Антон Лубченко: Классическая музыка – врачевание души и сердца

ВСПОМНИТЬ ВСЕ

- Антон, большое дело сделали – вернули людям прекрасную музыку.

- И уже не в первый раз. В 2015 году мы восстановили утраченную партитуру последней оперы Сергея Прокофьева «Повесть о настоящем человеке». При его жизни ее не ставили, а после смерти поставили с купюрами, но партитура не была издана. Спектакль мы показали в Мариинском театре, даже получили за него премию, записав на диск.

А в 2019 году исполнили ораторию Прокофьева «На страже мира», в которой тоже восстановили одну часть, интересную, ключевую, с чтецами.

- А как пропала эта музыка к фильму?

- На Мосфильме был грандиозный пожар, сгорело несколько пленок, фильм «Пиковая дама» Михаила Ромма, кстати, тоже с музыкой Прокофьева, много других материалов.

- Как же вы ее восстановили?

- Дело в том, что сгорела полная партитура, но осталась рукопись Прокофьева, она хранилась в РГАЛИ, Российском государственном архиве литературы и искусства в виде дирекциона – такого расширенного клавира, с детальными разметками композитора, как следует ассистентам расписывать оркестровую партитуру. Вот эти дирекционы сохранились, и по пометкам Прокофьева мне удалось партитуру расшифровать.

- Сколько времени заняла работа?

- Примерно месяц. Я же по первому образованию композитор.

- А репетиции?

- Неделю репетировали с Губернаторским симфоническим оркестром.

- А как вам вообще пришла в голову эта мысль?

- Я много дирижирую Прокофьева, занимаюсь его творчеством, хорошо знал и этот фильм «Партизаны в степях Украины». А вот ноты нигде не мог найти. Оказалось, что их нет. Обратился в государственный архив за рукописью. Сам фильм можно найти в интернете, сюжет незамысловатый, типичная агитка, но музыка очень сильная на основе украинского фольклора. В фильм не вся музыка вошла, которую Прокофьев написал, но мы восстановили ее полностью. Эта работа для меня – очередная ступень в возрождении наследия Сергея Прокофьева. Один из самых известных русских композиторов, а мы многое из его произведений еще не знаем.

НЕ «ЗОЛУШКОЙ» ЕДИНОЙ

- Антон, откуда у вас такая любовь к Прокофьеву?

- Это один из моих любимых композиторов. Но занимаюсь не только Прокофьевым.

Я один из первых российских дирижеров, которые играют симфоническую музыку Курта Вайля (автор музыки к «Трехгрошовой опере» по пьесе Бертольда Брехта. - прим. ред.). Это немецкий композитор первой половины 20 века, последователь Стравинского и Малера, предтеча Шнитке и Шостаковича. Его почти не знают в России, а за рубежом он известен. Мы впервые сыграли на концерте его Вторую симонию.

- При имени Сергея Прокофьева сразу вспоминаются балеты «Золушка» и «Ромео и Джульетта», это его визитные карточки.

- Ну не только! Мне кажется, «Александр Невский» не меньше визитная карточка (кантата и музыка к фильму Сергея Эйзенштейна – прим. ред.), потом оперы «Война и мир» и «Любовь к трем апельсинам», Третий фортепианный концерт или детская сказка «Петя и волк»… Но очень большое количество сочинений пока остаются в тени.

- Когда вы впервые услышали музыку Прокофьева?

- Это было во втором или третьем классе музыкальной школы, мне было лет 8 или 9. К нам приезжал известный пианист, играл какую-то из сонат Прокофьева. Помню, что тогда на меня эта музыка произвела странное впечатление…

- А когда вы его музыку полюбили?

- Это не в один момент произошло, а постепенно. Когда-то все мое представление о музыке перевернула опера «Семен Котко» в Мариинском театре. Это было в студенческое время в Консерватории. Эта опера перевернула мой музыкальный мир. Еще помню постановку Андрея Кончаловского, оперу «Война и мир», тоже в Мариинском театре. Очень поразила тогда сцена пожара Москвы…

- Как вы думаете, почему балеты Прокофьева все же больше известны?

- Может, потому что этим произведениям чуть больше повезло. А музыка такая же, как и вся музыка Прокофьева, не сложнее и не проще. Кстати, балет «Ромео и Джульетта» неоднозначно был принят на премьере. Галина Уланова сказала знаменитую фразу: «Нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете», и эта шутка долго гуляла в театральном мире. Многим музыка тогда казалась сложной, непонятной. Не сказать, что Прокофьев стремительно входил в жизнь слушателей.

- Какие еще планы по возвращению шедевров?

- У Прокофьева еще много сочинений, которые нужно восстанавливать. В основном это связано с музыкой либо театральной, либо в кино. Музыка к фильму «Котовский» тоже не издана, и не понятно, где находятся ноты.

Но и не только Прокофьев. Куртом Вайлем еще нужно заниматься, наследие Валерия Гаврилина до сих пор не записано целиком. Еще есть идея побольше поиграть музыку Дмитрия Кабалевского, которую тоже сегодня совершенно забыли. А композитор он замечательный, писал далеко не только юношескую музыку, хоть так и принято считать – у него огромное количество очень глубоких: Реквием, четыре фортепианных концерта, четыре симфонии, оперы… Все это надо играть.

Вообще считаю, что у нас, у русских дирижеров, большая задолженность перед нашими композиторами-классиками. Работы по возрождению и возвращению этой музыки на сценические площадки хватит на жизнь не одного моего коллеги. Призываю всех активней интересоваться тем, что хранится в нашей сокровищнице.

- Думаете, современных людей это отвлечет от гаджетов и тик-токов?

- Когда я выхожу на сцену, то получаю от людей в зале много позитива, восторженных оценок. Правда, может те, кому не нравится, просто не высказывают свое мнение, конечно… (улыбается).

- А молодежь ходит на такие концерты?

- Ходит!

- Наверно, это очень продвинутая молодежь, из культурной музыкальной среды.

- Наверно, те, кому интересен Моргенштерн и все такое прочее, вряд ли пойдут слушать Кабалевского. Но каждому свое.

- А современным детям не скучно слушать Кабалевского и Прокофьева?

- Смотря как это подавать. Год назад мы поставили в Волгограде театрализованный спектакль «Петя и Волк», для детишек от 3 до 12 лет, он шел днем по воскресеньям. Дети слушали затаив дыхание! А эта сказка - про пионера Петю, написана в 1937 году, почти сто лет прошло! Но и сегодня – слушают, смотрят, нравится, и еще подпевают.

- Как мило!

- В Петербурге «Петя и волк» идет каждую неделю в Концертном зале Мариинского театра.

Неутомимый пропагандист музыки - Валерий Гергиев, я горд, что како-то время работал под его началом, пользовался его наставлениями. Он открыл огромное количество музыки – причем не только в России. В Петербурге именно им впервые поставлены все оперы Вагнера, Верди, симфонии Малера. А западный мир он знакомил с сочинениями Прокофьева и Шостаковича. Но и у него были предшественники, которые постоянно открывали новое. До Гергиева был Мравинский, впервые в Советском союзе серьезно прикоснувшийся к Брукнеру, а до Мравинского – Николай Малько, открывший миру самую первую симфонию еще юноши Шостаковича… Убежден, что работа дирижера – прежде всего просветительская. Пару недель назад я дирижировал в Майнингене старейшим немецким оркестром, во втором отделении мы играли симфоническую сюиту, практически симфонию «Шехерезада» Римского-Корсакова – зал аплодировал стоя! Восемь минут продолжалась стоячая овация! Не отпускали со сцены ни меня, ни оркестр. Тогда я поднял над головой партитуру Римского-Корсакова, чтобы показать, что все аплодисменты - этому автору и русской музыке! На Западе очень любят русскую музыку.

- А у нас?

- К сожалению, меньше. Там и Прокофьева, и Кабалевского, и Скрябина играют, записывают. А мы в эти дни на фестивале многие русские сочинения играем впервые. Например, вчера в Малом зале филармонии впервые исполняли «Фантазию» Кабалевского на «Фантазию» Шуберта. Если говорить проще, Кабалевский превратил знаменитую 4-х ручную вещь Шуберта в полноценный концерт для фортепиано с оркестром, при этом не дописав за Шуберта ни одной ноты! Замечательная, уникальная партитура. Кабалевский написал ее в 1961 году, и до сих пор она никогда не игралась ни в Ленинграде, ни в Петербурге. В Москве исполнялась единожды Эмилем Гилельсом с Кириллом Кондрашиным еще при жизни автора – и даже записи нет! На Западе существует целых три записи, две из них современные. Там это слушают. А у нас даже не знают, что такое сочинение есть.

- Почему так?

- Потому что не пророка в своем Отечестве, как говорится.

- Чувствуете, что ваша миссия – пробить эту стену?

- Если бы я это не чувствовал, я бы этим не занимался.

- Как привлечь простых людей, с улицы, к Кабалевскому?

- Для этого надо дать людям возможность хотя бы это услышать. А потом они уже могут решать, нужно им это или нет. Когда я был маленьким, у нас в доме все время звучал Рахманинов, Чайковский, Бизе, тот же Прокофьев. Эта музыка звучала по радио, телевидению, была частью жизни обычного советского человека, который вставал утром, выпивал кофе под звуки Второго концерта Рахманинова и шел на работу, например, на завод.

Кстати, именно Кабалевский, будучи депутатом Верховного совета СССР, добился введения уроков музыки в учебный курс обычных среднеобразовательных школ. Но сейчас одних таких уроков будет мало, нужна государственная программа из многих составляющих. Об этом много говорят, что-то принимают, но не работает.

ЛИЧНОЕ

- Антон, фильм «Партизаны в степях Украины» - про Великую Отечественную войну. А у вас в семье воевали?

- Мой прадедушка, Константин Федорович Лубченко, во время войны был стеклодувом, начальником цеха знаменитого Оптико-механического завода в городе Изюм, выпускающего военную оптику. Известно, что именно этот завод первым как-то раздобыл через разведку технологии немецкой оптики Zeiss и быстро наладил свое производство. Знаю, что во время войны дед и в Берлине бывал, а в 1945-м привез оттуда фарфоровую перечницу – она до сих пор хранится в нашей семье как реликвия. Бабушка – его дочь – помнила, как в эвакуацию они с ее мамой ехали в Пензу. Был авианалет, бомбили поезд. Все побежали в лес через поле, а с самолета сверху расстреливали бегущих людей. Прабабушка повалила детей, мою бабушку и ее брата, на землю и прикрыла собой сверху. Слава Богу, они не погибли.

- От прадедушки сохранились медали, документы?

- Все погибло в городе Изюм, где жила бабушка и мама. Их дом разбомбили, они две недели просидели в подвале, без света, воды, еды, пока не появилась возможность уехать.

Хорошо, что у меня есть моя профессия, она держит. Когда находишься в мире искусства, в мире музыки, это какое-то врачевание и души, и сердца, и мозгов.