Тынянову требуется… Тынянов
А выдающийся писатель, которому совсем недавно исполнилось 115 лет, очень нужен огромному числу современных любителей литературы Ответьте, положа руку на сердце: часто ли вы берете в руки книги Пушкина и Грибоедова «поздними зимними вечерами»? Многие ответят отрицательно, ибо школа, возведя этих действительно великих писателей в классики, одновременно отвратила у огромного числа людей живой интерес к их творчеству. И поистине повезло тем, кого судьба свела с книгами Юрия Тынянова «Пушкин» и «Смерть Вазир-Мухтара». Прочитавшие их навсегда и с Александрами Сергеевичами, и с другими замечательными отечественными писателями. Поистине Тынянов – замечательный проводник в гениальную литературу России.
А выдающийся писатель, которому совсем недавно исполнилось 115 лет, очень нужен огромному числу современных любителей литературы
Ответьте, положа руку на сердце: часто ли вы берете в руки книги Пушкина и Грибоедова «поздними зимними вечерами»? Многие ответят отрицательно, ибо школа, возведя этих действительно великих писателей в классики, одновременно отвратила у огромного числа людей живой интерес к их творчеству. И поистине повезло тем, кого судьба свела с книгами Юрия Тынянова «Пушкин» и «Смерть Вазир-Мухтара». Прочитавшие их навсегда и с Александрами Сергеевичами, и с другими замечательными отечественными писателями. Поистине Тынянов – замечательный проводник в гениальную литературу России. Перечитывая Юрия Николаевича Тынянова (1894-1943), невольно начинаешь задумываться о так называемом феномене русской литературы – какие небывалые свершения и подвиги духа требуются от писателя, чтобы попасть в число ее классиков? Ведь Юрия Николаевича, при всем желании и самом глубоком к нему уважении, не поставишь в один ряд с ведущими отечественными прозаиками XX, ни тем более XIX века.
Тем не менее недавно при чтении его исторических произведений у меня возникла полная уверенность в том, что проза Тынянова не только твердо выдерживает сравнение с главными вещами таких признанных классиков зарубежной литературы, как Кафка и Оруэлл, но и в чем-то их решительно превосходит. И это при том, что широкому читателю Ю.Т. известен преимущественно своим знаменитым трехтомником с семью произведениями исторической прозы, постоянно переиздаваемым начиная с 50-х годов в одном и том же составе. Надо отметить, что первоначальный авторский замысел охвата XVIII-XIX веков был гораздо значительнее, но реализовать его писатель не успел.
Как пишет близкий друг Тынянова и, наверное, лучший знаток его творчества писатель В. Каверин: «В бумагах сохранился список 15 произведений Тынянова. Из них были осуществлены только 6: «Кюхля», «Смерть Вазир-Мухтара», «Подпоручик Киже», «Восковая персона», «Малолетный Витушишников», первые три части романа «Пушкин» («Детство», «Лицей», «Юность») и короткие рассказы, до сих пор оставшиеся в периодической прессе.
Увы, имеем то, что имеем. Тем более что на деле имеем значительно больше, чем знаем. Так, один специалист по Тынянову отмечает, что тот оставил неизгладимый след в истории как минимум «пяти искусств: в художественной прозе, кино, стихотворном переводе, критике (в своих блестящих эссе), не говоря уже об истории и теории литературы». Причем речь здесь идет о человеке, который не дожил до пятидесяти лет и вдобавок все последние годы своей жизни практически не имел возможности полноценно работать, став инвалидом вследствие недуга, от которого тогда не было никаких средств, – рассеянного склероза.
Для любого студента-филолога Тынянов – теоретик искусства, неизбежная часть учебной программы, не менее, а то и более обязательная, чем его исторические романы. Причем (добавим тут к врожденному призванию, усидчивости и великолепной памяти еще и бесспорный талант) свои первые литературоведческие открытия Ю.Т. умудрился сделать, еще будучи студентом, – он обнаружил в тексте стихотворения Лермонтова «Смерть поэта» реминисценции из посланий Жуковского, включая прямую текстуальную перекличку: «Растерзали их иглы славное чело» (Жуковский). А в первой своей книге «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)», вышедшей в 1921 году, Тынянов доказал, что в знаменитой повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» высмеиваются и пародируются гоголевские «Выбранные места из переписки с друзьями», о чем никто из читателей Достоевского даже и не догадывался более полувека.
К сожалению, его теоретические труды, участие в создании формальной школы, знаменитый ОПОЯЗ (Общество изучения поэтического языка), ядро которого наряду с Тыняновым составляли В. Шкловский и Б. Эйхенбаум, пока по-прежнему плохо изучены и недостаточно освещены современными исследованиями. Ряд статей Ю.Т. отчаянными усилиями его почитателей был переиздан в 70-80-е годы. Работа будущим филологам тут предстоит изрядная – и публикация еще неизвестных, но сохранившихся в архивах рукописей писателей, и поиск забытых произведений в периодической прессе 20-х годов, и тщательный анализ, разбор уже найденного и опубликованного.
Как ни странно это звучит в наши дни, но именно о деятельности писателя в кино нам (по крайней мере, мне) известно меньше всего. Его статьи о жанровой специфике кинематографа опубликованы в уже упоминавшемся сборнике. Но вот фильмов, снятых по его сценариям в 20-30-е годы («Шинель», «СВД (Союз великого дела)», «Подпоручик Киже»), я не видел ни одного, более того, их не видел никто из моих знакомых. А ведь кроме этих были еще и сценарии, не разрешенные к съемкам.
Полагаю, что подобный букет талантов в одном человеке характеризует не только его, но и эпоху, в которую он жил и работал. Скорее всего, мы только и знали бы сейчас единственно Тынянова-литературоведа, если бы тот пришелся своему времени ко двору. Однако, став даже уважаемым мэтром, одним из классиков-основоположников формальной школы, признанным в кругу специалистов не только в СССР, но и за рубежом, Юрий Николаевич по-прежнему имел большие сложности как с публикацией своих новых вещей, так и с наличием самого элементарного прожиточного минимума для вовсе не избалованного жизнью человека. В книжке «Новое зрение» этот вопрос стыдливо обходится молчанием, впрочем, по вполне понятным причинам – она вышла в 1988 году.
И знаменитая и очень трогательная история о том, как Тынянов переквалифицировался в исторические романисты (Корней Чуковский вставил в планы одного детского издательства публикацию небольшой брошюры о Кюхельбекере, а затем долго убеждал Ю.Т., что интересен не стиль Кюхельбекера, а рассказ о нем и, убедив, получил в результате вместо брошюры большой полноценный роман), нуждается-таки в двух уточнениях. В. Каверин, описывая жизнь друга перед созданием «Кюхли», меланхолически замечает: «В 1923 году Тынянов служил корректором в Госиздате». Заметьте себе, не зав. редакцией, даже не редактором, а именно корректором – то есть на самой низкооплачиваемой должности в издательстве. И еще обратите внимание на следующие строки из в остальном вполне «святочного» рассказа Чуковского: «Когда я пришел к Ю.Н. и стал уговаривать его, чтобы он написал эту книжку, он согласился с большой неохотой, и, кажется, если бы не бедность, угнетавшая его тогда особенно тяжко, он ни за что не взялся бы за такую работу, которая отвлекала его от научных занятий».
Вильгельм Карлович Кюхельбекер наряду с Гейне был постоянным «спутником жизни» Юрия Николаевича и стал первой персоной его будущей знаменитой трилогии о русских писателях начала XIX века: Кюхельбекер – Грибоедов – Пушкин. Первая научная работа Тынянова, вместе с его бумагами и библиотекой сгоревшая во время Ярославского мятежа в 1918 году, была посвящена Кюхельбекеру. Впоследствии Ю.Т. разыскал почти все написанное Кюхельбекером и издал его собрание сочинений. И если к Тынянову-издателю и автору литературоведческих работ о Кюхельбекере добавить Тынянова – текстолога и редактора, которые тщательно вычитали все рукописи Вильгельма Карловича, то сделать для другого, пусть даже самого лучшего друга, больше вроде бы невозможно. К чему тут еще и роман городить?
Но Юрий Николаевич своим «Кюхлей» не только реабилитировал Кюхельбекера-поэта для широкого читателя (есть, согласитесь, разница в реабилитации для специалистов и – для всех), он реабилитировал Кюхельбекера-человека, о котором до того разве что поклонники Пушкина могли бы с трудом вспомнить: «так было мне, мои друзья, и кюхельбекерно и тошно». Нескладный, неловкий, несуразный, не приспособленный к реальной жизни, Кюхельбекер после романа Ю.Т. наконец занял в истории достойное место – среди других возвышенных донкихотов человечества.
Последующие два романа, «Смерть Вазир-Мухтара» и «Пушкин», упрочили общесоюзное признание писателя и одновременно вызвали резкую волну критики, причем не только у современников. Так, автора «Вазир-Мухтара» обвиняли в том, что при описании последних месяцев жизни Грибоедова он слишком сгущал краски и изобразил не столько реальное время правления Николая I, сколько какое-то полуфашистское государство ХХ века.
Ну а «Пушкина» упрекали, естественно, в неправильной, неверной трактовке образа как самого Пушкина, так и остальных главных героев романа, излишне подробном описании второстепенных персонажей, даже (А. Белинков) в отказе от своей прежней манеры. «Он писал «Пушкина» так, как будто бы все написанное им раньше было неверно. Тынянов уходил в традиционную великую классическую литературу, литературу, которая была создана другими и в которой другие сделали больше, чем он».
Не правда ли, страшное обвинение? Странно, что никто не ругал Тынянова за то, что последнюю, 3-ю часть «Пушкина» он писал не самостоятельно. А ведь это была бы правда. Находясь во время войны в эвакуации, смертельно больной, не способный не только двигаться, но и писать, лишенный всех книг и справочников, Тынянов, лежа в военном госпитале, надиктовывал какой-то доброй душе (Каверин потом простить себе не мог, что не узнал фамилию этой женщины) окончание романа.
Спорить со всем этим бесполезно. На главный же вопрос, такими ли предстают перед нами Пушкин, Грибоедов и Кюхельбекер, какими они были на самом деле, не ответит никто. Или, точнее, можно легко ответить, что нет. Потому как в лучшем случае, при глубочайшей интуиции и самом кропотливом труде писателя, у нас будут не Грибоедов и Пушкин, а Грибоедов и Пушкин Тынянова. Другое дело, что, несмотря на тьму других исследователей и писателей, поставить их Пушкиных и Грибоедовых рядом с тыняновскими я не могу. А могу лишь искренне пожалеть, что болезнь помешала писателю закончить роман. «Если бы безрадостная жизнь Тынянова сложилась иначе, роман был бы доведен до конца и, судя по первому тому, едва ли поместился бы в размер, который заняла «Война и мир» (В. Каверин).
Я действительно по-прежнему не знаю, какое место занимает сейчас Тынянов в отечественной литературе. Знаю только, что, пока кто-то читает Пушкина и Грибоедова (и Кюхельбекера, и Гейне, и Достоевского, и Гоголя), без книг Тынянова, художественных и научных, им не обойтись. Вот только очень хотелось бы в следующий раз перечитывать его произведения по добротному, полноценному собранию сочинений, в которое бы вошли все главные вещи писателя. Прошлому Тынянову явно нужен Тынянов современный. А еще лучше, чтобы их оказалось двое: так здорово было бы сесть под лампу с написанным каким-нибудь моим незнакомым сверстником настоящим, глубоким историческим романом в руках и погрузиться в мир 20-30-х годов, послушать тогдашние споры о жизни и литературе, познакомиться с Тыняновым, Мандельштамом и Шкловским, увидеть, как они вживались в свое время и противостояли ему, – с романом, сопоставимым с «Пушкиным» и «Кюхлей».
Павел НУЙКИН,
член Союза писателей Москвы
Ответьте, положа руку на сердце: часто ли вы берете в руки книги Пушкина и Грибоедова «поздними зимними вечерами»? Многие ответят отрицательно, ибо школа, возведя этих действительно великих писателей в классики, одновременно отвратила у огромного числа людей живой интерес к их творчеству. И поистине повезло тем, кого судьба свела с книгами Юрия Тынянова «Пушкин» и «Смерть Вазир-Мухтара». Прочитавшие их навсегда и с Александрами Сергеевичами, и с другими замечательными отечественными писателями. Поистине Тынянов – замечательный проводник в гениальную литературу России. Перечитывая Юрия Николаевича Тынянова (1894-1943), невольно начинаешь задумываться о так называемом феномене русской литературы – какие небывалые свершения и подвиги духа требуются от писателя, чтобы попасть в число ее классиков? Ведь Юрия Николаевича, при всем желании и самом глубоком к нему уважении, не поставишь в один ряд с ведущими отечественными прозаиками XX, ни тем более XIX века.
Тем не менее недавно при чтении его исторических произведений у меня возникла полная уверенность в том, что проза Тынянова не только твердо выдерживает сравнение с главными вещами таких признанных классиков зарубежной литературы, как Кафка и Оруэлл, но и в чем-то их решительно превосходит. И это при том, что широкому читателю Ю.Т. известен преимущественно своим знаменитым трехтомником с семью произведениями исторической прозы, постоянно переиздаваемым начиная с 50-х годов в одном и том же составе. Надо отметить, что первоначальный авторский замысел охвата XVIII-XIX веков был гораздо значительнее, но реализовать его писатель не успел.
Как пишет близкий друг Тынянова и, наверное, лучший знаток его творчества писатель В. Каверин: «В бумагах сохранился список 15 произведений Тынянова. Из них были осуществлены только 6: «Кюхля», «Смерть Вазир-Мухтара», «Подпоручик Киже», «Восковая персона», «Малолетный Витушишников», первые три части романа «Пушкин» («Детство», «Лицей», «Юность») и короткие рассказы, до сих пор оставшиеся в периодической прессе.
Увы, имеем то, что имеем. Тем более что на деле имеем значительно больше, чем знаем. Так, один специалист по Тынянову отмечает, что тот оставил неизгладимый след в истории как минимум «пяти искусств: в художественной прозе, кино, стихотворном переводе, критике (в своих блестящих эссе), не говоря уже об истории и теории литературы». Причем речь здесь идет о человеке, который не дожил до пятидесяти лет и вдобавок все последние годы своей жизни практически не имел возможности полноценно работать, став инвалидом вследствие недуга, от которого тогда не было никаких средств, – рассеянного склероза.
Для любого студента-филолога Тынянов – теоретик искусства, неизбежная часть учебной программы, не менее, а то и более обязательная, чем его исторические романы. Причем (добавим тут к врожденному призванию, усидчивости и великолепной памяти еще и бесспорный талант) свои первые литературоведческие открытия Ю.Т. умудрился сделать, еще будучи студентом, – он обнаружил в тексте стихотворения Лермонтова «Смерть поэта» реминисценции из посланий Жуковского, включая прямую текстуальную перекличку: «Растерзали их иглы славное чело» (Жуковский). А в первой своей книге «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)», вышедшей в 1921 году, Тынянов доказал, что в знаменитой повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» высмеиваются и пародируются гоголевские «Выбранные места из переписки с друзьями», о чем никто из читателей Достоевского даже и не догадывался более полувека.
К сожалению, его теоретические труды, участие в создании формальной школы, знаменитый ОПОЯЗ (Общество изучения поэтического языка), ядро которого наряду с Тыняновым составляли В. Шкловский и Б. Эйхенбаум, пока по-прежнему плохо изучены и недостаточно освещены современными исследованиями. Ряд статей Ю.Т. отчаянными усилиями его почитателей был переиздан в 70-80-е годы. Работа будущим филологам тут предстоит изрядная – и публикация еще неизвестных, но сохранившихся в архивах рукописей писателей, и поиск забытых произведений в периодической прессе 20-х годов, и тщательный анализ, разбор уже найденного и опубликованного.
Как ни странно это звучит в наши дни, но именно о деятельности писателя в кино нам (по крайней мере, мне) известно меньше всего. Его статьи о жанровой специфике кинематографа опубликованы в уже упоминавшемся сборнике. Но вот фильмов, снятых по его сценариям в 20-30-е годы («Шинель», «СВД (Союз великого дела)», «Подпоручик Киже»), я не видел ни одного, более того, их не видел никто из моих знакомых. А ведь кроме этих были еще и сценарии, не разрешенные к съемкам.
Полагаю, что подобный букет талантов в одном человеке характеризует не только его, но и эпоху, в которую он жил и работал. Скорее всего, мы только и знали бы сейчас единственно Тынянова-литературоведа, если бы тот пришелся своему времени ко двору. Однако, став даже уважаемым мэтром, одним из классиков-основоположников формальной школы, признанным в кругу специалистов не только в СССР, но и за рубежом, Юрий Николаевич по-прежнему имел большие сложности как с публикацией своих новых вещей, так и с наличием самого элементарного прожиточного минимума для вовсе не избалованного жизнью человека. В книжке «Новое зрение» этот вопрос стыдливо обходится молчанием, впрочем, по вполне понятным причинам – она вышла в 1988 году.
И знаменитая и очень трогательная история о том, как Тынянов переквалифицировался в исторические романисты (Корней Чуковский вставил в планы одного детского издательства публикацию небольшой брошюры о Кюхельбекере, а затем долго убеждал Ю.Т., что интересен не стиль Кюхельбекера, а рассказ о нем и, убедив, получил в результате вместо брошюры большой полноценный роман), нуждается-таки в двух уточнениях. В. Каверин, описывая жизнь друга перед созданием «Кюхли», меланхолически замечает: «В 1923 году Тынянов служил корректором в Госиздате». Заметьте себе, не зав. редакцией, даже не редактором, а именно корректором – то есть на самой низкооплачиваемой должности в издательстве. И еще обратите внимание на следующие строки из в остальном вполне «святочного» рассказа Чуковского: «Когда я пришел к Ю.Н. и стал уговаривать его, чтобы он написал эту книжку, он согласился с большой неохотой, и, кажется, если бы не бедность, угнетавшая его тогда особенно тяжко, он ни за что не взялся бы за такую работу, которая отвлекала его от научных занятий».
Вильгельм Карлович Кюхельбекер наряду с Гейне был постоянным «спутником жизни» Юрия Николаевича и стал первой персоной его будущей знаменитой трилогии о русских писателях начала XIX века: Кюхельбекер – Грибоедов – Пушкин. Первая научная работа Тынянова, вместе с его бумагами и библиотекой сгоревшая во время Ярославского мятежа в 1918 году, была посвящена Кюхельбекеру. Впоследствии Ю.Т. разыскал почти все написанное Кюхельбекером и издал его собрание сочинений. И если к Тынянову-издателю и автору литературоведческих работ о Кюхельбекере добавить Тынянова – текстолога и редактора, которые тщательно вычитали все рукописи Вильгельма Карловича, то сделать для другого, пусть даже самого лучшего друга, больше вроде бы невозможно. К чему тут еще и роман городить?
Но Юрий Николаевич своим «Кюхлей» не только реабилитировал Кюхельбекера-поэта для широкого читателя (есть, согласитесь, разница в реабилитации для специалистов и – для всех), он реабилитировал Кюхельбекера-человека, о котором до того разве что поклонники Пушкина могли бы с трудом вспомнить: «так было мне, мои друзья, и кюхельбекерно и тошно». Нескладный, неловкий, несуразный, не приспособленный к реальной жизни, Кюхельбекер после романа Ю.Т. наконец занял в истории достойное место – среди других возвышенных донкихотов человечества.
Последующие два романа, «Смерть Вазир-Мухтара» и «Пушкин», упрочили общесоюзное признание писателя и одновременно вызвали резкую волну критики, причем не только у современников. Так, автора «Вазир-Мухтара» обвиняли в том, что при описании последних месяцев жизни Грибоедова он слишком сгущал краски и изобразил не столько реальное время правления Николая I, сколько какое-то полуфашистское государство ХХ века.
Ну а «Пушкина» упрекали, естественно, в неправильной, неверной трактовке образа как самого Пушкина, так и остальных главных героев романа, излишне подробном описании второстепенных персонажей, даже (А. Белинков) в отказе от своей прежней манеры. «Он писал «Пушкина» так, как будто бы все написанное им раньше было неверно. Тынянов уходил в традиционную великую классическую литературу, литературу, которая была создана другими и в которой другие сделали больше, чем он».
Не правда ли, страшное обвинение? Странно, что никто не ругал Тынянова за то, что последнюю, 3-ю часть «Пушкина» он писал не самостоятельно. А ведь это была бы правда. Находясь во время войны в эвакуации, смертельно больной, не способный не только двигаться, но и писать, лишенный всех книг и справочников, Тынянов, лежа в военном госпитале, надиктовывал какой-то доброй душе (Каверин потом простить себе не мог, что не узнал фамилию этой женщины) окончание романа.
Спорить со всем этим бесполезно. На главный же вопрос, такими ли предстают перед нами Пушкин, Грибоедов и Кюхельбекер, какими они были на самом деле, не ответит никто. Или, точнее, можно легко ответить, что нет. Потому как в лучшем случае, при глубочайшей интуиции и самом кропотливом труде писателя, у нас будут не Грибоедов и Пушкин, а Грибоедов и Пушкин Тынянова. Другое дело, что, несмотря на тьму других исследователей и писателей, поставить их Пушкиных и Грибоедовых рядом с тыняновскими я не могу. А могу лишь искренне пожалеть, что болезнь помешала писателю закончить роман. «Если бы безрадостная жизнь Тынянова сложилась иначе, роман был бы доведен до конца и, судя по первому тому, едва ли поместился бы в размер, который заняла «Война и мир» (В. Каверин).
Я действительно по-прежнему не знаю, какое место занимает сейчас Тынянов в отечественной литературе. Знаю только, что, пока кто-то читает Пушкина и Грибоедова (и Кюхельбекера, и Гейне, и Достоевского, и Гоголя), без книг Тынянова, художественных и научных, им не обойтись. Вот только очень хотелось бы в следующий раз перечитывать его произведения по добротному, полноценному собранию сочинений, в которое бы вошли все главные вещи писателя. Прошлому Тынянову явно нужен Тынянов современный. А еще лучше, чтобы их оказалось двое: так здорово было бы сесть под лампу с написанным каким-нибудь моим незнакомым сверстником настоящим, глубоким историческим романом в руках и погрузиться в мир 20-30-х годов, послушать тогдашние споры о жизни и литературе, познакомиться с Тыняновым, Мандельштамом и Шкловским, увидеть, как они вживались в свое время и противостояли ему, – с романом, сопоставимым с «Пушкиным» и «Кюхлей».
Павел НУЙКИН,
член Союза писателей Москвы
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
