Андрей ДЕМЕНТЬЕВ: Жизнь без цензуры
Известному российскому поэту, лауреату Государственной премии СССР и премии Ленинского комсомола Андрею Дементьеву 16 июля исполнилось 80 лет. Песни на его стихи исполняли и исполняют самые известные артисты – это он написал «Аленушку», «Каскадеров», «Яблоки на снегу», «Отчий дом» и «Лебединую верность». На его счету – свыше 30 поэтических сборников. Стихи Дементьева переведены на многие языки мира. Более 12 лет Андрей Дмитриевич возглавлял журнал «Юность».
Известному российскому поэту, лауреату Государственной премии СССР и премии Ленинского комсомола Андрею Дементьеву 16 июля исполнилось 80 лет. Песни на его стихи исполняли и исполняют самые известные артисты – это он написал «Аленушку», «Каскадеров», «Яблоки на снегу», «Отчий дом» и «Лебединую верность». На его счету – свыше 30 поэтических сборников. Стихи Дементьева переведены на многие языки мира. Более 12 лет Андрей Дмитриевич возглавлял журнал «Юность». «В Вашей лирике много сердца»
– Андрей Дмитриевич, во время Вашего юбилейного торжества в Твери творились чудеса с погодой – дождь остановился только на время концерта. А в Вашей жизни было много подобных чудесных явлений?
– Да, это было удивительно – как только Валя Толкунова запела, тучи куда-то исчезли, и солнце светило до самой последней ноты концерта. А потом вдруг снова хлынул дождь. Я пошутил со сцены, что договорился насчет погоды. Но я верю, что в нашей жизни все взаимосвязано – очевидно, Богу было угодно то, что происходило в тот вечер. Собрались друзья, десятки тысяч моих земляков, звучала музыка, и все были настроены по-доброму. Природа откликнулась! А в жизни тоже очень часто происходили какие-то необъяснимые для меня явления. Особенно когда я работал на Земле обетованной. Однажды ночью возвращались из гостей, и неожиданно кончился бензин. Мы с женой Аней остановились заправиться. И вдруг поняли, что забыли деньги. Два часа ночи. Естественно, никого нет. Банкомат работает, а карточки нет. Я уже решил, что придется ждать помощи до утра. И вдруг – из банкомата купюра – ровно столько, чтобы можно было заправиться. Как добрая шутка чья-то! До сих пор не знаю, кому я должен, но очень признателен за такую своевременную помощь.
Подобных странных для меня совпадений – случайных или неслучайных – было много. Но в критических ситуациях я научился обращаться к Небу, и – все происходит… А на Земле обетованной особенно чувствуешь эту связь. Я даже стихи написал об этом: «На Святой земле мы ближе к Богу». И вот будучи там, я сделал для себя такой вывод: надо так жить, чтобы не нарушать внутренний порядок в себе. А он определяется нашей совестью. Надо жить по совести. Конечно, все мы люди, все мы ошибаемся и совершаем какие-то не совсем праведные поступки. Но при этом надо помнить о том, что всем нам держать отчет.
– Андрей Дмитриевич, а совесть, по-Вашему, это что такое? Где она находится и как управляет человеком? Как Вы с ней общаетесь, договариваетесь?
– Совесть – она внутри каждого и вокруг нас. С ней не договариваются – об нее спотыкаются. Как только ты не туда сделал шаг, ты обязательно об нее споткнешься. И она тебя останавливает: «Ты что? Так не надо. Сюда нельзя». Совесть – это, наверное, интуиция. И ты становишься судьей самому себе. Судить самого себя – это, пожалуй, самая высокая и самая трудная обязанность человека. Трудно держать отчет перед самим собой.
– Мы с совестью рождаемся или приобретаем ее в процессе жизни?
– Гены – великая вещь, но это еще не все, если ты сам не будешь строить свою жизнь по тем правилам, которые заложены в тебе. И присматриваться к поступкам и движениям людей, которых посылает судьба. Которые становятся твоими Учителями. Когда я был мальчишкой, мне в семье заложили уважение к людям труда, ко всем, кто трудится, в поле или за станком. Меня научили уважать людей. Мой отец, например, всегда заставлял меня здороваться на улице со всеми. Я удивлялся, как же здороваться, ведь я их не знаю. А он отвечал: «Не важно. Может, тебя кто-то знает, а может, человек впервые здесь, – окажи ему уважение». Вот такой обобщенный образ отношения к людям я унаследовал от отца: внимание и уважение. И еще я понял: в жизни главное – не поступаться принципами. Это банально звучит, но это очень важно.
– Но для начала их надо иметь.
– Да, конечно. Но вы знаете, я вот никогда, за всю свою жизнь не подписал ни одного коллективного письма против кого-либо. Когда исключали из партии наших писателей в советские времена, которые были в оппозиции к власти, я никогда не голосовал против их исключения. Я считал, что я не имею права быть им судьей. Потому что это их позиция. Я, например, не выходил на Красную площадь в знак протеста против ввода танков в Чехословакию. У меня в тот момент была другая позиция. Но я уважал этих людей, уважал их убеждения и считал, что они имеют право их высказать.
Мне когда-то Горбачев сказал великолепную фразу: «Я с Лигачевым Егором во многом не согласен, мы с ним во многом расходимся. Но я его уважаю за то, что он отстаивает свои убеждения, в которые он верил, верит и будет верить всегда».
Я тоже исповедую эту позицию. Любой человек должен иметь право на собственные убеждения и возможность их отстаивать. Человек должен оставаться самим собой. Знаете, почему у меня с властью бывают очень напряженные отношения? Потому что они не авторитетом давят, а креслом своим. Всеми четырьмя ножками. Ножками кресла тебе на спину садятся и давят. Этот плохо. Должно быть все очень разумно. Вот почему я считаю, что во власти должны быть самые образованные люди. Потому что образованный человек – человек высокой культуры, человек высокой духовности – никогда не позволит использовать власть во вред. Он никогда не позволит себе вообще власть использовать. Общественную, государственную власть во имя своих собственных убеждений и корыстных интересов. Он должен всегда допускать, что он что-то не понимает, в чем-то ошибается. Почему я подружился с бывшим министром культуры Александром Сергеевичем Соколовым? Не только потому, что он профессор, высокообразованный человек. Он внук Ивана Сергеевича Соколова-Никитова, которого я очень хорошо знал. Мы встречались с ним у него на даче, и он со мной, мальчишкой, беседовал совершенно на равных, с уважением. И он однажды написал мне такую фразу: «В вашей лирике много сердца. Берегите сердце.
И я понял тогда: это очень важно, чтобы мы не зачерствели в наших карьеристских честолюбивых устремлениях. И до сих пор я замечаю, что мне всегда очень хорошо и душевно среди людей простых. Вы знаете, кто меня поздравил первым с моим юбилеем? Мои водители – все, которые у меня были когда-то. Прислали поздравления из разных мест – один сейчас даже за границей живет. Я не знаю, как они телефон мой раздобыли. Но мне было очень приятно, что они меня помнят.
Мне всегда легко с людьми. Людьми иногда необразованными, но непосредственными. Я могу остановиться на улице с человеком, который просит милостыню, – просто для того, чтобы узнать, почему с ним такое произошло, есть ли у него дети. И иногда открываешь для себя под внешне неказистой оболочкой чуткую и чистую душу. Жан-Жак Руссо написал трактат о том, что цивилизация портит нравственность. То, что сейчас вокруг нас, – это мнимая цивилизация, разрушающая гармонию мира, а не поддерживающая ее. Мнимая философия жизни, подменяющая истинные ценности, навязывается обществу. И когда встречаешь людей, несущих в себе эти ценности от природы – помимо образования, воспитания, условий жизни, – возвращается вера в людей.
Я однажды на дороге увидел девочку, продающую цветы. Проехал мимо – но потом увидел ее, бегущую за машиной, увидел ее глаза… Вернулся и купил у нее все цветы. Я написал об этом стихи – они вошли в книгу. И однажды я снова встретил эту девочку на том же месте и подарил ей книгу. Потом мне Аня, моя жена, рассказала, что она всем проезжающим рассказывала о книжке, о том, что я – ее друг. И вот через некоторое время мы с ней снова встречаемся. Я остановил машину на обочине, спрашиваю: «Как дела, Марина?» И выясняется, что она вышла замуж, родила ребенка и даже поступила в институт. «А цветы-то что продаешь?» – спрашиваю. Оказывается, денег-то все равно не хватает. Но мне показалась, что та наша встреча и мои стихи как-то повлияли на жизнь этой девочки – она сумела взять ее под контроль, опираясь на ту основу, которая в ней была от рождения. Всегда важно, что изначально заложено в человеке – его человеческое начало.
У меня это начало идет от отца, от того, как устроена у нас была жизнь в семье. И самое главное, что я оттуда получил, – это уважение к людям.
– Вы сейчас старейшина большого и достойного рода Дементьевых. А есть в Вашем роду какие-то ключевые фигуры, заложившие нравственный фундамент Вашей семьи?
– Дед у меня был по материнской линии грузчиком. Великолепно пел в церковном хоре. Был очень сильным и крепким – никогда не болел. У него были свои устои – рабочие. Каждое утро мы жарили с ним картошку, и он рассказывал мне какие-то очень важные вещи – что хорошо, что плохо, за что людей уважают. И я очень внимательно все впитывал. Простой народный кодекс чести. Эта честная простота в людях – как черный хлеб – его ведь ничем не заменишь. Потом это воспитание продолжил отец. Он собственной жизнью учил. Был из бедных крестьян. Приехал в город в тяжелые времена. Работал парикмахером – он был красивым молодым человеком, и у него женщины очень любили делать прически. Потом он захотел стать гримером в театре и освоил эту профессию. Затем вдруг увлекся гипнозом и стал его изучать. Два года учился этому делу и тренировался на маме – завораживал ее во время службы в церкви. И когда уже родился я, отец получил высшее образование – закончил с отличием Сельскохозяйственную академию. Писал статьи, издал книгу. Когда я – уже взрослый – просматривал его жизнь, я не переставал восхищаться отцом: как человек сам делал себя. Я уважаю таких людей. Я уважаю людей, сильных духом. Потому всегда говорил своим дочерям и потом внукам: добивайтесь в жизни всего сами, не ждите помощи от меня. Когда вы сами, без всяких звонков поступите в институт, получите работу – себя начнете уважать. Победа, успех, добытые собственными усилиями, своим трудом, дорогого стоят. Я сам так жил. Такая у меня закваска – от моих родных простых людей. И до сих пор я подпитываюсь энергией и мудростью от встреч с такими же простыми нашими соотечественниками, потому что в их простоте заключена мудрость всех предыдущих поколений.
Песни над Волгой
Когда Андрея Дементьева представляют поэтом, я все время ощущаю недостаточность этой характеристики. Хотя поэт в России – это действительно гордое звание, и поэт в России всегда был больше, чем поэт. Но Дементьев вмещает в себя столько разных планов и пластов личности, что судить о нем только по одной из сфер деятельности – значит, не понять ни его, ни сути его поэзии.
Да, он русский поэт. И он же – поэт-песенник, отметившийся красиво и деликатно в советской и современной эстраде. Но это все еще не Дементьев, если не помнить многого другого. Что он – из породы публицистов. Общественных деятелей. Медийных топ-менеджеров. Способный работать при любой власти, но при этом никогда не идущий на компромиссы с собственной совестью. Он из плеяды людей, умеющих разговаривать с народом – с экрана телевидения или со сцены. Он сам являет собой классический образ русского интеллигента из народа, которого сделал героем своего творчества. Только имея в виду все это, можно понять и оценить его поэтическое творчество, в котором предметом художественного исследования избрана сама жизнь – жизнь без цензуры. Такая, какая она есть у каждого из нас.
Тверь. 20 июля. Высокий берег Волги напротив выстроенной сцены пестрит десятками тысяч зонтов. На сцене один за другим меняются друзья Андрея Дмитриевича. Состав звезд, знакомый по прежним его концертам, – верный состав. Обаятельная Валентина Толкунова – русская красавица с баюкающими переливами в голосе. Неутомимый Лев Лещенко – все с тем же комсомольским задором поющий о родной земле. Публика затихает, уходя в себя после первых аккордов песни «Иерусалим», исполненной драматичной Тамарой Гвердцители. Эта песня, написанная Дементьевым и самой певицей, – дань святому городу и целому периоду в жизни поэта. Точнее, журналиста-международника Андрея Дементьева, чьи репортажи о ближневосточных катаклизмах мы наблюдали в середине 90-х в «Вестях».
Я очень хорошо помню этот период его жизни. Скептики-снобы от журналистики не поддерживали назначение Дементьева директором ближневосточного представительства ВГТРК. Мне же – тогда ведущей «Вестей» – был очень интересен взгляд Андрея. Будучи теперь уже специалистом по международным отношениям, я точно знаю, что привнес Дементьев в международную журналистику. Он передавал зрителям ощущение глобальности и тесноты нашего маленького мира – нашей глобальной деревни, говоря словами Маршалла Маклюэна, – в которой от движения каждого зависит комфорт и покой окружающих. Он приблизил к нам ближневосточные события до такой крупности, что за числами убитых евреев и палестинцев мы стали различать остановленные ужасом глаза похожих друг на друга детей и совершенно одинаковые по пронизывающей пронзительности материнские вопли отчаяния. Приехавшие в Тверь поздравить своего коллегу представители российского дипломатического корпуса дали свою высокую оценку деятельности Андрея Дементьева на Ближнем Востоке. Поддержал их в этом и министр культуры Александр Авдеев.
– Вы очень много сделали для нашей дипломатии. Ваши интересные, политически верные, точные, честные репортажи с Земли обетованной помогли не только дипломатам, они помогли стране. Если сейчас у нас есть крепкие позиции в этом регионе, если нас уважают и те и другие, если у нас есть на Ближнем Востоке миллионы почитателей русской культуры, русской поэзии, России в целом – то это во многом благодаря вам.
Добрым словом вспомнил министр и Дементьева – главного редактора «Юности».
– Гениальный журнал «Юность» – три миллиона триста тысяч экземпляров. Вас запоем читал весь Советский Союз. Ваш журнал был предвестником тех необходимых важных перемен, которые изменили к лучшему лицо страны. И вы были среди первых, кто поднял свой голос в пользу того, что надо менять страну, надо менять систему. Для этого требовался не только талант, но и большое гражданское мужество. Вы его проявили в полной мере, не боясь ни последствий, ни репрессий, ни окрика.
Эти слова нашего нового министра культуры Александра Авдеева, произнесенные со сцены в Твери, цитирую специально подробно. Уважение к гражданскому мужеству – редкое чувство у властей предержащих. Неудобное это качество для власти. И если для большинства элиты революция закончилась – для Дементьева она продолжается. Она продолжается в его книгах, в его выступлениях в телепрограмме «Народ хочет знать», в его деятельности в Общественной палате. Он не хочет мириться с тем, что нынешняя жизнь – это и есть то, за что боролись в 80-90-е.
Но возвращаюсь к тому, что происходило 20 июля в Твери, на берегу Волги...
В исполнении звезд звучали знакомые и любимые песни. Хорошие стихи – сейчас так уже для эстрады не пишут. Потрясающие мелодии композиторов старой школы вроде Евгения Доги. Великолепные голоса – от теноров Большого театра и «Новой оперы» до Ларисы Долиной, давно уже не являвшей себя публике в таком вокальном диапазоне. Сейчас уже так не поют. Да и современные тексты и мотивчики не дают талантливым исполнителям возможности раскрыться.
Но гвоздь программы – сам Андрей Дементьев, читающий свои стихи. Конкурировать с ним в этом смог разве что Валерий Золотухин. Андрей преображается, когда начинает читать... Подтянутый. Красивый своей русской открытостью и доброжелательностью. Каждый его жест – артистичен и одновременно искренен. Взмахом руки он отбивает безукоризненный ритм стиха и как будто с трибуны отстаивает свои убеждения. Я еще раз убеждаюсь в своем ощущении, что его нельзя оценивать по традиционным художественным критериям. Он – поэт-политик. Публичный поэт. Его стихи воспринимаются в комплексе: сцена, огромное количество людей, верящих ему, и он сам – продолжающий верить в свои романтические идеалы.
И еще одно очень сильное впечатление. С каждым его выходом – женские выдохи по трибунам – «Господи, как же он молод». Подтверждаю: Андрей Дементьев очень молод. Каждая встреча и беседа с ним заряжает надолго. От него веет силой, энергией, гармоничным сосуществованием с самим собой и огромным интересом к нам, его современникам. Только к юбилею он издал пять книг. Верю, напишет еще не одну.
Татьяна ХУДОБИНА
Фотографии Александра МАТЮШКИНА
Июль, Тверь
Я последний романтик ушедшего века.
Потому и живу по законам любви.
И душа моя, как одинокая ветка,
Что теряет уставшие листья свои.
Я упрямый романтик ушедшего века.
Верил я, что для счастья воспрянет земля.
Но от веры осталась лишь горькая метка,
Как от взрыва воронка, – в душе у меня.
Смотрят предки вослед – удивленно и строго.
Нашу жизнь не понять им в далекой дали...
Разбрелись земляки по нежданным дорогам.
И дороги опять мимо Храма прошли.
Обманулась душа, разуверилось сердце
От ушедших надежд, от нахлынувшей тьмы...
Я пытаюсь в минувшие годы всмотреться,
Где еще оставались наивными мы.
Я последний романтик ушедшего века...
И таким я останусь уже навсегда.
Пролегла через судьбы незримая веха
Нашей веры, надежды, потерь и стыда.
– Андрей Дмитриевич, во время Вашего юбилейного торжества в Твери творились чудеса с погодой – дождь остановился только на время концерта. А в Вашей жизни было много подобных чудесных явлений?
– Да, это было удивительно – как только Валя Толкунова запела, тучи куда-то исчезли, и солнце светило до самой последней ноты концерта. А потом вдруг снова хлынул дождь. Я пошутил со сцены, что договорился насчет погоды. Но я верю, что в нашей жизни все взаимосвязано – очевидно, Богу было угодно то, что происходило в тот вечер. Собрались друзья, десятки тысяч моих земляков, звучала музыка, и все были настроены по-доброму. Природа откликнулась! А в жизни тоже очень часто происходили какие-то необъяснимые для меня явления. Особенно когда я работал на Земле обетованной. Однажды ночью возвращались из гостей, и неожиданно кончился бензин. Мы с женой Аней остановились заправиться. И вдруг поняли, что забыли деньги. Два часа ночи. Естественно, никого нет. Банкомат работает, а карточки нет. Я уже решил, что придется ждать помощи до утра. И вдруг – из банкомата купюра – ровно столько, чтобы можно было заправиться. Как добрая шутка чья-то! До сих пор не знаю, кому я должен, но очень признателен за такую своевременную помощь.
Подобных странных для меня совпадений – случайных или неслучайных – было много. Но в критических ситуациях я научился обращаться к Небу, и – все происходит… А на Земле обетованной особенно чувствуешь эту связь. Я даже стихи написал об этом: «На Святой земле мы ближе к Богу». И вот будучи там, я сделал для себя такой вывод: надо так жить, чтобы не нарушать внутренний порядок в себе. А он определяется нашей совестью. Надо жить по совести. Конечно, все мы люди, все мы ошибаемся и совершаем какие-то не совсем праведные поступки. Но при этом надо помнить о том, что всем нам держать отчет.
– Андрей Дмитриевич, а совесть, по-Вашему, это что такое? Где она находится и как управляет человеком? Как Вы с ней общаетесь, договариваетесь?
– Совесть – она внутри каждого и вокруг нас. С ней не договариваются – об нее спотыкаются. Как только ты не туда сделал шаг, ты обязательно об нее споткнешься. И она тебя останавливает: «Ты что? Так не надо. Сюда нельзя». Совесть – это, наверное, интуиция. И ты становишься судьей самому себе. Судить самого себя – это, пожалуй, самая высокая и самая трудная обязанность человека. Трудно держать отчет перед самим собой.
– Мы с совестью рождаемся или приобретаем ее в процессе жизни?
– Гены – великая вещь, но это еще не все, если ты сам не будешь строить свою жизнь по тем правилам, которые заложены в тебе. И присматриваться к поступкам и движениям людей, которых посылает судьба. Которые становятся твоими Учителями. Когда я был мальчишкой, мне в семье заложили уважение к людям труда, ко всем, кто трудится, в поле или за станком. Меня научили уважать людей. Мой отец, например, всегда заставлял меня здороваться на улице со всеми. Я удивлялся, как же здороваться, ведь я их не знаю. А он отвечал: «Не важно. Может, тебя кто-то знает, а может, человек впервые здесь, – окажи ему уважение». Вот такой обобщенный образ отношения к людям я унаследовал от отца: внимание и уважение. И еще я понял: в жизни главное – не поступаться принципами. Это банально звучит, но это очень важно.
– Но для начала их надо иметь.
– Да, конечно. Но вы знаете, я вот никогда, за всю свою жизнь не подписал ни одного коллективного письма против кого-либо. Когда исключали из партии наших писателей в советские времена, которые были в оппозиции к власти, я никогда не голосовал против их исключения. Я считал, что я не имею права быть им судьей. Потому что это их позиция. Я, например, не выходил на Красную площадь в знак протеста против ввода танков в Чехословакию. У меня в тот момент была другая позиция. Но я уважал этих людей, уважал их убеждения и считал, что они имеют право их высказать.
Мне когда-то Горбачев сказал великолепную фразу: «Я с Лигачевым Егором во многом не согласен, мы с ним во многом расходимся. Но я его уважаю за то, что он отстаивает свои убеждения, в которые он верил, верит и будет верить всегда».
Я тоже исповедую эту позицию. Любой человек должен иметь право на собственные убеждения и возможность их отстаивать. Человек должен оставаться самим собой. Знаете, почему у меня с властью бывают очень напряженные отношения? Потому что они не авторитетом давят, а креслом своим. Всеми четырьмя ножками. Ножками кресла тебе на спину садятся и давят. Этот плохо. Должно быть все очень разумно. Вот почему я считаю, что во власти должны быть самые образованные люди. Потому что образованный человек – человек высокой культуры, человек высокой духовности – никогда не позволит использовать власть во вред. Он никогда не позволит себе вообще власть использовать. Общественную, государственную власть во имя своих собственных убеждений и корыстных интересов. Он должен всегда допускать, что он что-то не понимает, в чем-то ошибается. Почему я подружился с бывшим министром культуры Александром Сергеевичем Соколовым? Не только потому, что он профессор, высокообразованный человек. Он внук Ивана Сергеевича Соколова-Никитова, которого я очень хорошо знал. Мы встречались с ним у него на даче, и он со мной, мальчишкой, беседовал совершенно на равных, с уважением. И он однажды написал мне такую фразу: «В вашей лирике много сердца. Берегите сердце.
И я понял тогда: это очень важно, чтобы мы не зачерствели в наших карьеристских честолюбивых устремлениях. И до сих пор я замечаю, что мне всегда очень хорошо и душевно среди людей простых. Вы знаете, кто меня поздравил первым с моим юбилеем? Мои водители – все, которые у меня были когда-то. Прислали поздравления из разных мест – один сейчас даже за границей живет. Я не знаю, как они телефон мой раздобыли. Но мне было очень приятно, что они меня помнят.
Мне всегда легко с людьми. Людьми иногда необразованными, но непосредственными. Я могу остановиться на улице с человеком, который просит милостыню, – просто для того, чтобы узнать, почему с ним такое произошло, есть ли у него дети. И иногда открываешь для себя под внешне неказистой оболочкой чуткую и чистую душу. Жан-Жак Руссо написал трактат о том, что цивилизация портит нравственность. То, что сейчас вокруг нас, – это мнимая цивилизация, разрушающая гармонию мира, а не поддерживающая ее. Мнимая философия жизни, подменяющая истинные ценности, навязывается обществу. И когда встречаешь людей, несущих в себе эти ценности от природы – помимо образования, воспитания, условий жизни, – возвращается вера в людей.
Я однажды на дороге увидел девочку, продающую цветы. Проехал мимо – но потом увидел ее, бегущую за машиной, увидел ее глаза… Вернулся и купил у нее все цветы. Я написал об этом стихи – они вошли в книгу. И однажды я снова встретил эту девочку на том же месте и подарил ей книгу. Потом мне Аня, моя жена, рассказала, что она всем проезжающим рассказывала о книжке, о том, что я – ее друг. И вот через некоторое время мы с ней снова встречаемся. Я остановил машину на обочине, спрашиваю: «Как дела, Марина?» И выясняется, что она вышла замуж, родила ребенка и даже поступила в институт. «А цветы-то что продаешь?» – спрашиваю. Оказывается, денег-то все равно не хватает. Но мне показалась, что та наша встреча и мои стихи как-то повлияли на жизнь этой девочки – она сумела взять ее под контроль, опираясь на ту основу, которая в ней была от рождения. Всегда важно, что изначально заложено в человеке – его человеческое начало.
У меня это начало идет от отца, от того, как устроена у нас была жизнь в семье. И самое главное, что я оттуда получил, – это уважение к людям.
– Вы сейчас старейшина большого и достойного рода Дементьевых. А есть в Вашем роду какие-то ключевые фигуры, заложившие нравственный фундамент Вашей семьи?
– Дед у меня был по материнской линии грузчиком. Великолепно пел в церковном хоре. Был очень сильным и крепким – никогда не болел. У него были свои устои – рабочие. Каждое утро мы жарили с ним картошку, и он рассказывал мне какие-то очень важные вещи – что хорошо, что плохо, за что людей уважают. И я очень внимательно все впитывал. Простой народный кодекс чести. Эта честная простота в людях – как черный хлеб – его ведь ничем не заменишь. Потом это воспитание продолжил отец. Он собственной жизнью учил. Был из бедных крестьян. Приехал в город в тяжелые времена. Работал парикмахером – он был красивым молодым человеком, и у него женщины очень любили делать прически. Потом он захотел стать гримером в театре и освоил эту профессию. Затем вдруг увлекся гипнозом и стал его изучать. Два года учился этому делу и тренировался на маме – завораживал ее во время службы в церкви. И когда уже родился я, отец получил высшее образование – закончил с отличием Сельскохозяйственную академию. Писал статьи, издал книгу. Когда я – уже взрослый – просматривал его жизнь, я не переставал восхищаться отцом: как человек сам делал себя. Я уважаю таких людей. Я уважаю людей, сильных духом. Потому всегда говорил своим дочерям и потом внукам: добивайтесь в жизни всего сами, не ждите помощи от меня. Когда вы сами, без всяких звонков поступите в институт, получите работу – себя начнете уважать. Победа, успех, добытые собственными усилиями, своим трудом, дорогого стоят. Я сам так жил. Такая у меня закваска – от моих родных простых людей. И до сих пор я подпитываюсь энергией и мудростью от встреч с такими же простыми нашими соотечественниками, потому что в их простоте заключена мудрость всех предыдущих поколений.
Песни над Волгой
Когда Андрея Дементьева представляют поэтом, я все время ощущаю недостаточность этой характеристики. Хотя поэт в России – это действительно гордое звание, и поэт в России всегда был больше, чем поэт. Но Дементьев вмещает в себя столько разных планов и пластов личности, что судить о нем только по одной из сфер деятельности – значит, не понять ни его, ни сути его поэзии.
Да, он русский поэт. И он же – поэт-песенник, отметившийся красиво и деликатно в советской и современной эстраде. Но это все еще не Дементьев, если не помнить многого другого. Что он – из породы публицистов. Общественных деятелей. Медийных топ-менеджеров. Способный работать при любой власти, но при этом никогда не идущий на компромиссы с собственной совестью. Он из плеяды людей, умеющих разговаривать с народом – с экрана телевидения или со сцены. Он сам являет собой классический образ русского интеллигента из народа, которого сделал героем своего творчества. Только имея в виду все это, можно понять и оценить его поэтическое творчество, в котором предметом художественного исследования избрана сама жизнь – жизнь без цензуры. Такая, какая она есть у каждого из нас.
Тверь. 20 июля. Высокий берег Волги напротив выстроенной сцены пестрит десятками тысяч зонтов. На сцене один за другим меняются друзья Андрея Дмитриевича. Состав звезд, знакомый по прежним его концертам, – верный состав. Обаятельная Валентина Толкунова – русская красавица с баюкающими переливами в голосе. Неутомимый Лев Лещенко – все с тем же комсомольским задором поющий о родной земле. Публика затихает, уходя в себя после первых аккордов песни «Иерусалим», исполненной драматичной Тамарой Гвердцители. Эта песня, написанная Дементьевым и самой певицей, – дань святому городу и целому периоду в жизни поэта. Точнее, журналиста-международника Андрея Дементьева, чьи репортажи о ближневосточных катаклизмах мы наблюдали в середине 90-х в «Вестях».
Я очень хорошо помню этот период его жизни. Скептики-снобы от журналистики не поддерживали назначение Дементьева директором ближневосточного представительства ВГТРК. Мне же – тогда ведущей «Вестей» – был очень интересен взгляд Андрея. Будучи теперь уже специалистом по международным отношениям, я точно знаю, что привнес Дементьев в международную журналистику. Он передавал зрителям ощущение глобальности и тесноты нашего маленького мира – нашей глобальной деревни, говоря словами Маршалла Маклюэна, – в которой от движения каждого зависит комфорт и покой окружающих. Он приблизил к нам ближневосточные события до такой крупности, что за числами убитых евреев и палестинцев мы стали различать остановленные ужасом глаза похожих друг на друга детей и совершенно одинаковые по пронизывающей пронзительности материнские вопли отчаяния. Приехавшие в Тверь поздравить своего коллегу представители российского дипломатического корпуса дали свою высокую оценку деятельности Андрея Дементьева на Ближнем Востоке. Поддержал их в этом и министр культуры Александр Авдеев.
– Вы очень много сделали для нашей дипломатии. Ваши интересные, политически верные, точные, честные репортажи с Земли обетованной помогли не только дипломатам, они помогли стране. Если сейчас у нас есть крепкие позиции в этом регионе, если нас уважают и те и другие, если у нас есть на Ближнем Востоке миллионы почитателей русской культуры, русской поэзии, России в целом – то это во многом благодаря вам.
Добрым словом вспомнил министр и Дементьева – главного редактора «Юности».
– Гениальный журнал «Юность» – три миллиона триста тысяч экземпляров. Вас запоем читал весь Советский Союз. Ваш журнал был предвестником тех необходимых важных перемен, которые изменили к лучшему лицо страны. И вы были среди первых, кто поднял свой голос в пользу того, что надо менять страну, надо менять систему. Для этого требовался не только талант, но и большое гражданское мужество. Вы его проявили в полной мере, не боясь ни последствий, ни репрессий, ни окрика.
Эти слова нашего нового министра культуры Александра Авдеева, произнесенные со сцены в Твери, цитирую специально подробно. Уважение к гражданскому мужеству – редкое чувство у властей предержащих. Неудобное это качество для власти. И если для большинства элиты революция закончилась – для Дементьева она продолжается. Она продолжается в его книгах, в его выступлениях в телепрограмме «Народ хочет знать», в его деятельности в Общественной палате. Он не хочет мириться с тем, что нынешняя жизнь – это и есть то, за что боролись в 80-90-е.
Но возвращаюсь к тому, что происходило 20 июля в Твери, на берегу Волги...
В исполнении звезд звучали знакомые и любимые песни. Хорошие стихи – сейчас так уже для эстрады не пишут. Потрясающие мелодии композиторов старой школы вроде Евгения Доги. Великолепные голоса – от теноров Большого театра и «Новой оперы» до Ларисы Долиной, давно уже не являвшей себя публике в таком вокальном диапазоне. Сейчас уже так не поют. Да и современные тексты и мотивчики не дают талантливым исполнителям возможности раскрыться.
Но гвоздь программы – сам Андрей Дементьев, читающий свои стихи. Конкурировать с ним в этом смог разве что Валерий Золотухин. Андрей преображается, когда начинает читать... Подтянутый. Красивый своей русской открытостью и доброжелательностью. Каждый его жест – артистичен и одновременно искренен. Взмахом руки он отбивает безукоризненный ритм стиха и как будто с трибуны отстаивает свои убеждения. Я еще раз убеждаюсь в своем ощущении, что его нельзя оценивать по традиционным художественным критериям. Он – поэт-политик. Публичный поэт. Его стихи воспринимаются в комплексе: сцена, огромное количество людей, верящих ему, и он сам – продолжающий верить в свои романтические идеалы.
И еще одно очень сильное впечатление. С каждым его выходом – женские выдохи по трибунам – «Господи, как же он молод». Подтверждаю: Андрей Дементьев очень молод. Каждая встреча и беседа с ним заряжает надолго. От него веет силой, энергией, гармоничным сосуществованием с самим собой и огромным интересом к нам, его современникам. Только к юбилею он издал пять книг. Верю, напишет еще не одну.
Татьяна ХУДОБИНА
Фотографии Александра МАТЮШКИНА
Июль, Тверь
Я последний романтик ушедшего века.
Потому и живу по законам любви.
И душа моя, как одинокая ветка,
Что теряет уставшие листья свои.
Я упрямый романтик ушедшего века.
Верил я, что для счастья воспрянет земля.
Но от веры осталась лишь горькая метка,
Как от взрыва воронка, – в душе у меня.
Смотрят предки вослед – удивленно и строго.
Нашу жизнь не понять им в далекой дали...
Разбрелись земляки по нежданным дорогам.
И дороги опять мимо Храма прошли.
Обманулась душа, разуверилось сердце
От ушедших надежд, от нахлынувшей тьмы...
Я пытаюсь в минувшие годы всмотреться,
Где еще оставались наивными мы.
Я последний романтик ушедшего века...
И таким я останусь уже навсегда.
Пролегла через судьбы незримая веха
Нашей веры, надежды, потерь и стыда.
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
