьбы, допускавшим серьезные ошибки в жизни, но при этом, сделавшим «много для общего дела, как в эти последние месяцы». И ни слова о мятежной выходке «Вагнера», которая реально могла обернуться кровавой смутой. О покойных – либо хорошо, либо ничего. Президент, как человек чести, остался верен этой заповеди. Хотя мятеж был ни чем, иным, как предательством, ударом в спину – и стране, и президенту. И кто бы что ни рассказывал, наверняка, именно его, Путина, слово, смогло тогда остановить бунтовщиков.
И тот, кто устроил катастрофу в небе над Тверской областью, вероятно, прежде всего, и рассчитывал разыграть как раз «кремлевскую» версию.
Что удивило – во многих городах сразу после трагедии стали появляться стихийные мемориалы с портретами Евгения Пригожина. Таких мемориалов не было почему-то в память о погибших российских летчиках, чьи самолеты были сбиты «вагнеровцами» во время мятежа. Боевых заслуг «музыкантов» на фронте СВО никто не оспаривает. Но ведь сам Пригожин в атаки не ходил. Таланливый бизнесмен и менеджер он создал эффективную военную структуру. Правда, цепляют цифры потерь. Только в боях за Артемовск ЧВК потеряла 20 тысяч человек только убитыми. Эту цифру называл сам Пригожин. Если бы регулярная армия наступала такими же «темпами», то, боюсь, сейчас в самом разгаре была бы уже вторая волна мобилизации. И это тоже необходимо учитывать, ради объективности хотя бы.