Борис Луценко: главное – познать себя
Выпускник Белорусского государственного театрально-художественного института (ныне Белорусская академия искусств), ученик известного мастера Владимира Андреевича Маланкина (взрастившего на одном режиссерском курсе двух корифеев – Луценко и Раевского), за 40 лет жизни в профессиональном искусстве поставил более 70 спектаклей в театрах Белоруссии, России, Украины, Латвии, Литвы, Германии, Швейцарии, на Белорусском телевидении создал ряд фильмов-спектаклей, снял художественный фильм «Раскиданное гнездо» на киностудии «Беларусьфильм». И наконец, воспитал не одно поколение актеров и режиссеров. Шекспир и Горький, Брехт и Мережковский, Шиллер и Гоголь, Макаенок и Дударев – вот далеко не полный список близких режиссеру авторов.
– Борис Иванович, вы возглавляете Русский драматический театр имени М.Горького – ныне Национальный драматический – в общей сложности уже 24 года. В чем особенности работы русского театра в Белоруссии?
– Раньше русские театры в союзных республиках призваны были пропагандировать язык, культуру, литературу русского народа. Сейчас же в Белоруссии два равноправных государственных языка – белорусский и русский. Вполне естественно, что наш театр имени Горького получил статус Национального театра. Это и есть наглядный пример интеграции культур.
Отрадно, что и Россия, и лично Владимир Путин обратили серьезное внимание на положение русских театров за рубежом. В Москве создан Центр поддержки русских театров. Чем он занимается? К примеру, российский режиссер Аркадий Кац ставил у нас спектакль – а гонорар за это ему оплатили в Москве. Нам присылают потрясающе интересные книги, устроили удивительные гастроли в трех российских городах: Нижнем Новгороде, Казани, Самаре. Спектакли «Перед заходом солнца», «Анджело и другие», «Случайный вальс» прошли там с огромным успехом. Мы увидели замечательное отношение к нам российских зрителей.
При переполненных залах прошли обменные гастроли с Ярославским театром. А недавно с группой наших молодых актеров (нас было 15 человек) вернулись из Москвы, куда нас пригласили на 10-дневный практический семинар по повышению мастерства актера. Ведь еще Станиславский говорил: «Актеры каждые пять лет должны переучиваться». С опытными педагогами наша молодежь занималась сценарной речью, пластикой. Были в театре «Школа современной пьесы» у режиссера Иосифа Райхельхауза, с которым заключили договор о сотрудничестве.
– Если я не ошибаюсь, за спектакль «Случайный вальс» вы недавно получили главный приз на одном из российских театральных фестивалей?
– Да, и очень горжусь. Это и честь для меня, и большая похвала, и большая удача. В этот спектакль я вложил свое ощущение войны, на которой потерял отца. В основе постановки – песни времен Великой Отечественной. А самый значимый для меня эпизод – когда девушка провожает своего любимого на войну, как в песне: «И пока за туманами видеть мог паренек, на окошке, на девичьем все горел огонек...» Его я посвятил своей маме, потому что она всю жизнь ждала и не верила, что папа погиб. Все время повторяла: он вернется. Недавно исполнилось 100 лет со дня рождения моего отца, а маме уже 94 года, и она «за туманами…» все ждет своего любимого Ивана Иосифовича. Ее жизненная сила, думаю, в любви, в любви не только к отцу, но и к нам, двоим ее сыновьям.
– Вы родом из России?
– Из города Майкопа Краснодарского края. Счастлив, что недавно довелось там побывать.
– Насколько я знаю, вместе с режиссером Николаем Князевым, который снимал видеофильм «Снег падает и тает»?
– Да, с ним. Он уговорил меня съездить в «мое детство» на Кавказ. Были там и смех, и слезы, и любовь. Встретил даже своего друга Павла Шевякова и увидел домик, в котором жил, зашел в школу, где учился, повстречал учительницу Неллу Ивановну, в которую был тайно влюблен… Тяжелое было детство, недоедали, недосыпали… Но мы были едины. И сейчас россияне восторженно говорят о нас, белорусах, и нам, белорусам, Россия тоже не безразлична.
– Борис Иванович, немногие знают, что ваш путь в профессиональное искусство начинался с кинематографа, с эпизодической роли в фильме «В окопах Сталинграда», где, кстати, впервые появился на экране и Иннокентий Смоктуновский. Расскажите, пожалуйста, подробнее о своих «киноуниверситетах».
– Тогда я еще учился в железнодорожном техникуме в Ростове-на-Дону, недалеко от которого в Доме культуры был народный театр. Руководил им Роман Константинович Гутовский. Меня приняли в этот театр и сразу дали главную роль в спектакле «Взрослые дети».
Так случилось, что спектакль посмотрел ассистент режиссера-постановщика фильма «В окопах Сталинграда» Александра Иванова. А уже через неделю получаю потрясающее письмо, что мы с моим другом утверждены на эпизодические роли молодых офицеров и что нас приглашают на съемки на станцию Кавказская. Можете представить мое состояние, тем более что сценарий написал сам Виктор Некрасов. Проезд, суточные нам гарантируют, да еще и за съемки заплатят. Мы со Славой Перовым купили билеты, вскочили в вагон, приезжаем на Кавказскую. Нас встретили, поселили в гостиницу, дали сценарий. Мы прочитали… Волнуемся. И вдруг появляется Виктор Некрасов… Вместе с ним мы отправились к режиссеру… На следующий день были съемки. Тогда же мы познакомились с Всеволодом Сафоновым, он снимался в одном эпизоде с нами. К сожалению, Иннокентия Смоктуновского мы на съемках не застали.
А потом была премьера фильма в Ленинграде, и в титрах значилась моя фамилия – «в эпизодах… Борис Луценко», и я видел себя на экране. Был очень горд.
– Немирович-Данченко считал, что предназначение театра – «тревожить заснувшую совесть». С вашей точки зрения, в чем сегодня сверхзадача театра?
– Я так сформулировал бы задачу современного и театра и любого вида искусства: помоги человеку познать самого себя.
– Увы, нынешние театральные поветрия – спектакль без пьесы, театр без режиссера, без литературы… А как же «живой театр»?
– Я только за «живой театр». Приемы могут быть самыми разными, но мне важна жизнь живых людей в живых обстоятельствах. Спектакль может идти без декораций, но с живыми эмоциями, чувствами, с болью живого сердца. Я всегда стремился к этому. И конечно, чтобы было интересно зрителю, потому что театр без зрителя существовать не может. Вспоминаю, как о живом театре говорил Мильтинис, сравнивая его с кино: «Кино подобно консервной банке с великолепной этикеткой, прекрасным мясом внутри, а в театре видишь, как жарят шашлык, как дым идет в зрительный зал».
– Ваш путь был усыпан не только розами, были, наверное, и огонь, и вода… Как переживаете неуспех?
– Неуспех рождает заряд на новый спектакль.
– Можете назвать свои самые главные спектакли и сколько их?
– …(Долго думает.) Когда Товстоногову задали подобный вопрос, он ответил – три. Я был тогда очень удивлен: «Товстоногов, который поставил около сотни спектаклей… и всего три… Теперь я его понимаю… (Долго молчит.) Я назвал бы два: «Макбет» Шекспира и первую постановку «Трехгрошовой оперы» Брехта (оба спектакля на сцене Русского театра им. М.Горького в 1974 и 1976 гг. – Авт.). И, пожалуй, «Ревизор» Гоголя («Максим Горький театр», Берлин, 1980 г. – Авт.).
– Я еще добавила бы спектакль «Раскиданное гнездо» в купаловском театре (в 1972 г.). Вы тогда по-новому прочитали пьесу, внесли в нее поэзию Янки Купалы, «возродили» на сцене Стефанию Михайловну Станюту, Геннадия Гарбука, Валентина Белохвостика, Сашу Владомирского. И, непременно, ваш дипломный спектакль «Человек из Ламанчи» Лоу на сцене Рижского театра русской драмы.
– (После паузы) Пожалуй, соглашусь с вами.
– Профессия режиссера сложная, неоднозначная, предполагающая не только положительные эмоции. Вам свойственна зависть?
– Я назвал бы это не завистью, а творческой злостью, неудовлетворенностью собой.
– Что вы больше всего цените и что не приемлете в людях?
– Ценю непосредственность, искренность, бескорыстие, не приемлю предательства.
– Немирович-Данченко писал: «Истинное счастье человека – быть постоянно при своем любимом деле». Вы можете сказать о себе, что вы – счастливый человек?
– Конечно, как бы меня ни ревновали, но моя самая любимая женщина – театр.
– Что пожелаете нашим читателям?
– Познать себя.
Беседовала Нелли КРИВОШЕЕВА
ФОТО "НАРОДНАЯ ГАЗЕТА"