В пространстве войны…
Около 4 млн прибыли принес прокатчикам фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем – 2. Предстояние» за первые выходные после 22 апреля.
Около 4 млн прибыли принес прокатчикам фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем – 2. Предстояние» за первые выходные после 22 апреля. Много это или мало, трудно сказать, помня о бюджете в 55 млн долларов, но провалом это никак не назовешь, хотя говорят, что прогнозировали вдвое больше. Впрочем, если слушать, как «называют» этот фильм в некоторых СМИ, эфирах и Интернете, может показаться, что Россия вернулась к средневековым междоусобным войнам. Столько злобы и ненависти выплеснуто на автора этого кинопроизведения, столько явной лжи понаписано, что так и кажется – критики смотрели это кино в каких-то аватаровских очках, искажающих суть. Или вовсе прилетели с другой планеты и никакого отношения к трагедии ВОВ не имеют.
Мне повезло – я посмотрела кино с чистого листа, на премьере в Кремле, а на слоган «Великое кино о Великой войне», признаюсь, и внимания не обратила, мало ли как завлекают зрителя. Фильм оглоушил, погрузив в пространство войны с такой беспощадностью, на которую не способны были создатели прежних великих лент о войне, они сами были ее участниками. Какой-то странный закон здесь срабатывает. Больше полувека должно пройти, прежде чем правдиво напишется о страшной войне в Отечестве. Отстраненность нужна, взгляд со стороны. Пепел Клааса, стучащий в сердце детей и внуков. Так было с «Войной и миром». Может, так случилось и с этим кино о ВОВ?..
Признаюсь, я проверила свои ощущения, посмотрев фильм в воскресенье в 9.00 в районном кинотеатрике. (Зал был полон наполовину, но не ушел никто.) И я снова была вовлечена в пространство войны, в котором в летние месяцы 41-го судорожно бились за жизнь военные и гражданские, бились на земле, на воде, под землей, и не было им удачи. С неба на них повсюду смотрела смерть. Вот этот образ неба с летящей по нему смертью над такой дорогой Родиной – был первым сильнейшим впечатлением. На протяжении трех часов зритель помнил, что коварный враг сверху может нагрянуть в любую минуту. С первых кадров – читайте, «критики»! – фильм пробирает насквозь, делая вас участником этой военной драмы. Вы даже не плачете, потому что в сердце у вас комок, и вам надо следить за солдатом, так похожим на вашего отца, на вашего дядю и еще на одного дядю… И вы участвуете, как и задумывали создатели фильма, в том страшном предстоянии, касавшемся и касающемся ВСЕХ (если, конечно, у вас гены правильные). А комдив Котов (Никита Михалков), из зэков попавший в штрафбат (условность, в 41-м их не было, но художественная убедительность важнее. – Н.К.), вовсе не главный герой, он один из многих, просто болит отцовское сердце о дочке, которая для него без вести пропавшая. А Надю (Надежда Михалкова) тоже мотает по фронту. Между прочим, сюжет, один из самых популярных на войне.
«Рваность» его, признаюсь, тоже мне не мешала, было очевидно, что фильм снят в новой эстетике, нарушающей все табу, существовавшие в наших лучших картинах о войне. Кровавая туша вместо красавца-курсанта, оторванные ноги и руки, вываливающиеся кишки командира – эти сцены логичны в михалковской эстетике, потому что мы всегда предпочитали не думать и не знать о месиве 41-го. И ведь не знаем!.. Молоденький танкист, простреленный насквозь и обожженный процентов на 80, просящий медсестру «показать сиськи», – кто посмеет сказать, что такого не могло быть на той войне, обуглившей жизни родившихся в 1921-1922 годах?! И нетленных связей с первыми «Утомленными» искать, на мой взгляд, не следует. Мы же в кино пришли, а не ведем документальное расследование.
И вот впервые на экране убедительно преподнесена реальность первых месяцев войны, отмеченных жутчайшей неразберихой, отступлением наших войск, паническим ужасом гражданского населения. И сцена подрыва моста вместе с бегущими по нему людьми в результате случайного взмаха флажка – это символический кадр «Предстояния». На мосту насмерть сцепились «свои»: одному приказано остановить отступление, второй доказывает, что с пистолетом против танков нечего делать, а третьему велено взорвать мост. И в результате Даниил Спиваковский, не остановивший отступление, получает пулю в лоб, а мост взлетает вместе со всеми.
Из-за такой же бессмыслицы пошли ко дну раненые на барже вместе с юными пионерами. Один из фрицев, отрабатывавших учебные полеты над головами плывущих на барже, неудачно оголил пятую точку и через это погиб, получив выстрелом из ракетницы. За этот жест нашего «умника» поплатились все. Баржу изрешетили, в живых остались лишь Надя и безногий отец Александр (Сергей Гармаш), уцепившиеся за мину. Для кого-то эта сцена лишь цитата из «Титаника», а на самом деле в ней заложен глубочайший смысл. Дочку безбожника Котова в последние минуты своей жизни священник успевает окрестить и отдает ей свой крест. И Надя, понятия не имеющая о вере, начинает еще один свой путь в жизни. О, эти молитвы на войне!.. Мой отец, директор школы, коммунист, рассказывая о своем побеге из плена в мемуарах, написал: «И я тихо пополз в высокую траву, творя молитву». Меня это так удивило: мой папа и молитва в обыденной жизни были несовместимы. Но именно такое спасительное «творение» над головой Нади свершилось в водах войны.
Сцены динамично сменяют друг друга, и они действительно не очень связаны между собой, но как можно в этой «рваности» сюжета не увидеть особый смысл. Рвалось и трещало по швам все, не было ни оружия, ни обмундирования, ни выучки. Ни умения беречь людей. Настоящим реквиемом среди серо-синих волоколамских снегов звучит сцена бессмысленной гибели роты кремлевских курсантов. Их бросили в окопы вместе со штрафниками, вооруженными в основном саперными лопатками. Командира роты, эстета-неврастеника, орущего на подчиненных и пьющего чай из тончайшей фарфоровой чашечки, играет Евгений Миронов. Он играет бессилие homo sapiens, попавшего под раздачу и обреченного вместе со всеми на нелепую смерть. По сути, это убийство потенциальных бойцов, и он знает, что ответственности за непродуманные приказы не понесет никто. Во время боя он будет ранен в живот и успеет еще произнести спич про Кремль, и оборвет свою жизнь коротким выстрелом. А от его взгляда, которым он обменяется с Котовым перед смертью, у вас по спине поползут мурашки.
Финал этой сцены пугает натурализмом, а я, увидев Котова, вылезающего из кучи земли (по окопу проехал немецкий танк), вспомнила вновь отца – в его мемуарах было описано это же.
Сцена побоища монтируется с финальной, где медсестра принимает единственно верное решение, быстро сняв гимнастерку и замерев, со скрещенными руками на груди, перед еще видящим белый свет мальчишкой. Камера Владислава Опельянца медленно удаляется, а потом поднимается ввысь, охватывая весь пейзаж после битвы, и парит, как парила над полем и в сцене гибели курсантов, и откуда-то из Космоса смотрит на этих мертвых мальчишек, еще 20 минут назад бодро шагавших строем и горланивших песни, и на эту застывшую от горя Мадонну войны. Музыка Эдуарда Артемьева звучит, как реквием, и в душе в эти минуты плачет каждый, у кого внутри сердце, а не «оксюморон». И таким словечком, к сожалению, называли картину.
Михалковым и его командой проделана колоссальная работа. И оценка этой работы – по всем статьям – еще впереди. Будем следить, как воспримет нашу картину Европа. Каннский фестиваль открывается 12 мая, и «Предстояние» – в конкурсе. А что касается характеров, то в михалковской картине актеры умеют их разворачивать в считанные секунды. Вспомните бухгалтера Алексея Петренко, который на мосту, за несколько минут до гибели, так переживал за свой рассыпавшийся «груз» – множество денег в пачках, что, казалось, теряет дар речи. Или весельчака Евгения Стычкина, который «ладил» взрыв моста – главное, выполнить приказ! Или колоритного зэка Валентина Гафта. Уголовника и мародера Ваню (Дмитрий Дюжев). Неоднозначного смершевца Сергея Маковецкого. Мещаночку-пианистку, спасающую, несмотря ни на что, венецианскую люстру (Мария Шукшина). До умопомрачения перепуганного энкавэдэшником Митей Арсентьевым (Олег Меньшиков) директора пионерлагеря (Андрей Панин).
Сам Митя, живущий с женой Котова (Виктория Толстоганова), заметно поблек, осунулся, поскучнел. Получив задание от Сталина (великолепная работа Максима Суханова) разыскать комдива Котова, похоже, он много размышляет «о странностях любви».
Камертоном этой страшной ленты, перенасыщенной сгинувшими в пучине войны людьми, становятся кадры-видения Нади и Котова. Вспоминают они об одном – как летним днем плыли в лодке по реке, и 5-летняя Надя призналась, что «преобожает» отца. Когда у человека есть за душой такие воспоминания, он может вынести и ад «Предстояния», и кромешный ад «Цитадели». Не забудем, что мы посмотрели первую часть «Утомленных солнцем – 2». Премьера «Цитадели» перенесена на 2011 год и, судя по всему, будет приурочена к одной из военных дат.
Нина КАТАЕВА
Мне повезло – я посмотрела кино с чистого листа, на премьере в Кремле, а на слоган «Великое кино о Великой войне», признаюсь, и внимания не обратила, мало ли как завлекают зрителя. Фильм оглоушил, погрузив в пространство войны с такой беспощадностью, на которую не способны были создатели прежних великих лент о войне, они сами были ее участниками. Какой-то странный закон здесь срабатывает. Больше полувека должно пройти, прежде чем правдиво напишется о страшной войне в Отечестве. Отстраненность нужна, взгляд со стороны. Пепел Клааса, стучащий в сердце детей и внуков. Так было с «Войной и миром». Может, так случилось и с этим кино о ВОВ?..
Признаюсь, я проверила свои ощущения, посмотрев фильм в воскресенье в 9.00 в районном кинотеатрике. (Зал был полон наполовину, но не ушел никто.) И я снова была вовлечена в пространство войны, в котором в летние месяцы 41-го судорожно бились за жизнь военные и гражданские, бились на земле, на воде, под землей, и не было им удачи. С неба на них повсюду смотрела смерть. Вот этот образ неба с летящей по нему смертью над такой дорогой Родиной – был первым сильнейшим впечатлением. На протяжении трех часов зритель помнил, что коварный враг сверху может нагрянуть в любую минуту. С первых кадров – читайте, «критики»! – фильм пробирает насквозь, делая вас участником этой военной драмы. Вы даже не плачете, потому что в сердце у вас комок, и вам надо следить за солдатом, так похожим на вашего отца, на вашего дядю и еще на одного дядю… И вы участвуете, как и задумывали создатели фильма, в том страшном предстоянии, касавшемся и касающемся ВСЕХ (если, конечно, у вас гены правильные). А комдив Котов (Никита Михалков), из зэков попавший в штрафбат (условность, в 41-м их не было, но художественная убедительность важнее. – Н.К.), вовсе не главный герой, он один из многих, просто болит отцовское сердце о дочке, которая для него без вести пропавшая. А Надю (Надежда Михалкова) тоже мотает по фронту. Между прочим, сюжет, один из самых популярных на войне.
«Рваность» его, признаюсь, тоже мне не мешала, было очевидно, что фильм снят в новой эстетике, нарушающей все табу, существовавшие в наших лучших картинах о войне. Кровавая туша вместо красавца-курсанта, оторванные ноги и руки, вываливающиеся кишки командира – эти сцены логичны в михалковской эстетике, потому что мы всегда предпочитали не думать и не знать о месиве 41-го. И ведь не знаем!.. Молоденький танкист, простреленный насквозь и обожженный процентов на 80, просящий медсестру «показать сиськи», – кто посмеет сказать, что такого не могло быть на той войне, обуглившей жизни родившихся в 1921-1922 годах?! И нетленных связей с первыми «Утомленными» искать, на мой взгляд, не следует. Мы же в кино пришли, а не ведем документальное расследование.
И вот впервые на экране убедительно преподнесена реальность первых месяцев войны, отмеченных жутчайшей неразберихой, отступлением наших войск, паническим ужасом гражданского населения. И сцена подрыва моста вместе с бегущими по нему людьми в результате случайного взмаха флажка – это символический кадр «Предстояния». На мосту насмерть сцепились «свои»: одному приказано остановить отступление, второй доказывает, что с пистолетом против танков нечего делать, а третьему велено взорвать мост. И в результате Даниил Спиваковский, не остановивший отступление, получает пулю в лоб, а мост взлетает вместе со всеми.
Из-за такой же бессмыслицы пошли ко дну раненые на барже вместе с юными пионерами. Один из фрицев, отрабатывавших учебные полеты над головами плывущих на барже, неудачно оголил пятую точку и через это погиб, получив выстрелом из ракетницы. За этот жест нашего «умника» поплатились все. Баржу изрешетили, в живых остались лишь Надя и безногий отец Александр (Сергей Гармаш), уцепившиеся за мину. Для кого-то эта сцена лишь цитата из «Титаника», а на самом деле в ней заложен глубочайший смысл. Дочку безбожника Котова в последние минуты своей жизни священник успевает окрестить и отдает ей свой крест. И Надя, понятия не имеющая о вере, начинает еще один свой путь в жизни. О, эти молитвы на войне!.. Мой отец, директор школы, коммунист, рассказывая о своем побеге из плена в мемуарах, написал: «И я тихо пополз в высокую траву, творя молитву». Меня это так удивило: мой папа и молитва в обыденной жизни были несовместимы. Но именно такое спасительное «творение» над головой Нади свершилось в водах войны.
Сцены динамично сменяют друг друга, и они действительно не очень связаны между собой, но как можно в этой «рваности» сюжета не увидеть особый смысл. Рвалось и трещало по швам все, не было ни оружия, ни обмундирования, ни выучки. Ни умения беречь людей. Настоящим реквиемом среди серо-синих волоколамских снегов звучит сцена бессмысленной гибели роты кремлевских курсантов. Их бросили в окопы вместе со штрафниками, вооруженными в основном саперными лопатками. Командира роты, эстета-неврастеника, орущего на подчиненных и пьющего чай из тончайшей фарфоровой чашечки, играет Евгений Миронов. Он играет бессилие homo sapiens, попавшего под раздачу и обреченного вместе со всеми на нелепую смерть. По сути, это убийство потенциальных бойцов, и он знает, что ответственности за непродуманные приказы не понесет никто. Во время боя он будет ранен в живот и успеет еще произнести спич про Кремль, и оборвет свою жизнь коротким выстрелом. А от его взгляда, которым он обменяется с Котовым перед смертью, у вас по спине поползут мурашки.
Финал этой сцены пугает натурализмом, а я, увидев Котова, вылезающего из кучи земли (по окопу проехал немецкий танк), вспомнила вновь отца – в его мемуарах было описано это же.
Сцена побоища монтируется с финальной, где медсестра принимает единственно верное решение, быстро сняв гимнастерку и замерев, со скрещенными руками на груди, перед еще видящим белый свет мальчишкой. Камера Владислава Опельянца медленно удаляется, а потом поднимается ввысь, охватывая весь пейзаж после битвы, и парит, как парила над полем и в сцене гибели курсантов, и откуда-то из Космоса смотрит на этих мертвых мальчишек, еще 20 минут назад бодро шагавших строем и горланивших песни, и на эту застывшую от горя Мадонну войны. Музыка Эдуарда Артемьева звучит, как реквием, и в душе в эти минуты плачет каждый, у кого внутри сердце, а не «оксюморон». И таким словечком, к сожалению, называли картину.
Михалковым и его командой проделана колоссальная работа. И оценка этой работы – по всем статьям – еще впереди. Будем следить, как воспримет нашу картину Европа. Каннский фестиваль открывается 12 мая, и «Предстояние» – в конкурсе. А что касается характеров, то в михалковской картине актеры умеют их разворачивать в считанные секунды. Вспомните бухгалтера Алексея Петренко, который на мосту, за несколько минут до гибели, так переживал за свой рассыпавшийся «груз» – множество денег в пачках, что, казалось, теряет дар речи. Или весельчака Евгения Стычкина, который «ладил» взрыв моста – главное, выполнить приказ! Или колоритного зэка Валентина Гафта. Уголовника и мародера Ваню (Дмитрий Дюжев). Неоднозначного смершевца Сергея Маковецкого. Мещаночку-пианистку, спасающую, несмотря ни на что, венецианскую люстру (Мария Шукшина). До умопомрачения перепуганного энкавэдэшником Митей Арсентьевым (Олег Меньшиков) директора пионерлагеря (Андрей Панин).
Сам Митя, живущий с женой Котова (Виктория Толстоганова), заметно поблек, осунулся, поскучнел. Получив задание от Сталина (великолепная работа Максима Суханова) разыскать комдива Котова, похоже, он много размышляет «о странностях любви».
Камертоном этой страшной ленты, перенасыщенной сгинувшими в пучине войны людьми, становятся кадры-видения Нади и Котова. Вспоминают они об одном – как летним днем плыли в лодке по реке, и 5-летняя Надя призналась, что «преобожает» отца. Когда у человека есть за душой такие воспоминания, он может вынести и ад «Предстояния», и кромешный ад «Цитадели». Не забудем, что мы посмотрели первую часть «Утомленных солнцем – 2». Премьера «Цитадели» перенесена на 2011 год и, судя по всему, будет приурочена к одной из военных дат.
Нина КАТАЕВА
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
