[41] Мы здесь стояли за тебя стеною...
Поле в российских ипостасях – больше чем поле. Это понятие сакральное, исполненное многих великих смыслов и знамений. На поле испокон веку решались судьбы Руси, пролегали забытые, невидимые границы добра и зла, бытия и бездны. Василек в ходящей волнами ржи да синь, сосущая глаза от края до края, - вот оно, Русское поле. А еще Русское поле – место великого ристалища, не раз решавшего вечные «быть или не быть» самой Руси.
Поле в российских ипостасях – больше чем поле. Это понятие сакральное, исполненное многих великих смыслов и знамений. На поле испокон веку решались судьбы Руси, пролегали забытые, невидимые границы добра и зла, бытия и бездны. Василек в ходящей волнами ржи да синь, сосущая глаза от края до края, - вот оно, Русское поле.
А еще Русское поле – место великого ристалища, не раз решавшего вечные «быть или не быть» самой Руси. Венцы с вечной памятью
В 1378 году московские ратные люди разбили в своих пределах татарское войско Бегича - терпеть совсем не стало мочи, вот и сунули ордынского хама мордой в трясину…
Ответ не заставил себя ждать: летом года 1380-го из заволжских степей понеслись на взмыленных конях гонцы, неся весть о несметных ратях, что ведет на Русь темник Мамай. Слаба еще была Русь, слаба, изъедена междоусобной ржою да княжескими гордынями! Не все вняли гласу московского князя Димитрия: отмолчался за топкими болотами Смоленск, затворил покрепче ворота Нижний Новгород. Олег же Рязанский, хуже того, вообще повел беседы с погаными…
Но подали руку помощи московскому князю переяславцы, подошли отряды от Турова, от Белой Руси, с Волыни, встал под Димитриевы знамена ратный люд из земель поднепровских.
Незадолго до сечи князь Димитрий отправился в Лавру за советом и благословением к самому Сергию Радонежскому. Тот благословил воителя на подвиг и уверил в победе. «Но при сей победе тебе еще не носить венца мученического, но многим без числа готовятся венцы с вечной памятью», - предрек великий старец. «Отче, пошли со мною на рать двух иноков от твоего чернеческого полка», - попросил князь. Сергий благословил Пересвета и Ослябю…
В клочьях предрассветного тумана, в студеных росах строились в боевые порядки русичи на Куликовом поле. Всхрапывали кони над Комариным бродом, плыли хоругви над Утиной гатью. К отступлению пути нет – за спинами полков – реки Непрядва и Дон (слышите зов набата?..).
Гудит земля, тяжело стонет – движутся навстречу косматые орды. Ближе, ближе. И вдруг встали.
Вздыбился под могучим ордынским батыром конь, высверкнула кривая сабля. «Велик и страшен зело» Челубей, в трехстах схватках до того не знал себе равных. «Эй, руе, зову на бой!..»
Раздвинулись христовы рати, выпустили во чисто поле статного витязя-чернеца, инока Пересвета.
Вздрогнули ковыли, понеслись всадники навстречу друг другу, чтобы через мгновение замертво пасть обоим, пронзенными копьями.
Звенящая тишина повисла над Полем. Но вот сдвинулись червленые щиты, опустился частокол копий, а взвившийся над войском стяг со Спасителем поплыл перед Передовым полком.
И Русь двинулась за ним…
«Была сеча ожесточенная и великая и бой упорный, сотрясение весьма великое от начала мира не бывало у великих князей русских, как у этого великого князя всея Руси. Пролилась кровь, как дождевая туча…»
Сблизились. Сшиблись. Разом взлетели ввысь тысячи мечей, боевых топоров, кривых сабель. Заледенил души басурманский вой и визг. «Не выдавай, брянчане!» «Упрись, Коломна!» Вот уже и посечен весь передовой полк, вот уже и посунулся было назад под напором поганых полк Большой, вот уж и сложил головушку отважный его воевода Михайла Бренюк… Но тут грянули из засадной дубравы, как гром среди ясного неба, славный Боброк Волынец да князь Владимир Серпуховской с доблестными своими серпуховчанами!
И дрогнули, и побежали поганые! И гнали разбитого Мамая от Непрядвы без малого тридцать верст, и мало кто спасся от русских мечей и копий…
Сказывают и о чуде, явившемся на Куликовом поле перед битвой: дубрава, в которой укрылось русское засадное войско, решившее исход брани, появилась за одну ночь. А потом исчезла: из трех дубов восемь дён били гробы для погребения павших воинов.
А иноков Пересвета и Ослябю по велению великого князя погребли возле храма Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симоновом на реке Москве. Эта церковь, по преданию, за десять лет до Куликовской сечи срубил сам Преподобный Сергий с племянником своим Федором, ставшим потом духовником великокняжеской четы – Димитрия и Евдокии.
«Чужие изорвать мундиры о русские штыки!..»
Шли годы, сменялись эпохи. Менялись и недруги России. Где теперь вообще азиатские орды, едва не сорвавшие с петель двери Европы? Растворились как дым, канули в бескрайних просторах Руси. Вот уж и сама Франция, изысканная, манерная, просвещенная, припожаловала к западным границам. С армией «двунадесяти языков». С дикими кочевниками времен оных роднило кавалеров блестящих парижских салонов одно: все та же жгучая охочесть до русских земель и богатств. И вновь на пути завоевателя Европы встало Русское поле.
Деревушку Бородино, что не всякий мог раньше припомнить в Можайском уезде, сегодня знает весь мир.
Вроде бы поле как поле. Тысячи таких в России! Задумчивые рощицы и перелески, пологие лощины да бескрайний купол небес. Но чувства на Бородинском поле испытываешь какие-то особые, ни с чем не сравнимые. Даже в именах бесчисленных тутошних речек, речечек, ручейков кроется удивительный, потаенный смысл. Вот Искона, без которой, кажется, уже и невозможно представить этого исконного уголка русской земли. Вот Иночь, словно намоленная иноками древних монастырей. Вот Колочь. Именно здесь, стоя по колено в ее живой воде в восемьсот двенадцатом, Вологодский пехотный полк принял на штыки французских «сверхчеловеков», несших в Православную Русь латинский закон…
Шевардинский редут, Багратионовы флеши, батарея Раевского - музыка русской воинской славы. О дне Бородина написаны многие тома, исследования и монографии. Гораздо меньше известно то, что сто двадцать девять лет спустя, в октябре сорок первого, русская слава вновь вернулась на это поле.
Октябрь сорок первого – едва ли не самый тревожный месяц во всей Великой Отечественной. После кровопролитнейшего двухмесячного Смоленского сражения противник на Можайском направлении вышел к Бородину. «Оборону перед Можайском спешно занимает свежая русская дивизия, подошедшая с Востока, номер устанавливается», - педантично доносил 40-й моторизованный корпус в штаб группы армий «Центр».
На Бородинском поле действительно, прямо с марша, разворачивалась в боевые порядки наша свежая дивизия. 32-я стрелковая. Сибирская. Немцы, правда, еще не очень представляли, что это значит.
…Комдив, полковник Виктор Полосухин, сибиряк богатырской стати. внимательно рассматривал в бинокль раскинувшееся впереди поле. В окуляры медленно вплывали луковки дальнего собора, монументы, памятные знаки русских полков, стоявших здесь насмерть почти полтора столетия назад.
«Священное место!.. – наконец выдохнул Виктор Иванович, - на таком поле плохо драться – позорно».
Сибиряков Полосухина поддерживали остатки трех танковых бригад и сводный батальон московских курсантов. Выкатившийся же к Бородину немецкий 40-й моторизованный корпус имел в своем составе 10-ю танковую, 7-ю пехотную дивизию и знаменитую, отборную танковую дивизию СС «Дас Райх». Всего 400 танков, свыше 50 тысяч солдат и офицеров. Почти пятикратное превосходство.
А еще немцы готовили не то карнавал, не то костюмированное шоу. Новую Бородинскую битву. Для этого 7-й пехотной дивизии была придана специальная часть – 368-й усиленный пехотный полк, он же – «Легион французских добровольцев» (LVF).
Сборище получилось довольно пестрым. Здесь были и французские фашисты, и военнослужащие вишистской Франции, и уроженцы полунемецких французских провинций - Эльзаса и Лотарингии. Весь этот сброд, выступавший под знаменами, где на французском триколоре диковато смотрелась черная свастика, возглавлял французский полковник Лабонне…
Говорят, что, узнав о готовящемся на Бородинском поле военно-историческом шоу, сам Сталин приказал подготовить адекватный ответ. Из московских музеев были привезены на передовую и розданы в полки и батальоны тридцать второй стрелковой боевые знамена русских пехотных полков Двенадцатого года, принимавших участие в Бородинском сражении. Танкисты же получили знамена гвардейской кавалерии – кирасир и конногвардейцев…
И 12 октября грянуло новое Бородино!
У Шевардинского редута и Багратионовых флешей сибиряки и артиллеристы батареи старшего лейтенанта Н. Нечаева отбили четыре яростные атаки. С позиции батареи Раевского гвоздили врага пушкари капитана В. Зеленова. Один только расчет сержанта Алексея Русских уничтожил шесть танков противника! Апофеозом же сражения стал момент, когда комбат капитан В. Щербаков поднял свой батальон в штыковую атаку на Шевардинском редуте. Порыв наших воинов в том бою был потрясающим: силы батальона как будто удвоились, утроились, словно видели бойцы, как выросли рядом незримые фигуры кутузовских чудо-богатырей, словно слышали их тяжелое и могучее дыхание…
В том бою сибиряки уничтожили 18 танков, 50 автомашин и свыше 600 солдат и офицеров противника. Например, 2-й батальон легионеров был попросту истреблен, а сам полк разгромлен. Горе-«наполеона» Лабонне разъяренные немцы турнули с должности, а ошметки разбитого полка вывели в глубокий тыл, под Смоленск, для несения караульной службы…
Сражение перед Можайском длилось семь былинных дней. Семь драгоценных дней выиграли воины полковника Полосухина для укрепления обороны столицы! На поле Русской славы, на Минском шоссе, на ближних подступах к Можайску сибиряки подбили 117 танков, уничтожили свыше 10 тысяч вражеских солдат.
В немецких сводках в вышестоящие штабы появился новый, опасливо-уважительный термин «сибирские стрелки»: «…дивизии сибирских стрелков великолепно обучены, крайне неприхотливы, обладают исключительной стойкостью в обороне и высокой наступательной мощью. Попытки фронтального прорыва обороны сибирских стрелков сопряжены с высокими потерями техники и личного состава…»
Немцам так и не удалось отбросить тридцать вторую силой оружия. Она отошла на новые позиции, только когда возникла угроза охвата ее с флангов. По приказу вышестоящего командования.
« Мы отошли, но помни нас, страна!
Мы здесь стояли за тебя стеною.
Враги продвинулись. Но – стороною,
Как черти ладана боясь Бородина…»
Через два месяца, в январе 1942-го, именно 32-я сибирская стрелковая дивизия вернет Бородинское поле!..
Прохоровка: момент истины
Июльская ночь потонула в реве сотен танковых моторов, в лязге гусениц. Мутная предрассветная луна изумленно таращилась на разбитые степные дороги, по которым текла бронированная река. Над потертой картой, разложенной на броне «тридцатьчетверки», тускло вжикал механический фонарик. «Ну что там, далеко еще до этой самой, как ее там…» - нетерпеливо спросил один из командиров машин. «Петровка?.. Потаповка? А вот она - Прохоровка», - палец комбата уперся в маленький кружочек, скоро уже рубеж развертывания…
К 12 июля 1943 года Курская битва - переломное сражение всей Второй мировой войны - достигла пика своего накала. Над разработанной германским Генштабом операцией «Цитадель» уже повис жирный вопросительный знак с несколькими восклицательными. Сомкнуть стальные клещи в Курске и окружить основные силы нашего Центрального фронта не удалось, сражение на северном фасе Курской дуги, под Понырями, успеха противнику тоже не принесло. Удар на Курск с юга оставался последним шансом спасти трещавшую по кирпичикам «Цитадель».
Для этой цели немецкое командование привлекло мощную группировку. И без того великолепно вооруженные и оснащенные, эсэсовцы получили несколько батальонов новых танков «Тигр», «Пантера» и штурмовых орудий «Фердинанд». Командовал эсэсовским корпусом один из виднейших идеологов СС, «стопроцентной нацист и истинный ариец» Пауль Хауссер. На Восточном фронте он был отнюдь не новичком. Его уже однажды тепло приветили сибиряки неподалеку от Бородина: командуя дивизией «Дас Райх», в бою 14 октября 1941 года истинный арией лишился правого глаза и едва не сгорел в танке.
Командование Воронежского фронта вовремя вскрыло концентрацию мощного танкового кулака немцев и предприняло контрмеры, выдвинув на направление вероятного удара противника 5-ю гвардейскую танковую армию П.А. Ротмистрова.
Утром 12 июля передовые части обеих армад сшиблись во встречном бою на широком поле у деревни Прохоровки. По мере вступления с марша все новых полков и батальонов бой превратился в битву, а затем и в грандиозное танковое сражение, в котором участвовало одновременно до полутора тысяч бронированных машин.
Первый натиск тяжелых «тигров» был страшен: пользуясь превосходством в калибре и дальнобойности орудий, они расстреливали наши «тридцатьчетверки» с безопасных для себя дистанций. В считанные минуты сгорели две наши танковые бригады. Но вот боевые порядки смешались в единый огнедышащий ком, и невозможно стало определить, где свои, а где чужие.
«Я в тот день сменил три машины, - вспоминает командир танкового взвода, гвардии лейтенант Сергей Анатольевич Ильинский, - тьма была, не поверишь, как ночью. Солнце иногда только сквозь клочья дыма проглядывало... Самолетов не видели, только слышали сверху вой и рев. Кого ты подбил, кто подбил тебя - не ведали. Помню, гусеницу нам сорвало, ленивец вдребезги, еле выброситься успели - глядь, а рядом такие же «погорельцы», но только… форма другая. Ну и – понеслось…»
В страшных - не на жизнь, а на смерть - рукопашных между экипажами подбитых машин обычно не стреляли - в ход шло все, что попадало под руку, - ножи, финки, какие-то оглобли и железяки. А чаще – как в деревенской драме – у кого кулак могучей да сопатка крепче…
Многие ветераны Прохоровки вспоминают и о явленном в тот день чуде, говорить о котором, кстати, было тут же запрещено «соответствующими органами». В самый разгар сражения в небесах над Прохоровкой явился лик Богородицы, укрепляя и благословляя русское воинство. В немецких же мемуарах можно прочесть, как вдруг оживали и начинали вести огонь считавшиеся подбитыми русские танки, как объятые пламенем «тридцатьчетверки» шли на гибельный таран «тигров», и их экипажи оставались живы!..
Сражение длилось весь день, и к ночи стало ясно, что наша взяла: эсэсовские дивизии, вернее, все, что от них осталось, попятились назад, оставляя поле боя. «Цитадель рухнула окончательно».
Командир одной из танковых дивизий, потерявшей все машины, застрелился. Любимец фюрера - обергруппенфюрер СС Хауссер - был с треском снят с должности и отозван в фатерленд…
Прохоровское поле с тех пор по праву считается Третьим Ратным Полем России.
К 50-летию битвы здесь был открыт удивительный одноглавый «огненный» храм во имя Святых Апостолов Петра и Павла. Построен он, кстати, не на средства «замаливающих» грехи нечестивых толстосумов, как это, увы, иной раз у нас сегодня происходит, а на народные средства, собранные по копеечке со всей Руси. Тонкий, как поминальная свечечка, устремленный ввысь храм на невысоком пригорке виден на много верст окрест. А внутри него золотом выбиты имена тысяч воинов, склонивших голову здесь, на Прохоровском поле, за наше Отечество…
Не забудем, не простим!
Смутное сейчас стоит время. Смутное и тревожное. Вроде бы согласились иноземцы с великим Тютчевым, что «мечом Россию не сломить». Вняли предсмертному завещанию Бисмарка «никогда не воевать с Россией», но не отступились. Повели новую войну – за души.
И вот уже «выясняется», что без западной помощи мы бы никогда не победили. Да что там помощи - оказывается, Сталинград и Курск – всего лишь частные эпизоды на фоне грандиозной союзнической виктории у африканского Эль-Аламейна. А недавно, например, я едва не ошалел, услышав от второкурсниц журфака (!) одного из коммерческих вузов заявление, что «Сергей Павлович Королев – это… папа Наташи Королевой».
А я все равно верю в Русское поле. В Куликово, в Бородинское, в Прохоровское, в сотни и тысячи других, больших и малых. С ветерком, волнами пробегающим по медной ржи, с затерявшимся у пыльного большака васильком, с маковкой скромной деревенской церквушки на дальнем его краю…
…Недавно в продаже появилась занятная книжица. Военные мемуары. Называется просто и скромненько: «Войска СС в бою». Автор – Пауль Хауссер, тот самый. Его книга, оказывается, как следует из русского редакционного предисловия, «написанная с прямотой старого офицера, отчасти наивная и даже трогательная (!!! – А. Ч.) в этой наивности, будет весьма интересна для читателя. Это – другой взгляд на войска СС, не такой, к которому мы привыкли. Взгляд гвардейского генерала на черномундирные полки, прошедшие длинный фронтовой путь и особенно отличившиеся в сражениях на восточном театре военных действий».
Вот так в душах, особенно в душах юных, сегодня подчас пытаются вытоптать Русское поле.
Сам же автор вкрадчиво заклинает: «Давайте похороним по дороге всю затаенную злобу. История рассудит более справедливо, нежели ослепленные яростью современники».
Нет, господин эсэсовец. Не «похороним». Не забудем, не простим!..
А еще Русское поле – место великого ристалища, не раз решавшего вечные «быть или не быть» самой Руси. Венцы с вечной памятью
В 1378 году московские ратные люди разбили в своих пределах татарское войско Бегича - терпеть совсем не стало мочи, вот и сунули ордынского хама мордой в трясину…
Ответ не заставил себя ждать: летом года 1380-го из заволжских степей понеслись на взмыленных конях гонцы, неся весть о несметных ратях, что ведет на Русь темник Мамай. Слаба еще была Русь, слаба, изъедена междоусобной ржою да княжескими гордынями! Не все вняли гласу московского князя Димитрия: отмолчался за топкими болотами Смоленск, затворил покрепче ворота Нижний Новгород. Олег же Рязанский, хуже того, вообще повел беседы с погаными…
Но подали руку помощи московскому князю переяславцы, подошли отряды от Турова, от Белой Руси, с Волыни, встал под Димитриевы знамена ратный люд из земель поднепровских.
Незадолго до сечи князь Димитрий отправился в Лавру за советом и благословением к самому Сергию Радонежскому. Тот благословил воителя на подвиг и уверил в победе. «Но при сей победе тебе еще не носить венца мученического, но многим без числа готовятся венцы с вечной памятью», - предрек великий старец. «Отче, пошли со мною на рать двух иноков от твоего чернеческого полка», - попросил князь. Сергий благословил Пересвета и Ослябю…
В клочьях предрассветного тумана, в студеных росах строились в боевые порядки русичи на Куликовом поле. Всхрапывали кони над Комариным бродом, плыли хоругви над Утиной гатью. К отступлению пути нет – за спинами полков – реки Непрядва и Дон (слышите зов набата?..).
Гудит земля, тяжело стонет – движутся навстречу косматые орды. Ближе, ближе. И вдруг встали.
Вздыбился под могучим ордынским батыром конь, высверкнула кривая сабля. «Велик и страшен зело» Челубей, в трехстах схватках до того не знал себе равных. «Эй, руе, зову на бой!..»
Раздвинулись христовы рати, выпустили во чисто поле статного витязя-чернеца, инока Пересвета.
Вздрогнули ковыли, понеслись всадники навстречу друг другу, чтобы через мгновение замертво пасть обоим, пронзенными копьями.
Звенящая тишина повисла над Полем. Но вот сдвинулись червленые щиты, опустился частокол копий, а взвившийся над войском стяг со Спасителем поплыл перед Передовым полком.
И Русь двинулась за ним…
«Была сеча ожесточенная и великая и бой упорный, сотрясение весьма великое от начала мира не бывало у великих князей русских, как у этого великого князя всея Руси. Пролилась кровь, как дождевая туча…»
Сблизились. Сшиблись. Разом взлетели ввысь тысячи мечей, боевых топоров, кривых сабель. Заледенил души басурманский вой и визг. «Не выдавай, брянчане!» «Упрись, Коломна!» Вот уже и посечен весь передовой полк, вот уже и посунулся было назад под напором поганых полк Большой, вот уж и сложил головушку отважный его воевода Михайла Бренюк… Но тут грянули из засадной дубравы, как гром среди ясного неба, славный Боброк Волынец да князь Владимир Серпуховской с доблестными своими серпуховчанами!
И дрогнули, и побежали поганые! И гнали разбитого Мамая от Непрядвы без малого тридцать верст, и мало кто спасся от русских мечей и копий…
Сказывают и о чуде, явившемся на Куликовом поле перед битвой: дубрава, в которой укрылось русское засадное войско, решившее исход брани, появилась за одну ночь. А потом исчезла: из трех дубов восемь дён били гробы для погребения павших воинов.
А иноков Пересвета и Ослябю по велению великого князя погребли возле храма Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симоновом на реке Москве. Эта церковь, по преданию, за десять лет до Куликовской сечи срубил сам Преподобный Сергий с племянником своим Федором, ставшим потом духовником великокняжеской четы – Димитрия и Евдокии.
«Чужие изорвать мундиры о русские штыки!..»
Шли годы, сменялись эпохи. Менялись и недруги России. Где теперь вообще азиатские орды, едва не сорвавшие с петель двери Европы? Растворились как дым, канули в бескрайних просторах Руси. Вот уж и сама Франция, изысканная, манерная, просвещенная, припожаловала к западным границам. С армией «двунадесяти языков». С дикими кочевниками времен оных роднило кавалеров блестящих парижских салонов одно: все та же жгучая охочесть до русских земель и богатств. И вновь на пути завоевателя Европы встало Русское поле.
Деревушку Бородино, что не всякий мог раньше припомнить в Можайском уезде, сегодня знает весь мир.
Вроде бы поле как поле. Тысячи таких в России! Задумчивые рощицы и перелески, пологие лощины да бескрайний купол небес. Но чувства на Бородинском поле испытываешь какие-то особые, ни с чем не сравнимые. Даже в именах бесчисленных тутошних речек, речечек, ручейков кроется удивительный, потаенный смысл. Вот Искона, без которой, кажется, уже и невозможно представить этого исконного уголка русской земли. Вот Иночь, словно намоленная иноками древних монастырей. Вот Колочь. Именно здесь, стоя по колено в ее живой воде в восемьсот двенадцатом, Вологодский пехотный полк принял на штыки французских «сверхчеловеков», несших в Православную Русь латинский закон…
Шевардинский редут, Багратионовы флеши, батарея Раевского - музыка русской воинской славы. О дне Бородина написаны многие тома, исследования и монографии. Гораздо меньше известно то, что сто двадцать девять лет спустя, в октябре сорок первого, русская слава вновь вернулась на это поле.
Октябрь сорок первого – едва ли не самый тревожный месяц во всей Великой Отечественной. После кровопролитнейшего двухмесячного Смоленского сражения противник на Можайском направлении вышел к Бородину. «Оборону перед Можайском спешно занимает свежая русская дивизия, подошедшая с Востока, номер устанавливается», - педантично доносил 40-й моторизованный корпус в штаб группы армий «Центр».
На Бородинском поле действительно, прямо с марша, разворачивалась в боевые порядки наша свежая дивизия. 32-я стрелковая. Сибирская. Немцы, правда, еще не очень представляли, что это значит.
…Комдив, полковник Виктор Полосухин, сибиряк богатырской стати. внимательно рассматривал в бинокль раскинувшееся впереди поле. В окуляры медленно вплывали луковки дальнего собора, монументы, памятные знаки русских полков, стоявших здесь насмерть почти полтора столетия назад.
«Священное место!.. – наконец выдохнул Виктор Иванович, - на таком поле плохо драться – позорно».
Сибиряков Полосухина поддерживали остатки трех танковых бригад и сводный батальон московских курсантов. Выкатившийся же к Бородину немецкий 40-й моторизованный корпус имел в своем составе 10-ю танковую, 7-ю пехотную дивизию и знаменитую, отборную танковую дивизию СС «Дас Райх». Всего 400 танков, свыше 50 тысяч солдат и офицеров. Почти пятикратное превосходство.
А еще немцы готовили не то карнавал, не то костюмированное шоу. Новую Бородинскую битву. Для этого 7-й пехотной дивизии была придана специальная часть – 368-й усиленный пехотный полк, он же – «Легион французских добровольцев» (LVF).
Сборище получилось довольно пестрым. Здесь были и французские фашисты, и военнослужащие вишистской Франции, и уроженцы полунемецких французских провинций - Эльзаса и Лотарингии. Весь этот сброд, выступавший под знаменами, где на французском триколоре диковато смотрелась черная свастика, возглавлял французский полковник Лабонне…
Говорят, что, узнав о готовящемся на Бородинском поле военно-историческом шоу, сам Сталин приказал подготовить адекватный ответ. Из московских музеев были привезены на передовую и розданы в полки и батальоны тридцать второй стрелковой боевые знамена русских пехотных полков Двенадцатого года, принимавших участие в Бородинском сражении. Танкисты же получили знамена гвардейской кавалерии – кирасир и конногвардейцев…
И 12 октября грянуло новое Бородино!
У Шевардинского редута и Багратионовых флешей сибиряки и артиллеристы батареи старшего лейтенанта Н. Нечаева отбили четыре яростные атаки. С позиции батареи Раевского гвоздили врага пушкари капитана В. Зеленова. Один только расчет сержанта Алексея Русских уничтожил шесть танков противника! Апофеозом же сражения стал момент, когда комбат капитан В. Щербаков поднял свой батальон в штыковую атаку на Шевардинском редуте. Порыв наших воинов в том бою был потрясающим: силы батальона как будто удвоились, утроились, словно видели бойцы, как выросли рядом незримые фигуры кутузовских чудо-богатырей, словно слышали их тяжелое и могучее дыхание…
В том бою сибиряки уничтожили 18 танков, 50 автомашин и свыше 600 солдат и офицеров противника. Например, 2-й батальон легионеров был попросту истреблен, а сам полк разгромлен. Горе-«наполеона» Лабонне разъяренные немцы турнули с должности, а ошметки разбитого полка вывели в глубокий тыл, под Смоленск, для несения караульной службы…
Сражение перед Можайском длилось семь былинных дней. Семь драгоценных дней выиграли воины полковника Полосухина для укрепления обороны столицы! На поле Русской славы, на Минском шоссе, на ближних подступах к Можайску сибиряки подбили 117 танков, уничтожили свыше 10 тысяч вражеских солдат.
В немецких сводках в вышестоящие штабы появился новый, опасливо-уважительный термин «сибирские стрелки»: «…дивизии сибирских стрелков великолепно обучены, крайне неприхотливы, обладают исключительной стойкостью в обороне и высокой наступательной мощью. Попытки фронтального прорыва обороны сибирских стрелков сопряжены с высокими потерями техники и личного состава…»
Немцам так и не удалось отбросить тридцать вторую силой оружия. Она отошла на новые позиции, только когда возникла угроза охвата ее с флангов. По приказу вышестоящего командования.
« Мы отошли, но помни нас, страна!
Мы здесь стояли за тебя стеною.
Враги продвинулись. Но – стороною,
Как черти ладана боясь Бородина…»
Через два месяца, в январе 1942-го, именно 32-я сибирская стрелковая дивизия вернет Бородинское поле!..
Прохоровка: момент истины
Июльская ночь потонула в реве сотен танковых моторов, в лязге гусениц. Мутная предрассветная луна изумленно таращилась на разбитые степные дороги, по которым текла бронированная река. Над потертой картой, разложенной на броне «тридцатьчетверки», тускло вжикал механический фонарик. «Ну что там, далеко еще до этой самой, как ее там…» - нетерпеливо спросил один из командиров машин. «Петровка?.. Потаповка? А вот она - Прохоровка», - палец комбата уперся в маленький кружочек, скоро уже рубеж развертывания…
К 12 июля 1943 года Курская битва - переломное сражение всей Второй мировой войны - достигла пика своего накала. Над разработанной германским Генштабом операцией «Цитадель» уже повис жирный вопросительный знак с несколькими восклицательными. Сомкнуть стальные клещи в Курске и окружить основные силы нашего Центрального фронта не удалось, сражение на северном фасе Курской дуги, под Понырями, успеха противнику тоже не принесло. Удар на Курск с юга оставался последним шансом спасти трещавшую по кирпичикам «Цитадель».
Для этой цели немецкое командование привлекло мощную группировку. И без того великолепно вооруженные и оснащенные, эсэсовцы получили несколько батальонов новых танков «Тигр», «Пантера» и штурмовых орудий «Фердинанд». Командовал эсэсовским корпусом один из виднейших идеологов СС, «стопроцентной нацист и истинный ариец» Пауль Хауссер. На Восточном фронте он был отнюдь не новичком. Его уже однажды тепло приветили сибиряки неподалеку от Бородина: командуя дивизией «Дас Райх», в бою 14 октября 1941 года истинный арией лишился правого глаза и едва не сгорел в танке.
Командование Воронежского фронта вовремя вскрыло концентрацию мощного танкового кулака немцев и предприняло контрмеры, выдвинув на направление вероятного удара противника 5-ю гвардейскую танковую армию П.А. Ротмистрова.
Утром 12 июля передовые части обеих армад сшиблись во встречном бою на широком поле у деревни Прохоровки. По мере вступления с марша все новых полков и батальонов бой превратился в битву, а затем и в грандиозное танковое сражение, в котором участвовало одновременно до полутора тысяч бронированных машин.
Первый натиск тяжелых «тигров» был страшен: пользуясь превосходством в калибре и дальнобойности орудий, они расстреливали наши «тридцатьчетверки» с безопасных для себя дистанций. В считанные минуты сгорели две наши танковые бригады. Но вот боевые порядки смешались в единый огнедышащий ком, и невозможно стало определить, где свои, а где чужие.
«Я в тот день сменил три машины, - вспоминает командир танкового взвода, гвардии лейтенант Сергей Анатольевич Ильинский, - тьма была, не поверишь, как ночью. Солнце иногда только сквозь клочья дыма проглядывало... Самолетов не видели, только слышали сверху вой и рев. Кого ты подбил, кто подбил тебя - не ведали. Помню, гусеницу нам сорвало, ленивец вдребезги, еле выброситься успели - глядь, а рядом такие же «погорельцы», но только… форма другая. Ну и – понеслось…»
В страшных - не на жизнь, а на смерть - рукопашных между экипажами подбитых машин обычно не стреляли - в ход шло все, что попадало под руку, - ножи, финки, какие-то оглобли и железяки. А чаще – как в деревенской драме – у кого кулак могучей да сопатка крепче…
Многие ветераны Прохоровки вспоминают и о явленном в тот день чуде, говорить о котором, кстати, было тут же запрещено «соответствующими органами». В самый разгар сражения в небесах над Прохоровкой явился лик Богородицы, укрепляя и благословляя русское воинство. В немецких же мемуарах можно прочесть, как вдруг оживали и начинали вести огонь считавшиеся подбитыми русские танки, как объятые пламенем «тридцатьчетверки» шли на гибельный таран «тигров», и их экипажи оставались живы!..
Сражение длилось весь день, и к ночи стало ясно, что наша взяла: эсэсовские дивизии, вернее, все, что от них осталось, попятились назад, оставляя поле боя. «Цитадель рухнула окончательно».
Командир одной из танковых дивизий, потерявшей все машины, застрелился. Любимец фюрера - обергруппенфюрер СС Хауссер - был с треском снят с должности и отозван в фатерленд…
Прохоровское поле с тех пор по праву считается Третьим Ратным Полем России.
К 50-летию битвы здесь был открыт удивительный одноглавый «огненный» храм во имя Святых Апостолов Петра и Павла. Построен он, кстати, не на средства «замаливающих» грехи нечестивых толстосумов, как это, увы, иной раз у нас сегодня происходит, а на народные средства, собранные по копеечке со всей Руси. Тонкий, как поминальная свечечка, устремленный ввысь храм на невысоком пригорке виден на много верст окрест. А внутри него золотом выбиты имена тысяч воинов, склонивших голову здесь, на Прохоровском поле, за наше Отечество…
Не забудем, не простим!
Смутное сейчас стоит время. Смутное и тревожное. Вроде бы согласились иноземцы с великим Тютчевым, что «мечом Россию не сломить». Вняли предсмертному завещанию Бисмарка «никогда не воевать с Россией», но не отступились. Повели новую войну – за души.
И вот уже «выясняется», что без западной помощи мы бы никогда не победили. Да что там помощи - оказывается, Сталинград и Курск – всего лишь частные эпизоды на фоне грандиозной союзнической виктории у африканского Эль-Аламейна. А недавно, например, я едва не ошалел, услышав от второкурсниц журфака (!) одного из коммерческих вузов заявление, что «Сергей Павлович Королев – это… папа Наташи Королевой».
А я все равно верю в Русское поле. В Куликово, в Бородинское, в Прохоровское, в сотни и тысячи других, больших и малых. С ветерком, волнами пробегающим по медной ржи, с затерявшимся у пыльного большака васильком, с маковкой скромной деревенской церквушки на дальнем его краю…
…Недавно в продаже появилась занятная книжица. Военные мемуары. Называется просто и скромненько: «Войска СС в бою». Автор – Пауль Хауссер, тот самый. Его книга, оказывается, как следует из русского редакционного предисловия, «написанная с прямотой старого офицера, отчасти наивная и даже трогательная (!!! – А. Ч.) в этой наивности, будет весьма интересна для читателя. Это – другой взгляд на войска СС, не такой, к которому мы привыкли. Взгляд гвардейского генерала на черномундирные полки, прошедшие длинный фронтовой путь и особенно отличившиеся в сражениях на восточном театре военных действий».
Вот так в душах, особенно в душах юных, сегодня подчас пытаются вытоптать Русское поле.
Сам же автор вкрадчиво заклинает: «Давайте похороним по дороге всю затаенную злобу. История рассудит более справедливо, нежели ослепленные яростью современники».
Нет, господин эсэсовец. Не «похороним». Не забудем, не простим!..
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
