Колокольчик – динь-динь!..

В одной из радиопередач конца 90-х певица Евгения Смольянинова рассказала о том, как, бросив консерваторию, отправилась на мастер-класс к псковской певице Ольге Сергеевой. Уроженка деревни Перелазы, занимавшаяся сельхозработами, пела так, что сравнить ее было не с кем. Андрей Тарковский определил ее песни как «знак русского». Песню Ольги Сергеевой «Кумушки», а также свадебный плач и имитацию скрипичного наигрыша голосом он процитировал в фильме «Ностальгия». Творчество псковской певицы оказало огромное влияние на многих фольклорных исполнителей, среди них была и Евгения Смольянинова.
Хрустальный голос певицы, вошедший в сознание слушателей с романсом «В лунном сиянии…», и самобытная манера исполнения навсегда определили ее во вторую категорию певцов, описанных Тургеневым в «Записках охотника».

– Евгения Валерьевна, вы могли бы рассказать, что происходит сейчас с русской народной песней?
– Народная песня развивается, хотя внешне это и не заметно. К примеру, недавно узнала, что Николай Петрович Бурляев собирает фестиваль народного творчества. Значит, интерес к музыкальной народной культуре жив, а я свидетель того, как в свое время интерес этот был подогрет выступлениями ансамбля Дмитрия Покровского и его сподвижниками в Петербурге и других городах. Сейчас, к сожалению, волна эта спала, и, думаю, произошло это из-за того, что народную песню считают образцом языческой культуры. Это в корне не верно. Жаль, что люди, понимающие толк в народной песне, не пропагандируют ее, а занимаются этим как раз те, кто ничего в ней не смыслит, поскольку в одночасье ее нельзя постичь.
Дошедшие до нас народные песни невероятно самобытны. И мало спеть народную песню, ее надо прочувствовать, научиться мыслить ее музыкальными образами, чтобы приблизиться к внутренней слуховой вокальной культуре. Неслучайно у народов, сохранивших национальное пение, крепкие корни. Думаю, современному человеку невозможно научиться петь так красиво.
– У вас необычное произношение некоторых слов. Очевидцы вспоминают, что так говорили только великие князья Романовы в эмиграции. Откуда это у вас, можете пояснить?
– Мне очень нравится говорить «что», а не «што», это дань памяти дорогим мне ушедшим людям, которые говорили так. И когда я так произношу слова, вспоминаю их. Кроме того, язык наш понес большие потери как в смысле словарного запаса, так и интонационных традиций. В старину даже простые уличные торговцы кричали свои зазывалки на определенный мотив. Так передавалась звуковая информация, человек развивал свой слух. У современных людей нет ни малейшего представления о русской песенной интонации. Эта интонация сохранилась разве что в церкви, можно послушать и прочувствовать это, но ведь в быту мало кто будет этим заниматься, поэтому произношение на старорусский лад – это мой сознательный выбор.
Меня упрекали в манерности и оканье, в Вологде по поводу моей манеры произнесения даже легенда есть. А окаю я потому, что считаю – везде «акать» нельзя. Буква «а» красивая, но «о» очень рельефно вычерчивает слово. В пении важна не только мелодия, обязательно надо вычертить слово, чтобы оно вошло человеку в сердце и в нем абсолютно точно отпечатался его смысл.
– Кого вы считаете своими коллегами в русском песенном искусстве?
– Любой человек, проявляющий живой интерес к народной песне, – мой коллега и соратник. Лет 8 тому назад я была в Белгородской области, где по приглашению местного архиепископа выступал деревенский женский ансамбль. Для меня стало большим подарком то, что молодые певицы  пели крестьянскую песню так, как и нужно ее петь, удивительно точно была сохранена внутренняя интонация. В пении молодых, как правило, не хватает выдержанности традиций, они словно играют в народ, становясь манекенами, исторгающими звуки. Но в национальном пении играть «в русского» нельзя – это дурно и безвкусно.
– Ваш сын, выпускник Лицея духовной культуры, пошел по вашим стопам. Расскажите о его успехах.
– Он учится во ВГИКе, на звукорежиссерском факультете, совмещает работу с учебой. Перепробовал разные институты и пока не нашел «своего». Когда в человеке много талантов, они бьются о стенки жизни и хотят вырваться наружу, чтобы расцвести ярким цветом. Думаю, у этого музыканта есть потенциал. Что бы ни было, все слава Богу. Кем будет – не важно, но у него хорошая жизненная школа. В поездках по России он видел и провинциальную жизнь, дышащую отзвуками русского родного воздуха.
– А в каких краях вы побывали?
– Кроме Дальнего Востока, наверное, была везде в России. По провинциям только и езжу. Дальнее направление у меня заканчивается Иркутском. В позапрошлом сезоне дали 58 концертов только в октябре-ноябре. У меня бывают периоды, когда чемоданы не разбираю. И они не выдерживают, представляете? Ломаются!
– У вас существует программа на предстоящие концерты?
– Пока думаю над ней, мне хочется создать программу, в которой было бы идеальное соотношение разных произведений. Наверное, вы заметили, как зрители аплодировали, едва я начинала петь, – так всегда происходит при исполнении любимых песен. И если я не внесу в программу любимые песни, люди все равно будут требовать и мне придется их исполнять, но уже вне программы. А постоянно исполнять одно и то же – скучно. Всегда сравниваю эту ситуацию с коллекцией: новая принимает в себя вещи без разбора, а в ту, которая собирается много времени, хочется добавлять исключительно раритеты. И всегда думаешь: взять эту редкость в коллекцию или нет? Так и с музыкальной программой.
– То есть концертная программа составляется не только тематически?
– Программа всегда строится по настроению, по чувству, потому что она – как калейдоскоп: стоит немного переставить песни местами – и общая картина меняется. Иногда очень хочется петь про эмиграцию – это моя любимая тема. Столько красивых стихов написано, столько боли заключено в художественных образах, что впору делать отдельную программу. Эмигранты – из старых, но не из «первой волны» бывали на моих концертах, а чтобы зал состоял только из них, такого не было. Никаких дивидендов не жду, просто рада, что есть возможность такой встречи.
– А за границу ездите на гастроли?
– Нет, у меня есть ощущение, что это не мое. Александр Сергеевич Пушкин никогда не был за границей. Анастасия Дмитриевна Вяльцева тоже не была и совершенно точно сказала, что туда ездят за славой, а я славу нашла здесь. Правда, был период, когда я сильно болела идеей – выступать перед эмигрантами. Но на все воля Божья, у них остался на губах «вкус родины», а у нас этого нет, к сожалению, и мне думается, что здесь важнее развивать народную песню. И отдыхать для человека важнее на родине, чем на берегу океана. Важно сорвать с ветки яблоко, выросшее на твоей земле, и вонзиться в него зубами, прочувствовать наш морозный воздух, который и ударит тебя, и осветит, и опьянит одновременно, вот тогда ты поймешь, что счастлив. А для другого человека важно вонзиться зубами в банан и почувствовать свой «вкус родины». Когда не чувствуешь этого вкуса, ты словно на чужбине живешь. К сожалению, на сегодняшний день потеря этих координат глобальна.
– Расскажите о цикле песен на стихи казачьего поэта-эмигранта Николая Туроверова…
– Весь цикл состоит из одной песни. Я пыталась найти у него что-то нейтральное, но стихи Туроверова похожи на памфлеты, все с монархическим содержанием. Бывало, допевала песню, а в зале по чьей-то инициативе все вдруг начинали вставать –  патриотический порыв, и было ощущение, что сейчас ворвутся матросы и начнется перестрелка, и я перестала петь эти стихи. Как стереотипно воспринимаем мы людей! Сколько нареканий выслушала я по поводу того, что пою Вертинского: как же – патриотка и  пою Вертинского! И Вертинский, и Туроверов – это такие штампы в головах людей. А я хочу, чтобы человек на моих концертах переживал «состояние детства», мог искренне пролить слезу, не думая, «правильная» она или нет. Поэтому мне очень нравится ездить по провинциям.
В маленьких городах есть люди удивительно образованные, тонко воспринимающие музыку, и много таких, кто совершенно не разбирается в тематике. Как-то по просьбе Валентина Григорьевича Распутина мы выступали в Иркутске, на его родине, а перед этим были в городе Балаганске. На концерт в какой-то сарай с невысокой сценой собрались люди, которые мало что знали. Пианино было без боковой и задней стенок. Была осень, и мы играли песню «Астры осенние». Тончайший романс, который требовал изысканного, необыкновенного восприятия, а люди пришли с семечками.
Но когда я начала петь, никаких семечек не стало, потому что зрители забыли, где они находятся. Слушали открыв рот, не зная, о чем я пела, романс ли, песню ли – сидели, завороженные звуками пианино. А мастерство нашего пианиста Миши таково, что звуки тают под его пальцами. Во время перерыва нам нарвали цветов. И пространство поменялось. Это был уже не город Балаганск, а совершенно другой, волшебный город, в котором жили люди, способные воспринимать то, что в массовом сознании любят представлять чем-то старым и отжившим.
На концертах ко мне часто подходят и говорят, что не надо петь Блока, Набокова или Вертинского. А я думаю, что тем людям, которые сидели в зале Балаганска, было все равно, Блока я пою или Набокова. Для них существовал отзвук прошлого в настоящем. Правду говорят о генетической памяти – кровь отзывается в людях. И поэтому совершенно не важно, где петь, важно петь там, где есть русские люди. Часто пришедшие ко мне на концерт говорят, что я пою как их мама, бабушка или тетя. Конечно, я пою именно так. Вся Россия так пела. И неслучайно Тургенев (светский писатель!) написал своих «Певцов» и так точно там описал разные типы пения. Можно петь красиво, а можно... как Бог на душу положит. Вот и у него так пели… И первым восторгались, а от пения другого у всех замирала душа.

Беседовала
Нина КАТАЕВА