За плотью слов
В минском Дворце искусств с успехом прошла персональная выставка Семена Домарада, приуроченная к его 60-летию Вслед за выставкой в галерее «Концепция» были показаны работы, не вошедшие в первую экспозицию. Участник республиканских и международных выставок, автор монументальных работ в технике витража, мозаики, росписи, прекрасный акварелист, на этот раз Семен Домарад представил зрителям пейзажи, посвященные «Земле белорусской».
В минском Дворце искусств с успехом прошла персональная выставка Семена Домарада, приуроченная к его 60-летию
Вслед за выставкой в галерее «Концепция» были показаны работы, не вошедшие в первую экспозицию. Участник республиканских и международных выставок, автор монументальных работ в технике витража, мозаики, росписи, прекрасный акварелист, на этот раз Семен Домарад представил зрителям пейзажи, посвященные «Земле белорусской». Помню, год назад на одной из выставок меня покорили своей поэтичностью две картины: лодка с людьми, плывущая вдоль камыша по золотистой глади реки, и стожок сена возле деревянного сарайчика – в призрачном свете луны. В то время я готовила к выпуску сборник стихов «За плотью слов», и мне показалось, что эти работы Семена Домарада созвучны моим стихам. Увидев другие работы художника, поняла, что лирическое настроение присуще им всем. Так появилась идея – с помощью репродукций создать в книге живописный образ нашей дорогой родины.
В процессе работы мы часто общались с художником. Судьба художника, не стремящегося ловить успех любыми средствами, напомнила мне одну притчу. Отец наказал сыну очистить поле от сорняков, а тот, увидев множество травы и терний, пришел в уныние, лег на землю и уснул. Когда отец пришел проверить работу, сын признался, что еще не начинал трудиться. Тогда отец сказал: «Сын мой! Возделывай каждый день столько, сколько занимает твое ложе. И не унывай!» Так сын и поступил, и в скором времени поле очистилось. Смысл притчи очевиден: если не переставая идти к своей цели, результат обязательно будет. Семен Домарад, работающий в мастерской Минского художественного комбината, мне кажется, живет по такому принципу.
– Родом я из Бобруйска, родился в семье художника, – вспоминает Семен Домарад. – Часами мог рассматривать книги с иллюстрациями. В школе рисование сразу стало для меня всем. Остальная учеба была обузой.
Отец часто брал меня с собой на рыбалку, где всегда что-то зарисовывал в блокнот. До сих пор помню те впечатления – раннее утро, сонный город, дворник метет улицу. За рекой, в деревне, кричат петухи, мычат коровы, лают собаки. Росный луг, весь в цветах, солнце только встает, на воде – легкий туман. Благодать!.. И я невольно потянулся все это нарисовать. До восьмого класса учился в Бобруйске, потом поступил в Минское художественное училище, а потом в Театрально-художественный институт на монументальное отделение. Занимался у прекрасных художников и педагогов – Анатолия Барановского, Ивана Стасевича, Владимира Стельмашонка, Гаврилы Ващенко.
Настоящее искусство, мне кажется, существует там, где есть отпечаток личности художника. Говорят, что мастер должен иметь свое лицо, это правильно. Но при этом считается – если он меняет технику, значит, теряет себя. А по-моему, если делается это осознанно, все в порядке. С годами у нас меняется отношение к жизни, значит, и художник должен менять темы, приемы, искать свое «я», чтобы быть искренним. Мне нравится экспериментировать. Всегда хочется уловить состояние момента в природе, передать поэтичность сюжета. Темы картин возникают сами, из ощущений. Например, романтическая лодка с мальчиком сама «приплыла» в мое сознание. Правда, когда я закрасил холст, на нем вдруг четко проступили образы воды, камышей. Я интуитивно почувствовал, где должны быть фигуры, но не конкретные, а словно сотканные из чего-то зыбкого, очень люблю недосказанность в искусстве. Во время работы наступает момент, когда сердце начинает стучать сильнее. Добавляешь мазок для ритма – и все получается. А бывает, хочешь сделать лучше – и ухудшаешь. Каждый дополнительный мазок начинает раздражать, наступает разочарование, и все исчезает. Вернуться к прежнему невозможно.
Люблю писать воду. С ней связано много ощущений. Например, такое – ты возвращаешься с рыбалки, а под тобой шесть – восемь метров глубины. Заходит солнце, до деревни еще далеко, и ты находишься в каком-то отстраненном мире, как бы между вечером и ночью, между светом и тьмой. Чувствуешь сопричастность со временем, с предками, которые тысячи лет назад точно так же плыли по воде, но не оставили следов. Вода непостоянна, она впитывает события, но все держит внутри себя, раскрывая то радостную свою сторону, то печальную, то жестокую.
И с лодкой у меня связано много сюжетов. Вспоминается осень – темная вода, лес вдали. Я плыву возле покосившегося мосточка, к которому слетелись птицы, похожие на черных аистов. И среди всей этой застывшей природы лишь этот мосток кажется мне живым островком. И уже я сам словно становлюсь птицей, ее глазами смотрю на стылый берег. И небо – уже не звонкое, а какое-то грустное. Рождается чувство: что-то должно случиться. А птицы: останутся или улетят?.. И если они вдруг исчезнут, я непременно сейчас тоже что-то потеряю. Вот такие ощущения по воспоминаниям.
Недавно пересмотрел свои рисунки. В них в зависимости от темы всегда разные линии: то плавные, то такие жесткие, что даже порвана бумага. В этих незавершенных штрихах бурлят эмоции чистой идеи и живописная красота еще некрасива. Однажды наблюдал, как наклоненный к земле подсолнух клюют птицы: одна сверху, другая – снизу. У меня сразу появилась идея картины: черные птицы, клюющие солнце. Идея заставила искать форму, и по наброскам видно, как развивалась моя мысль. Но бывают сюжеты, которые долго носишь в душе и не можешь приступить к работе: страшно испортить задуманное. Вообще, художник много видит, но очень мало пишет. Помешать ему может даже плохое слово. И трудно представить, какие условия он назвал бы идеальными. Одно знаю точно: надо периодически оставаться одному, чтобы привести в порядок мысли и чувства.
В последнее время полюбил камерные детали. Однажды меня сильно впечатлил пейзаж: осень, поля убраны, земля черная, вспаханная, два огорода, разделенных длинными жердями, – и на этой границе стоит молодой кленок, на котором осталось два листочка. Только два живых листочка в окружении печальной пустоты!.. Такой сюжет, мне кажется, полон поэзии.
Я, наверное, вообще импрессионист по ощущениям. Помню, однажды весной меня пленила вода – своим цветом, была необыкновенно голубой! А может, я просто соскучился тогда по весне?.. На берегу были разбросаны ветки, и каждая капелька на них искрилась, переливалась, жила. А еще запал в память цвет этих веток на фоне голубой воды. Это был – свет!.. На картине нужно передать эти ощущения так же обостренно, но я до сих пор не знаю, как это сделать.
Валентина
ПОЛИКАНИНА,
поэт, член Союзов писателей Беларуси и России
Вслед за выставкой в галерее «Концепция» были показаны работы, не вошедшие в первую экспозицию. Участник республиканских и международных выставок, автор монументальных работ в технике витража, мозаики, росписи, прекрасный акварелист, на этот раз Семен Домарад представил зрителям пейзажи, посвященные «Земле белорусской». Помню, год назад на одной из выставок меня покорили своей поэтичностью две картины: лодка с людьми, плывущая вдоль камыша по золотистой глади реки, и стожок сена возле деревянного сарайчика – в призрачном свете луны. В то время я готовила к выпуску сборник стихов «За плотью слов», и мне показалось, что эти работы Семена Домарада созвучны моим стихам. Увидев другие работы художника, поняла, что лирическое настроение присуще им всем. Так появилась идея – с помощью репродукций создать в книге живописный образ нашей дорогой родины.
В процессе работы мы часто общались с художником. Судьба художника, не стремящегося ловить успех любыми средствами, напомнила мне одну притчу. Отец наказал сыну очистить поле от сорняков, а тот, увидев множество травы и терний, пришел в уныние, лег на землю и уснул. Когда отец пришел проверить работу, сын признался, что еще не начинал трудиться. Тогда отец сказал: «Сын мой! Возделывай каждый день столько, сколько занимает твое ложе. И не унывай!» Так сын и поступил, и в скором времени поле очистилось. Смысл притчи очевиден: если не переставая идти к своей цели, результат обязательно будет. Семен Домарад, работающий в мастерской Минского художественного комбината, мне кажется, живет по такому принципу.
– Родом я из Бобруйска, родился в семье художника, – вспоминает Семен Домарад. – Часами мог рассматривать книги с иллюстрациями. В школе рисование сразу стало для меня всем. Остальная учеба была обузой.
Отец часто брал меня с собой на рыбалку, где всегда что-то зарисовывал в блокнот. До сих пор помню те впечатления – раннее утро, сонный город, дворник метет улицу. За рекой, в деревне, кричат петухи, мычат коровы, лают собаки. Росный луг, весь в цветах, солнце только встает, на воде – легкий туман. Благодать!.. И я невольно потянулся все это нарисовать. До восьмого класса учился в Бобруйске, потом поступил в Минское художественное училище, а потом в Театрально-художественный институт на монументальное отделение. Занимался у прекрасных художников и педагогов – Анатолия Барановского, Ивана Стасевича, Владимира Стельмашонка, Гаврилы Ващенко.
Настоящее искусство, мне кажется, существует там, где есть отпечаток личности художника. Говорят, что мастер должен иметь свое лицо, это правильно. Но при этом считается – если он меняет технику, значит, теряет себя. А по-моему, если делается это осознанно, все в порядке. С годами у нас меняется отношение к жизни, значит, и художник должен менять темы, приемы, искать свое «я», чтобы быть искренним. Мне нравится экспериментировать. Всегда хочется уловить состояние момента в природе, передать поэтичность сюжета. Темы картин возникают сами, из ощущений. Например, романтическая лодка с мальчиком сама «приплыла» в мое сознание. Правда, когда я закрасил холст, на нем вдруг четко проступили образы воды, камышей. Я интуитивно почувствовал, где должны быть фигуры, но не конкретные, а словно сотканные из чего-то зыбкого, очень люблю недосказанность в искусстве. Во время работы наступает момент, когда сердце начинает стучать сильнее. Добавляешь мазок для ритма – и все получается. А бывает, хочешь сделать лучше – и ухудшаешь. Каждый дополнительный мазок начинает раздражать, наступает разочарование, и все исчезает. Вернуться к прежнему невозможно.
Люблю писать воду. С ней связано много ощущений. Например, такое – ты возвращаешься с рыбалки, а под тобой шесть – восемь метров глубины. Заходит солнце, до деревни еще далеко, и ты находишься в каком-то отстраненном мире, как бы между вечером и ночью, между светом и тьмой. Чувствуешь сопричастность со временем, с предками, которые тысячи лет назад точно так же плыли по воде, но не оставили следов. Вода непостоянна, она впитывает события, но все держит внутри себя, раскрывая то радостную свою сторону, то печальную, то жестокую.
И с лодкой у меня связано много сюжетов. Вспоминается осень – темная вода, лес вдали. Я плыву возле покосившегося мосточка, к которому слетелись птицы, похожие на черных аистов. И среди всей этой застывшей природы лишь этот мосток кажется мне живым островком. И уже я сам словно становлюсь птицей, ее глазами смотрю на стылый берег. И небо – уже не звонкое, а какое-то грустное. Рождается чувство: что-то должно случиться. А птицы: останутся или улетят?.. И если они вдруг исчезнут, я непременно сейчас тоже что-то потеряю. Вот такие ощущения по воспоминаниям.
Недавно пересмотрел свои рисунки. В них в зависимости от темы всегда разные линии: то плавные, то такие жесткие, что даже порвана бумага. В этих незавершенных штрихах бурлят эмоции чистой идеи и живописная красота еще некрасива. Однажды наблюдал, как наклоненный к земле подсолнух клюют птицы: одна сверху, другая – снизу. У меня сразу появилась идея картины: черные птицы, клюющие солнце. Идея заставила искать форму, и по наброскам видно, как развивалась моя мысль. Но бывают сюжеты, которые долго носишь в душе и не можешь приступить к работе: страшно испортить задуманное. Вообще, художник много видит, но очень мало пишет. Помешать ему может даже плохое слово. И трудно представить, какие условия он назвал бы идеальными. Одно знаю точно: надо периодически оставаться одному, чтобы привести в порядок мысли и чувства.
В последнее время полюбил камерные детали. Однажды меня сильно впечатлил пейзаж: осень, поля убраны, земля черная, вспаханная, два огорода, разделенных длинными жердями, – и на этой границе стоит молодой кленок, на котором осталось два листочка. Только два живых листочка в окружении печальной пустоты!.. Такой сюжет, мне кажется, полон поэзии.
Я, наверное, вообще импрессионист по ощущениям. Помню, однажды весной меня пленила вода – своим цветом, была необыкновенно голубой! А может, я просто соскучился тогда по весне?.. На берегу были разбросаны ветки, и каждая капелька на них искрилась, переливалась, жила. А еще запал в память цвет этих веток на фоне голубой воды. Это был – свет!.. На картине нужно передать эти ощущения так же обостренно, но я до сих пор не знаю, как это сделать.
Валентина
ПОЛИКАНИНА,
поэт, член Союзов писателей Беларуси и России
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
