ЗА ВЕРУ И ОТЕЧЕСТВО
«Выше закона – Любовь, выше права – Милость, а выше справедливости – Прощение» Буквально накануне, 4 декабря, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершал торжественное богослужение в Московском Кремле – в честь праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, с чем и поздравил сердечно всех россиян. Выглядел он, как всегда, степенным и бодрым, излучал тепло и добро, своим негромким, но искренним голосом вселял в людей уверенность, силу, надежду... А на другой день из резиденции Переделкино, где российский Первосвятитель проживал все последние годы, пришла горестная весть – 15-го Предстоятеля Русской православной церкви Алексия II не стало...
«Выше закона – Любовь, выше права – Милость, а выше справедливости – Прощение»
Буквально накануне, 4 декабря, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершал торжественное богослужение в Московском Кремле – в честь праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, с чем и поздравил сердечно всех россиян. Выглядел он, как всегда, степенным и бодрым, излучал тепло и добро, своим негромким, но искренним голосом вселял в людей уверенность, силу, надежду... А на другой день из резиденции Переделкино, где российский Первосвятитель проживал все последние годы, пришла горестная весть – 15-го Предстоятеля Русской православной церкви Алексия II не стало... Глубину столь тяжелой утраты нам еще предстоит осознать. Но уже сегодня совершенно ясно одно: имя человека, ниспосланного нам в трудные и противоречивые времена Самим Господом Богом, навсегда войдет в историю не только России, но и всего человечества, станет еще одним благодатным символом истинной веры.
Через два с небольшим месяца российский православный люд собирался поздравлять своего Предстоятеля со знаменательной датой: 23 февраля 2009 года Патриарху Алексию II должно было исполниться 80 лет. К этой дате мы готовили юбилейную книгу о жизненном пути Святейшего Патриарха Алексия с дней его юности до настоящего времени. В нее вошли беседы с Патриархом Алексием, которые мы вели в течение последних десяти лет жизни Святейшего. Сегодня читатели газеты «Союзное вече» имеют исключительную возможность ознакомиться с некоторыми фрагментами этих бесед.
– Ваше Святейшество! В силу своего особого положения Вы все время на виду, но тем не менее многое в вашей жизни и биографии все же остается малоизвестным. В том числе и происхождение, и непривычная для русского уха фамилия – Ридигер...
– Конечно. В нашей семейной истории был случай, о котором мы мало кому рассказывали. Я ведь мог погибнуть вместе с мамой, еще не родившись...
Незадолго до моего рождения мама по общественным делам должна была отправиться за город. Но в самый последний момент из-за отсутствия билетов ей отказали в посадке на уходящий автобус. Она очень просила, даже требовала, да все напрасно. Пришлось отложить поездку на день до следующего рейса. Когда же мама вновь пришла на автостанцию, то узнала, что предыдущий автобус попал в аварию, и все пассажиры погибли… Был и другой случай во время войны, когда наш дом разбомбили, а мы по чистой случайности в эту ночь ночевали в другом месте. Женщина, которая оставалась в доме, была убита.
– Даже неверующие люди придают такого рода случаям большое значение. Правда, называют это не Божьей волей, а судьбой, роком, находят едва ли не во всем происходящем какие-либо предзнаменования. Как Вы к этому относитесь?
– Тут очень легко скатиться в суеверия. Вообще без настоящей веры человек блуждает в жизни как в потемках и зачастую сам себе создает массу ложных ориентиров: разнообразные приметы, вещие сны, гадания, предзнаменования...
– Но ведь и у Вас в жизни, говорят, было предсказание судьбы?
– Говорят... Сам я точно этого не помню. Будто бы, когда я был мальчиком, валаамские старцы нечто такое мне предсказывали. Как-то игумен Харитон попросил меня подержать свою митру. Я взял ее в руки, а он говорит: «Вырастешь, Алешенька, сам такую будешь носить». Знаете, отношение к подобным вещам должно быть личным, осторожным. Если Богу угодно что-то открыть тебе, Он сделает это так, что ты сразу поймешь. А когда человек сам навыдумывает себе массу каких-то примет и ни на чем не основанных правил, запретов, это чистейшей воды суеверия, даже если случаются они в церковных стенах. Чего только ни придумывают! Какой рукой свечку следует передавать. Или – нельзя одну свечку от другой зажигать, чтобы чужую беду не подхватить. И много чего еще в таком же духе. Все это вымысел и никакого отношения к вере не имеет.
– Еще говорят, что если человек потеряет нательный крестик – надо ждать беды...
– Это тоже я отношу к суевериям. Не считаю, что если кому-то случилось потерять свой крестик, то с ним непременно должно произойти что-то нехорошее. Крестик можно ведь и возобновить. Хотя, разумеется, жаль лишаться своего крестильного креста: он ведь имеет особое значение. Мне, например, мама разрешила постоянно носить этот крестик только в шестнадцатилетнем возрасте. Это случилось после того, как я, будучи старшим иподиаконом, выполнил очень важное и непростое послушание: готовил к освящению и первому после гитлеровской оккупации богослужению Александро-Невский собор. Вот тогда она сняла с домашней иконы Казанской Божией Матери мой крестик и надела мне на шею. Он и сейчас на мне.
– Готовили ли Ваши родители Вас к священническому служению?
– Разумеется, этому способствовал семейный настрой. Я единственный сын у родителей. У нас была очень дружная семья, которую объединял особый дух православной церковности. Это такое состояние, когда жизнь неотделима от храма Божия и сама семья, говоря словами апостола Павла, становится «домашней церковью». Помню не испытываемое доселе волнение и одновременно ни с чем не сравнимый восторг, которые овладели мной однажды зимой в храме, когда мне доверили разливать крещенскую воду. Это стало первым моим послушанием и произошло... в возрасте шести лет. С тех пор я твердо знал: стану священником и никем иным! Разумеется, к такому выбору подвели меня мои бесценные родители.
Духовную академию я окончил в 1953 году уже священником: 15 апреля 1950 года состоялось мое рукоположение во диакона, а через день, 17 апреля, – во пресвитера с назначением настоятелем Богоявленского храма в Йыхви, небольшом шахтерском городке Эстонии. Так что заканчивать академию пришлось экстерном: за сочинение о богословском творчестве ректора Санкт-Петербургской Духовной школы начала XIX века святителя Филарета (Дроздова) мне было присвоено звание кандидата богословия.
– Чем была вызвана необходимость Вашего перехода на заочное обучение?
– Нехваткой образованных священников в храмах, на приходах Эстонии в послевоенное время. Уже на первом курсе Ленинградской Духовной академии меня призвал митрополит Григорий. После скоропостижной кончины епископа Исидора он временно управлял и Таллинской епархией. Митрополит Григорий, объяснив ситуацию, предложил мне три места служения на выбор: вторым священником в родной для меня Александро-Невский собор, настоятелем Екатерининской церкви в Пярну или настоятелем Богоявленской церкви в небольшой шахтерский городок Йыхви. Я выбрал последнее. Церковь в Йыхви – как раз на полпути между Таллином и Ленинградом. И до родителей близко, и до академии, куда следовало ездить на сессии.
– Молодость – это непременное желание доказать всему миру и, конечно же, себе лично собственную неповторимость, свой, если желаете, революционный настрой по отношению ко всему окружающему и всему происходящему вокруг. Вспомните, пожалуйста, себя двадцатилетнего: неужели Вами никогда не овладевал так называемый дух бунтарства? А если овладевал, то что Вы в такие моменты предпринимали?
– Молодость – самый активный, а потому, наверное, самый прекрасный период в жизни каждого человека. Конечно, я помню себя и двадцатилетним, и всякое, несомненно, бывало. Например, мотогонками увлекался, обожал скорость... Любил одноклассницу и, смею надеяться, был любим... Бунтовать, наверное, тоже хотелось, особенно в студенческие годы – после Духовной семинарии я сразу перешел учиться в Духовную академию. На многое открывались глаза. Вокруг ведь шумел-строился коммунизм, и мы, хотя и жили за церковной оградой, в определенной мере невольно были участниками этого абсурдного, особенно с церковной точки зрения, процесса.
– В чем же его абсурдность? Ведь существовало даже такое, вполне академическое понятие, как «научный коммунизм». Ясно, что в семинарии и Духовной академии Вам эту дисциплину не преподавали, Господь Вас охранил и от тягостных экзаменов по этой «науке», но Вы, как человек молодой, любознательный и пытливый, могли бы и поинтересоваться, что это такое, раз оно все-таки существует рядом!..
– Интересовался... И был весьма удручен самим фактом существования подобного лжеучения. Понимаете, мечта о создании рая на земле в той ли иной степени интенсивности периодически овладевает людьми. Сама по себе мечта о рае на нашей планете, с моей точки зрения, свидетельствует только о безграничном потенциале добра, изначально заложенном в человеке Богом. Идея построения коммунизма – одна из разновидностей этой мечты. В то же время попытки реализовать эту мечту свидетельствуют о полном незнании людьми Божественного откровения. Знание же о нем и сопротивление воле Божией является проявлением зла. В разные времена под эту мечту подводились самые невероятные фундаменты, в том числе и марксизм, и порожденный им и греховным властолюбием большевизм. Неопровержимые законы Божественного Промысла привели к тому, что попытки осуществления коммунистической мечты выродились сначала в тоталитарное насилие, а затем, по мере естественной усталости идеологической империи, в идею построения коммунизма – земного рая! – «в отдельно взятой стране». Причем в качестве последнего основания сомнительной идее пришлось воспользоваться Заповедями Божьими, которые были оскорбительно переформулированы в «моральный кодекс строителя коммунизма». Желание заменить собой Бога, стать вершителями судеб всего мироздания, человечества или даже отдельного человека Господь всегда посрамлял. Посрамит он и новые попытки подобного рода.
– По-Вашему, рецидив попытки «создания рая» на нашей грешной земле все еще возможен?
– Несомненно. Дайте только срок – и оглянуться не успеем, как подрастут новые поколения «возмутителей покоя» – хотя где он, покой, в сегодняшнем мире? Едва отдышится человечество от недавнего коммунистического угара, как свежеиспеченные борцы за «райскую жизнь на земле» вновь примутся за свое. На какой бы основе – политической, националистической, технократической, экономической – ни строилась грядущая вавилонская башня, ее опять разрушит человеческая греховность, победить которую без Господа нашего Иисуса Христа мы не в силах.
– Вам мечталось, хотя бы во сне, о тех временах, когда «оковы тяжкие падут» и церковная жизнь в России станет свободной?
– Была не мечта, а уверенность, что нечто подобное когда-нибудь произойдет. Буду я в тот момент на земле или перейду в мир иной – не столь для меня было важно. Просто я понимал, что тысячелетнее христианство на Русской земле не сможет поглотить даже самая жестокая богоборческая власть. Ибо Бог не мог оставить свой народ, столь возлюбивший Его в своей прежней истории. И в дальнейшей своей пастырской деятельности, не видя десятилетиями просвета, мы не оставляли молитв и надежды – сверх надежды верили с надеждою, по выражению апостола Павла (см.: Рим. 4, 18). Мы ведь знали историю человечества и не сомневались в любви Бога к сынам Его. Из этих знаний мы черпали уверенность, что времена испытаний и господства тьмы когда-нибудь непременно кончатся. Слава Господу нашему Иисусу Христу, что люди и власти поняли наконец: вести войну с Церковью и с верой – все равно что вести ее со своей собственной совестью и душой.
– Но как же Хрущев с его маниакальным стремлением построить через двадцать лет в Советском Союзе коммунизм и ни одного священнослужителя к тому времени в стране не оставить?
– Парадоксально, однако в обстановке официального воинствующего атеизма государственная власть в то время не только не препятствовала развитию межцерковных связей как внутри СССР, так и за его пределами, но, наоборот, проявляла к этому повышенный интерес. Конечно, это не было отступлением Хрущева от своей цели, а скорее являлось вполне продуманным тактическим приемом.
– Ваше Святейшество, а что такое миротворчество, с точки зрения верующего человека?
– Миротворчество – это то, что спасает от гибели священный дар жизни. В советские времена миротворческое движение представляло собой нравственную силу, которая независимо от часто далеких друг от друга политических идеалов его участников, с помощью Божией была способна предотвратить ядерный Армагеддон человечества. Миротворчество отнесено Господом нашим к высшим духовным ценностям, следование которым приводит к небесному блаженству. Блаженны миротворцы, возвестил Спаситель в Нагорной проповеди, ибо они будут наречены сынами Божиими (Мф. 5, 9). Церковь, являющаяся, по апостолу, столпом и утверждением истины (1 Тим. 3, 15), призвана вести народ Божий к Вечной жизни и спасению, и миротворчество, включающее в себя заповедь Иисуса Христа о служении примирения (2 Кор. 5, 18), изначально и незыблемо входит в ее священную миссию.
– Как же Вам удавалось совмещать столько обязанностей: быть и Управляющим делами Московской патриархии, и по международной линии активно работать, да еще и о родной епархии не забывать? Как находили время на все, откуда черпали силы?
– Еще я был председателем Учебного комитета Московской патриархии, приходилось решать кадровую проблему, которая в тот период стояла особенно остро. Силы на все мне Бог давал, я черпал их в молитве. Но то время для меня было и вправду «горячим». Долгие годы, не имея московской прописки, я должен был ночевать в гостиницах. При этом каждый месяц, согласно какому-то плохо объяснимому правилу, приходилось переезжать из одной гостиницы в другую. Так вот и перемещался из «Советской» в «Украину» и обратно. Переезды были всегда утомительны: ведь за месяц и книги приобретаешь, и обрастаешь вещами какими-то… Поэтому я все свозил в свой кабинет сначала на улице Рылеева, а затем в Чистом переулке. Там все мое добро и хранилось годами. При этом я каждый месяц, а то и не раз, непременно выезжал в Таллин, где решал насущные епархиальные вопросы и проводил богослужения.
В какой-то момент поймал себя на мысли, что мной утрачено чувство дома! Я даже считал, что 36-й поезд, который курсирует между Таллином и Москвой, и есть мой дом. Кто-то подсчитал, что за это время я провел в дороге два с половиной года. Можно сказать, что я жил жизнью монгольских кочевников! Кочевал в буквальном смысле… Но с другой стороны, признаюсь, я с радостью ждал этих часов в поезде, когда можно было спокойно почитать и побыть наедине с собой.
– Ваше Святейшество! За 200 с лишним лет «чистого времени» патриаршества на Руси Вы – пятнадцатый Предстоятель Русской православной церкви. Ощущается ли Вами историческая связь с предшественниками?
– Такая связь существует, и она ощущается мной постоянно. Откровенно скажу: патриарший крест нелегкий. Потому что это прежде всего ответственность за Церковь, за ее сегодняшний день и будущее. Вдвойне непростое служение у Предстоятеля, когда оно приходится на эпоху стремительных общественных изменений, только с помощью Божьей можно его совершать. Так было всегда, начиная с первого русского Патриарха – Святейшего Иова. Так было на протяжении всей истории Русской православной церкви, которая неотделимыми узами связана с историей Российского государства.
– Ваше Святейшество, в чем же, на Ваш взгляд, состоит историческая сущность церковного разделения и его преодоления?
– Революция 1917 года и гражданская война, когда восстали брат на брата и дети на родителей, разделили наш народ на многие десятилетия. Миллионы соотечественников оказались тогда за пределами родины. Трагично сложилась в ХХ веке жизнь нашего народа и в Отчизне, и за ее пределами. И такой же оказалась судьба Русской церкви, которая никогда не отделяла себя от народа, а всегда была с ним во всех горестях и печалях. Церковь в Отчизне пережила гонения, невиданные ранее по масштабу и жестокости.
Но и судьба наших соотечественников, оказавшихся за рубежом, тоже была драматичной. Оторванные от Родины, зачастую лишенные средств к существованию, они тем не менее с великой любовью создавали приходы, церкви, сохраняя свою неразрывную духовную связь с Отчизной. С самых первых дней архиереи и духовенство Русской церкви, оказавшиеся за рубежом, видели свою миссию в окормлении этих сотен тысяч русских изгнанников. И с самых первых дней, начиная с Архиерейского собора в Сермски-Карловцах в Сербии в 1921 году, русское духовенство за рубежом осознавало себя как часть единой Русской православной церкви, которая лишь временно, в силу трагических обстоятельств, оказалась оторванной от Матери-Церкви. Об этом ясно и отчетливо говорил и Первоиерарх Русской православной церкви за рубежом митрополит Антоний Храповицкий.
Наше разделение, таким образом, никогда не имело глубинных богословских или церковно-исторических причин. Оно было вызвано причинами социально-политическими. И когда наступило время перемен, когда рухнула атеистическая советская власть, когда прекратились гонения на Русскую церковь в Отечестве, а она стала свободной, исчезли и сами причины разделения.
– Почему же объединение с Русской православной церковью за рубежом (РПЦЗ) произошло не десять – пятнадцать лет назад, когда уже очевидны были эти перемены?
– Многие, в том числе и Первоиерарх митрополит Виталий, были настолько утверждены в собственных представлениях о том, что Церковь в Отечестве до сих пор является гонимой, до сих пор преследуется, что им было крайне сложно, а подчас и невозможно воспринять новые реалии церковной жизни в России. Так что сознание, что произошли такие перемены, обреталось постепенно.
– Ваше Святейшество, а в те годы, когда нынешние события были еще очень далеки, Вы сами верили в возможность такого объединения?
– В свое время я прислуживал в церкви у отца Александра Киселева, известного священника Русской православной церкви за рубежом, хорошо знал его лично. Я общался со многими представителями Русской зарубежной церкви, с людьми, которые знали митрополита Антония Храповицкого. И все церковные люди, с которыми мне приходилось общаться, верили в будущее духовное возрождение и в будущее России. И у меня никогда не было сомнений, что когда-нибудь это произойдет.
В Церкви любое объединение – это исполнение завета Спасителя «да все едины будут». Укреплять всеправославное единство – наш долг. И особенно сегодня, в период глобализации, когда столь необходимо сохранять свою отеческую веру, свои традиции, свою культуру.
Сегодня мы можем сказать, что не только наши чаяния, но и надежды миллионов русских людей наконец-то сбылись.
Слава Богу за все!
– Скажите, пожалуйста, а что Вы делаете, когда вдруг понимаете, что не правы? Все мы люди. С Вами бывает такое?
– Бывает. Никто не безгрешен. Все ошибаются.
– И что же – Вас трудно в чем-либо переубедить?
– Если я понимаю, что ошибаюсь, то переубедить меня возможно.
– Что Вы относите к самым большим достоинствам человеческой личности?
– Достоинство человека есть прежде всего проявление его духовной силы, противостоящей стихиям мира. Поэтому высшее достоинство можно определить как самопреодоление ради Христа, как власть духа – высшего начала в человеке – над душой и телом, над обстоятельствами жизни. Человек достойный должен преодолевать в себе низменное начало, грозящее превратить его в игралище страстей и стихий века сего. Таким образом, самым большим, на мой взгляд, достоинством человека является непрестанная решимость следовать Божиим заповедям и предпринимаемые для этого духовные усилия.
– Да не покажется Вам это нескромным, но могли бы Вы назвать человеческое качество, которое считаете своим главным достоинством?
– Думаю, это терпение. Когда-то в Эстонии я посетил Музей Барклая де Толли, героя Отечественной войны 1812 года. На его гербе прочитал девиз: «Верность и терпение». Он мне очень понравился. Я полагаю, что верность своему долгу и терпение – это именно то, что должно быть во мне всегда.
– Есть ли такая черта характера, которую Вы могли бы назвать своим недостатком?
– Пожалуй, раздражительность. Но с годами я этот главный свой недостаток все-таки преодолеваю. Этому в немалой мере способствовало и неизгладимое впечатление, которое произвело на меня обретение честных мощей преподобного Серафима Саровского. Он учил нас стяжанию благодати Святого Духа, которая освящает, спасает и укрепляет каждого, кто с верой и упованием обращается к Богу.
– А каких недостатков в характере человека должен, на Ваш взгляд, избегать Предстоятель Церкви?
– На долю Предстоятеля приходится огромное количество обязательств, которые он должен исполнять. Большинство из них связано с непосредственным, каждодневным и зачастую ежечасным общением с людьми различного ранга и положения. На мой взгляд, в такой ситуации Предстоятель Церкви в первую очередь должен избегать раздражительности и гневливости, ибо эти кажущиеся незначительными пороки могут стать причиной скоропалительных и, возможно, даже несправедливых решений, которые будут отягощать совесть, а в худшем случае даже могут принести вред душам многих людей.
Не меньшую опасность таят в себе грехи тщеславия и любоначалия, могущие превратить дело служения Церкви и людям в поиск земных почестей и власти. Служение епископа должно быть каждодневным умиранием во имя своей паствы. «Пусть имя мое погибнет в истории, лишь бы Церкви была польза», – говорил один из всероссийских Патриархов в страшные годы гонений. Нужно всегда помнить, что суета неизбежно разобьется о твердыню жизни, а верность Богу и жертвенное служение Его Церкви пребывают вовек.
– Вы могли бы поделиться своими личными ощущениями от Патриаршего служения?
– Что касается моего личного ощущения от Патриаршего служения, то определяется оно одной простой церковной заповедью: «На крест не просятся, но и с креста не бегают». Cкажу по секрету: главное для меня все-таки не исполнение административных обязанностей, пусть даже на самом высоком уровне, а пастырское окормление своих «словесных овец», своего народа. Основа этого служения – совершение Божественной службы у престола Господня – занимает самое важное место в моей жизни, дает силы нести все остальные послушания.
– Существует ли для Вас сегодня проблема, решить которую Вам пока не по силам и которая мучает Вас ежедневно и еженощно?
– Есть такие проблемы, их, к сожалению, немало. Но самый тревожный вопрос: какую Россию мы, старшее поколение, оставим своим потомкам?
– О чем Вы молитесь чаще всего, Ваше Святейшество?
– Молюсь, чтобы Господь дал нам быстрее понять, что выше Закона может быть только Любовь, выше права – лишь Милость, а выше Справедливости – лишь Прощение.
– А как Вы обозначите роль Церкви?
– Церковь всегда была со своим народом – в радостях и в испытаниях. Так было и так будет. Церковь неизменно помогала духовному становлению народа, указывая ему нравственные ориентиры. И я верю, что наш народ вернется к отеческой вере и построит себе достойное будущее.
Валерий КОНОВАЛОВ,
Михаил СЕРДЮКОВ
Буквально накануне, 4 декабря, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершал торжественное богослужение в Московском Кремле – в честь праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, с чем и поздравил сердечно всех россиян. Выглядел он, как всегда, степенным и бодрым, излучал тепло и добро, своим негромким, но искренним голосом вселял в людей уверенность, силу, надежду... А на другой день из резиденции Переделкино, где российский Первосвятитель проживал все последние годы, пришла горестная весть – 15-го Предстоятеля Русской православной церкви Алексия II не стало... Глубину столь тяжелой утраты нам еще предстоит осознать. Но уже сегодня совершенно ясно одно: имя человека, ниспосланного нам в трудные и противоречивые времена Самим Господом Богом, навсегда войдет в историю не только России, но и всего человечества, станет еще одним благодатным символом истинной веры.
Через два с небольшим месяца российский православный люд собирался поздравлять своего Предстоятеля со знаменательной датой: 23 февраля 2009 года Патриарху Алексию II должно было исполниться 80 лет. К этой дате мы готовили юбилейную книгу о жизненном пути Святейшего Патриарха Алексия с дней его юности до настоящего времени. В нее вошли беседы с Патриархом Алексием, которые мы вели в течение последних десяти лет жизни Святейшего. Сегодня читатели газеты «Союзное вече» имеют исключительную возможность ознакомиться с некоторыми фрагментами этих бесед.
– Ваше Святейшество! В силу своего особого положения Вы все время на виду, но тем не менее многое в вашей жизни и биографии все же остается малоизвестным. В том числе и происхождение, и непривычная для русского уха фамилия – Ридигер...
– Конечно. В нашей семейной истории был случай, о котором мы мало кому рассказывали. Я ведь мог погибнуть вместе с мамой, еще не родившись...
Незадолго до моего рождения мама по общественным делам должна была отправиться за город. Но в самый последний момент из-за отсутствия билетов ей отказали в посадке на уходящий автобус. Она очень просила, даже требовала, да все напрасно. Пришлось отложить поездку на день до следующего рейса. Когда же мама вновь пришла на автостанцию, то узнала, что предыдущий автобус попал в аварию, и все пассажиры погибли… Был и другой случай во время войны, когда наш дом разбомбили, а мы по чистой случайности в эту ночь ночевали в другом месте. Женщина, которая оставалась в доме, была убита.
– Даже неверующие люди придают такого рода случаям большое значение. Правда, называют это не Божьей волей, а судьбой, роком, находят едва ли не во всем происходящем какие-либо предзнаменования. Как Вы к этому относитесь?
– Тут очень легко скатиться в суеверия. Вообще без настоящей веры человек блуждает в жизни как в потемках и зачастую сам себе создает массу ложных ориентиров: разнообразные приметы, вещие сны, гадания, предзнаменования...
– Но ведь и у Вас в жизни, говорят, было предсказание судьбы?
– Говорят... Сам я точно этого не помню. Будто бы, когда я был мальчиком, валаамские старцы нечто такое мне предсказывали. Как-то игумен Харитон попросил меня подержать свою митру. Я взял ее в руки, а он говорит: «Вырастешь, Алешенька, сам такую будешь носить». Знаете, отношение к подобным вещам должно быть личным, осторожным. Если Богу угодно что-то открыть тебе, Он сделает это так, что ты сразу поймешь. А когда человек сам навыдумывает себе массу каких-то примет и ни на чем не основанных правил, запретов, это чистейшей воды суеверия, даже если случаются они в церковных стенах. Чего только ни придумывают! Какой рукой свечку следует передавать. Или – нельзя одну свечку от другой зажигать, чтобы чужую беду не подхватить. И много чего еще в таком же духе. Все это вымысел и никакого отношения к вере не имеет.
– Еще говорят, что если человек потеряет нательный крестик – надо ждать беды...
– Это тоже я отношу к суевериям. Не считаю, что если кому-то случилось потерять свой крестик, то с ним непременно должно произойти что-то нехорошее. Крестик можно ведь и возобновить. Хотя, разумеется, жаль лишаться своего крестильного креста: он ведь имеет особое значение. Мне, например, мама разрешила постоянно носить этот крестик только в шестнадцатилетнем возрасте. Это случилось после того, как я, будучи старшим иподиаконом, выполнил очень важное и непростое послушание: готовил к освящению и первому после гитлеровской оккупации богослужению Александро-Невский собор. Вот тогда она сняла с домашней иконы Казанской Божией Матери мой крестик и надела мне на шею. Он и сейчас на мне.
– Готовили ли Ваши родители Вас к священническому служению?
– Разумеется, этому способствовал семейный настрой. Я единственный сын у родителей. У нас была очень дружная семья, которую объединял особый дух православной церковности. Это такое состояние, когда жизнь неотделима от храма Божия и сама семья, говоря словами апостола Павла, становится «домашней церковью». Помню не испытываемое доселе волнение и одновременно ни с чем не сравнимый восторг, которые овладели мной однажды зимой в храме, когда мне доверили разливать крещенскую воду. Это стало первым моим послушанием и произошло... в возрасте шести лет. С тех пор я твердо знал: стану священником и никем иным! Разумеется, к такому выбору подвели меня мои бесценные родители.
Духовную академию я окончил в 1953 году уже священником: 15 апреля 1950 года состоялось мое рукоположение во диакона, а через день, 17 апреля, – во пресвитера с назначением настоятелем Богоявленского храма в Йыхви, небольшом шахтерском городке Эстонии. Так что заканчивать академию пришлось экстерном: за сочинение о богословском творчестве ректора Санкт-Петербургской Духовной школы начала XIX века святителя Филарета (Дроздова) мне было присвоено звание кандидата богословия.
– Чем была вызвана необходимость Вашего перехода на заочное обучение?
– Нехваткой образованных священников в храмах, на приходах Эстонии в послевоенное время. Уже на первом курсе Ленинградской Духовной академии меня призвал митрополит Григорий. После скоропостижной кончины епископа Исидора он временно управлял и Таллинской епархией. Митрополит Григорий, объяснив ситуацию, предложил мне три места служения на выбор: вторым священником в родной для меня Александро-Невский собор, настоятелем Екатерининской церкви в Пярну или настоятелем Богоявленской церкви в небольшой шахтерский городок Йыхви. Я выбрал последнее. Церковь в Йыхви – как раз на полпути между Таллином и Ленинградом. И до родителей близко, и до академии, куда следовало ездить на сессии.
– Молодость – это непременное желание доказать всему миру и, конечно же, себе лично собственную неповторимость, свой, если желаете, революционный настрой по отношению ко всему окружающему и всему происходящему вокруг. Вспомните, пожалуйста, себя двадцатилетнего: неужели Вами никогда не овладевал так называемый дух бунтарства? А если овладевал, то что Вы в такие моменты предпринимали?
– Молодость – самый активный, а потому, наверное, самый прекрасный период в жизни каждого человека. Конечно, я помню себя и двадцатилетним, и всякое, несомненно, бывало. Например, мотогонками увлекался, обожал скорость... Любил одноклассницу и, смею надеяться, был любим... Бунтовать, наверное, тоже хотелось, особенно в студенческие годы – после Духовной семинарии я сразу перешел учиться в Духовную академию. На многое открывались глаза. Вокруг ведь шумел-строился коммунизм, и мы, хотя и жили за церковной оградой, в определенной мере невольно были участниками этого абсурдного, особенно с церковной точки зрения, процесса.
– В чем же его абсурдность? Ведь существовало даже такое, вполне академическое понятие, как «научный коммунизм». Ясно, что в семинарии и Духовной академии Вам эту дисциплину не преподавали, Господь Вас охранил и от тягостных экзаменов по этой «науке», но Вы, как человек молодой, любознательный и пытливый, могли бы и поинтересоваться, что это такое, раз оно все-таки существует рядом!..
– Интересовался... И был весьма удручен самим фактом существования подобного лжеучения. Понимаете, мечта о создании рая на земле в той ли иной степени интенсивности периодически овладевает людьми. Сама по себе мечта о рае на нашей планете, с моей точки зрения, свидетельствует только о безграничном потенциале добра, изначально заложенном в человеке Богом. Идея построения коммунизма – одна из разновидностей этой мечты. В то же время попытки реализовать эту мечту свидетельствуют о полном незнании людьми Божественного откровения. Знание же о нем и сопротивление воле Божией является проявлением зла. В разные времена под эту мечту подводились самые невероятные фундаменты, в том числе и марксизм, и порожденный им и греховным властолюбием большевизм. Неопровержимые законы Божественного Промысла привели к тому, что попытки осуществления коммунистической мечты выродились сначала в тоталитарное насилие, а затем, по мере естественной усталости идеологической империи, в идею построения коммунизма – земного рая! – «в отдельно взятой стране». Причем в качестве последнего основания сомнительной идее пришлось воспользоваться Заповедями Божьими, которые были оскорбительно переформулированы в «моральный кодекс строителя коммунизма». Желание заменить собой Бога, стать вершителями судеб всего мироздания, человечества или даже отдельного человека Господь всегда посрамлял. Посрамит он и новые попытки подобного рода.
– По-Вашему, рецидив попытки «создания рая» на нашей грешной земле все еще возможен?
– Несомненно. Дайте только срок – и оглянуться не успеем, как подрастут новые поколения «возмутителей покоя» – хотя где он, покой, в сегодняшнем мире? Едва отдышится человечество от недавнего коммунистического угара, как свежеиспеченные борцы за «райскую жизнь на земле» вновь примутся за свое. На какой бы основе – политической, националистической, технократической, экономической – ни строилась грядущая вавилонская башня, ее опять разрушит человеческая греховность, победить которую без Господа нашего Иисуса Христа мы не в силах.
– Вам мечталось, хотя бы во сне, о тех временах, когда «оковы тяжкие падут» и церковная жизнь в России станет свободной?
– Была не мечта, а уверенность, что нечто подобное когда-нибудь произойдет. Буду я в тот момент на земле или перейду в мир иной – не столь для меня было важно. Просто я понимал, что тысячелетнее христианство на Русской земле не сможет поглотить даже самая жестокая богоборческая власть. Ибо Бог не мог оставить свой народ, столь возлюбивший Его в своей прежней истории. И в дальнейшей своей пастырской деятельности, не видя десятилетиями просвета, мы не оставляли молитв и надежды – сверх надежды верили с надеждою, по выражению апостола Павла (см.: Рим. 4, 18). Мы ведь знали историю человечества и не сомневались в любви Бога к сынам Его. Из этих знаний мы черпали уверенность, что времена испытаний и господства тьмы когда-нибудь непременно кончатся. Слава Господу нашему Иисусу Христу, что люди и власти поняли наконец: вести войну с Церковью и с верой – все равно что вести ее со своей собственной совестью и душой.
– Но как же Хрущев с его маниакальным стремлением построить через двадцать лет в Советском Союзе коммунизм и ни одного священнослужителя к тому времени в стране не оставить?
– Парадоксально, однако в обстановке официального воинствующего атеизма государственная власть в то время не только не препятствовала развитию межцерковных связей как внутри СССР, так и за его пределами, но, наоборот, проявляла к этому повышенный интерес. Конечно, это не было отступлением Хрущева от своей цели, а скорее являлось вполне продуманным тактическим приемом.
– Ваше Святейшество, а что такое миротворчество, с точки зрения верующего человека?
– Миротворчество – это то, что спасает от гибели священный дар жизни. В советские времена миротворческое движение представляло собой нравственную силу, которая независимо от часто далеких друг от друга политических идеалов его участников, с помощью Божией была способна предотвратить ядерный Армагеддон человечества. Миротворчество отнесено Господом нашим к высшим духовным ценностям, следование которым приводит к небесному блаженству. Блаженны миротворцы, возвестил Спаситель в Нагорной проповеди, ибо они будут наречены сынами Божиими (Мф. 5, 9). Церковь, являющаяся, по апостолу, столпом и утверждением истины (1 Тим. 3, 15), призвана вести народ Божий к Вечной жизни и спасению, и миротворчество, включающее в себя заповедь Иисуса Христа о служении примирения (2 Кор. 5, 18), изначально и незыблемо входит в ее священную миссию.
– Как же Вам удавалось совмещать столько обязанностей: быть и Управляющим делами Московской патриархии, и по международной линии активно работать, да еще и о родной епархии не забывать? Как находили время на все, откуда черпали силы?
– Еще я был председателем Учебного комитета Московской патриархии, приходилось решать кадровую проблему, которая в тот период стояла особенно остро. Силы на все мне Бог давал, я черпал их в молитве. Но то время для меня было и вправду «горячим». Долгие годы, не имея московской прописки, я должен был ночевать в гостиницах. При этом каждый месяц, согласно какому-то плохо объяснимому правилу, приходилось переезжать из одной гостиницы в другую. Так вот и перемещался из «Советской» в «Украину» и обратно. Переезды были всегда утомительны: ведь за месяц и книги приобретаешь, и обрастаешь вещами какими-то… Поэтому я все свозил в свой кабинет сначала на улице Рылеева, а затем в Чистом переулке. Там все мое добро и хранилось годами. При этом я каждый месяц, а то и не раз, непременно выезжал в Таллин, где решал насущные епархиальные вопросы и проводил богослужения.
В какой-то момент поймал себя на мысли, что мной утрачено чувство дома! Я даже считал, что 36-й поезд, который курсирует между Таллином и Москвой, и есть мой дом. Кто-то подсчитал, что за это время я провел в дороге два с половиной года. Можно сказать, что я жил жизнью монгольских кочевников! Кочевал в буквальном смысле… Но с другой стороны, признаюсь, я с радостью ждал этих часов в поезде, когда можно было спокойно почитать и побыть наедине с собой.
– Ваше Святейшество! За 200 с лишним лет «чистого времени» патриаршества на Руси Вы – пятнадцатый Предстоятель Русской православной церкви. Ощущается ли Вами историческая связь с предшественниками?
– Такая связь существует, и она ощущается мной постоянно. Откровенно скажу: патриарший крест нелегкий. Потому что это прежде всего ответственность за Церковь, за ее сегодняшний день и будущее. Вдвойне непростое служение у Предстоятеля, когда оно приходится на эпоху стремительных общественных изменений, только с помощью Божьей можно его совершать. Так было всегда, начиная с первого русского Патриарха – Святейшего Иова. Так было на протяжении всей истории Русской православной церкви, которая неотделимыми узами связана с историей Российского государства.
– Ваше Святейшество, в чем же, на Ваш взгляд, состоит историческая сущность церковного разделения и его преодоления?
– Революция 1917 года и гражданская война, когда восстали брат на брата и дети на родителей, разделили наш народ на многие десятилетия. Миллионы соотечественников оказались тогда за пределами родины. Трагично сложилась в ХХ веке жизнь нашего народа и в Отчизне, и за ее пределами. И такой же оказалась судьба Русской церкви, которая никогда не отделяла себя от народа, а всегда была с ним во всех горестях и печалях. Церковь в Отчизне пережила гонения, невиданные ранее по масштабу и жестокости.
Но и судьба наших соотечественников, оказавшихся за рубежом, тоже была драматичной. Оторванные от Родины, зачастую лишенные средств к существованию, они тем не менее с великой любовью создавали приходы, церкви, сохраняя свою неразрывную духовную связь с Отчизной. С самых первых дней архиереи и духовенство Русской церкви, оказавшиеся за рубежом, видели свою миссию в окормлении этих сотен тысяч русских изгнанников. И с самых первых дней, начиная с Архиерейского собора в Сермски-Карловцах в Сербии в 1921 году, русское духовенство за рубежом осознавало себя как часть единой Русской православной церкви, которая лишь временно, в силу трагических обстоятельств, оказалась оторванной от Матери-Церкви. Об этом ясно и отчетливо говорил и Первоиерарх Русской православной церкви за рубежом митрополит Антоний Храповицкий.
Наше разделение, таким образом, никогда не имело глубинных богословских или церковно-исторических причин. Оно было вызвано причинами социально-политическими. И когда наступило время перемен, когда рухнула атеистическая советская власть, когда прекратились гонения на Русскую церковь в Отечестве, а она стала свободной, исчезли и сами причины разделения.
– Почему же объединение с Русской православной церковью за рубежом (РПЦЗ) произошло не десять – пятнадцать лет назад, когда уже очевидны были эти перемены?
– Многие, в том числе и Первоиерарх митрополит Виталий, были настолько утверждены в собственных представлениях о том, что Церковь в Отечестве до сих пор является гонимой, до сих пор преследуется, что им было крайне сложно, а подчас и невозможно воспринять новые реалии церковной жизни в России. Так что сознание, что произошли такие перемены, обреталось постепенно.
– Ваше Святейшество, а в те годы, когда нынешние события были еще очень далеки, Вы сами верили в возможность такого объединения?
– В свое время я прислуживал в церкви у отца Александра Киселева, известного священника Русской православной церкви за рубежом, хорошо знал его лично. Я общался со многими представителями Русской зарубежной церкви, с людьми, которые знали митрополита Антония Храповицкого. И все церковные люди, с которыми мне приходилось общаться, верили в будущее духовное возрождение и в будущее России. И у меня никогда не было сомнений, что когда-нибудь это произойдет.
В Церкви любое объединение – это исполнение завета Спасителя «да все едины будут». Укреплять всеправославное единство – наш долг. И особенно сегодня, в период глобализации, когда столь необходимо сохранять свою отеческую веру, свои традиции, свою культуру.
Сегодня мы можем сказать, что не только наши чаяния, но и надежды миллионов русских людей наконец-то сбылись.
Слава Богу за все!
– Скажите, пожалуйста, а что Вы делаете, когда вдруг понимаете, что не правы? Все мы люди. С Вами бывает такое?
– Бывает. Никто не безгрешен. Все ошибаются.
– И что же – Вас трудно в чем-либо переубедить?
– Если я понимаю, что ошибаюсь, то переубедить меня возможно.
– Что Вы относите к самым большим достоинствам человеческой личности?
– Достоинство человека есть прежде всего проявление его духовной силы, противостоящей стихиям мира. Поэтому высшее достоинство можно определить как самопреодоление ради Христа, как власть духа – высшего начала в человеке – над душой и телом, над обстоятельствами жизни. Человек достойный должен преодолевать в себе низменное начало, грозящее превратить его в игралище страстей и стихий века сего. Таким образом, самым большим, на мой взгляд, достоинством человека является непрестанная решимость следовать Божиим заповедям и предпринимаемые для этого духовные усилия.
– Да не покажется Вам это нескромным, но могли бы Вы назвать человеческое качество, которое считаете своим главным достоинством?
– Думаю, это терпение. Когда-то в Эстонии я посетил Музей Барклая де Толли, героя Отечественной войны 1812 года. На его гербе прочитал девиз: «Верность и терпение». Он мне очень понравился. Я полагаю, что верность своему долгу и терпение – это именно то, что должно быть во мне всегда.
– Есть ли такая черта характера, которую Вы могли бы назвать своим недостатком?
– Пожалуй, раздражительность. Но с годами я этот главный свой недостаток все-таки преодолеваю. Этому в немалой мере способствовало и неизгладимое впечатление, которое произвело на меня обретение честных мощей преподобного Серафима Саровского. Он учил нас стяжанию благодати Святого Духа, которая освящает, спасает и укрепляет каждого, кто с верой и упованием обращается к Богу.
– А каких недостатков в характере человека должен, на Ваш взгляд, избегать Предстоятель Церкви?
– На долю Предстоятеля приходится огромное количество обязательств, которые он должен исполнять. Большинство из них связано с непосредственным, каждодневным и зачастую ежечасным общением с людьми различного ранга и положения. На мой взгляд, в такой ситуации Предстоятель Церкви в первую очередь должен избегать раздражительности и гневливости, ибо эти кажущиеся незначительными пороки могут стать причиной скоропалительных и, возможно, даже несправедливых решений, которые будут отягощать совесть, а в худшем случае даже могут принести вред душам многих людей.
Не меньшую опасность таят в себе грехи тщеславия и любоначалия, могущие превратить дело служения Церкви и людям в поиск земных почестей и власти. Служение епископа должно быть каждодневным умиранием во имя своей паствы. «Пусть имя мое погибнет в истории, лишь бы Церкви была польза», – говорил один из всероссийских Патриархов в страшные годы гонений. Нужно всегда помнить, что суета неизбежно разобьется о твердыню жизни, а верность Богу и жертвенное служение Его Церкви пребывают вовек.
– Вы могли бы поделиться своими личными ощущениями от Патриаршего служения?
– Что касается моего личного ощущения от Патриаршего служения, то определяется оно одной простой церковной заповедью: «На крест не просятся, но и с креста не бегают». Cкажу по секрету: главное для меня все-таки не исполнение административных обязанностей, пусть даже на самом высоком уровне, а пастырское окормление своих «словесных овец», своего народа. Основа этого служения – совершение Божественной службы у престола Господня – занимает самое важное место в моей жизни, дает силы нести все остальные послушания.
– Существует ли для Вас сегодня проблема, решить которую Вам пока не по силам и которая мучает Вас ежедневно и еженощно?
– Есть такие проблемы, их, к сожалению, немало. Но самый тревожный вопрос: какую Россию мы, старшее поколение, оставим своим потомкам?
– О чем Вы молитесь чаще всего, Ваше Святейшество?
– Молюсь, чтобы Господь дал нам быстрее понять, что выше Закона может быть только Любовь, выше права – лишь Милость, а выше Справедливости – лишь Прощение.
– А как Вы обозначите роль Церкви?
– Церковь всегда была со своим народом – в радостях и в испытаниях. Так было и так будет. Церковь неизменно помогала духовному становлению народа, указывая ему нравственные ориентиры. И я верю, что наш народ вернется к отеческой вере и построит себе достойное будущее.
Валерий КОНОВАЛОВ,
Михаил СЕРДЮКОВ
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
