Дождь как счастье
«Это какой-то новый сирк. Я его не понимаю», – на ломаном русском языке признается со сцены одна из артисток канадского цирка «Элуаз», приехавшего покорять златоглавую со спектаклем «Дождь» постановщика Даниэле Финци Паска.
В это время за ее спиной циркач, как игрушку, держит на руках фортепиано, а другой нарочито долго выбирает, где его поставить. Еще секунда – и они начнут музицировать, подшучивая над зрителями: нет-нет, да и появятся из инструмента артистки. Одной из них явно не повезло: крышку фортепиано как бы невзначай откидывают, и она, взмахнув руками, пропадает из нашего поля зрения. Раз, второй, третий… Наконец кто-то, решив проучить настырную девчонку, срывает с ее головы парик. Так мы знакомимся с лысой Крин.
Полностью пройдя всю гамму настроений от наивного дружелюбия до отчаянной обиды, Крин сменяет палитру и уморительно жонглирует собственными париками, заключительным «па» ловя их на собственную голову.
Так же и у самого спектакля – множество разных планов, несколько палитр – звуковая, эмоциональная, световая. Жесты, мимика, голос, взгляды – все идет в дело. Удивительная перекличка самых, казалось бы, непретенциозных костюмов – длинных гетр в стиле Пеппи Длинныйчулок для девушек, полосатых купальников а-ля начало прошлого века для мужчин – с общей атмосферой этого шумного праздника создает уникальное гармоничное пространство, в котором действительно нет невозможного.
Начиная с 17 июля искушенные московские зрители имели удовольствие оценить то, как в Театре Сатиры достойные продолжатели дела «Цирк дю Солей» стирают все условные границы театра. Спектакль, превращающийся в цирковую фиесту? Или все-таки театрализованный цирк?
Крохотная труппа в 13 человек из разных стран мира (каждый из них заявлен в программке как акробат-певец-танцор-артист) воистину творит на сцене какие-то чудеса. Когда действие переходит ввысь, длинноволосый акробат заставляет весь зал затаить дыхание: в прыжке он проделывает невероятные сальто, а затем приземляется на узенькое бревно, которое держат два его товарища, – приземляется уверенно, на обе ноги.
На длинных, подвешенных с потолка, шелковых лентах-струях девушки-гимнастки оборачивают руки тканью, продевают ноги в петельки и – сигают с пугающей высоты вниз. Секунды падения – и девушки замерли в полуметре от сцены, как сломанные куклы.
Когда горе-фокусница Крин и ее вечно улыбающийся ассистент с преувеличенным дружелюбием выводят к себе крошку Надин, укладывают на стол, дружно хватаются каждый за ноги хрупкой Надин и вертят их как хотят, словно испытывая гуттаперчевость девушки, в зале шепот: «Ты посмотри, что творят!» Надин, как ни в чем не бывало, удивленно приподнимается: что такое? Фокусники, словно самонадеянные врачи из анекдотов, успокаивающе хлопают ее по плечу и аккуратненько укладывают в чемодан.
Когда действие замыкает круг, на сцене появляется большой, в рост человека, красный обруч, в полумраке театральных подмостков приобретающий какое-то символическое значение. Любовь ли? Вечность? Еще миг – и девушке, одетой в стиле гаврош, не стоит никакого труда вскочить в движущийся обруч в позе витрувийского человека и выделывать акробатические чудеса.
Когда действие переходит в область несбыточного, вспоминаешь, как в начале представления один из артистов застенчиво объяснял, как он хотел, чтобы на сцене пошел дождь, но это оказалось невозможно «из-за финансовых проблем». Поэтому он попросил почтеннейшую публику представить себе – когда он подаст знак, конечно, – будто идет дождь. «Потому что дождь, он как счастье. Уходит и приходит тогда, когда ему захочется».
И вот после испанских танцев, греческой пластики, французской и итальянской мелодики и канадской фантазии на сцену выходит тот самый застенчивый юноша. В руках у него несколько гелиевых воздушных шаров, обернутых в серые простыни, – это тучи. Следом за ним появляется Надин с двумя листами железа и старательно гремит – это гром. Быть может, шелест дождя, которого все так ждали, – это наши аплодисменты? Казалось, все уже представили его и приготовили ладони.
Но вдруг действительно хлынул дождь. Это было как в детстве! Сначала было ощущение, что он сейчас прекратится, потому что должны же переполниться поддоны под сценой – и конец волшебству. Но, невзирая на стереотипы и страхи, там, на сцене, кажущейся черно-белой из-за освещения, резвились артисты – воистину счастливые – за всех нас. Хлестал проливной дождь, а они, смеясь, играли в мяч. И тогда мне подумалось, что дождь бесконечен. Если в него верить, то он никогда не закончится. Дождь как счастье.
В это время за ее спиной циркач, как игрушку, держит на руках фортепиано, а другой нарочито долго выбирает, где его поставить. Еще секунда – и они начнут музицировать, подшучивая над зрителями: нет-нет, да и появятся из инструмента артистки. Одной из них явно не повезло: крышку фортепиано как бы невзначай откидывают, и она, взмахнув руками, пропадает из нашего поля зрения. Раз, второй, третий… Наконец кто-то, решив проучить настырную девчонку, срывает с ее головы парик. Так мы знакомимся с лысой Крин.
Полностью пройдя всю гамму настроений от наивного дружелюбия до отчаянной обиды, Крин сменяет палитру и уморительно жонглирует собственными париками, заключительным «па» ловя их на собственную голову.
Так же и у самого спектакля – множество разных планов, несколько палитр – звуковая, эмоциональная, световая. Жесты, мимика, голос, взгляды – все идет в дело. Удивительная перекличка самых, казалось бы, непретенциозных костюмов – длинных гетр в стиле Пеппи Длинныйчулок для девушек, полосатых купальников а-ля начало прошлого века для мужчин – с общей атмосферой этого шумного праздника создает уникальное гармоничное пространство, в котором действительно нет невозможного.
Начиная с 17 июля искушенные московские зрители имели удовольствие оценить то, как в Театре Сатиры достойные продолжатели дела «Цирк дю Солей» стирают все условные границы театра. Спектакль, превращающийся в цирковую фиесту? Или все-таки театрализованный цирк?
Крохотная труппа в 13 человек из разных стран мира (каждый из них заявлен в программке как акробат-певец-танцор-артист) воистину творит на сцене какие-то чудеса. Когда действие переходит ввысь, длинноволосый акробат заставляет весь зал затаить дыхание: в прыжке он проделывает невероятные сальто, а затем приземляется на узенькое бревно, которое держат два его товарища, – приземляется уверенно, на обе ноги.
На длинных, подвешенных с потолка, шелковых лентах-струях девушки-гимнастки оборачивают руки тканью, продевают ноги в петельки и – сигают с пугающей высоты вниз. Секунды падения – и девушки замерли в полуметре от сцены, как сломанные куклы.
Когда горе-фокусница Крин и ее вечно улыбающийся ассистент с преувеличенным дружелюбием выводят к себе крошку Надин, укладывают на стол, дружно хватаются каждый за ноги хрупкой Надин и вертят их как хотят, словно испытывая гуттаперчевость девушки, в зале шепот: «Ты посмотри, что творят!» Надин, как ни в чем не бывало, удивленно приподнимается: что такое? Фокусники, словно самонадеянные врачи из анекдотов, успокаивающе хлопают ее по плечу и аккуратненько укладывают в чемодан.
Когда действие замыкает круг, на сцене появляется большой, в рост человека, красный обруч, в полумраке театральных подмостков приобретающий какое-то символическое значение. Любовь ли? Вечность? Еще миг – и девушке, одетой в стиле гаврош, не стоит никакого труда вскочить в движущийся обруч в позе витрувийского человека и выделывать акробатические чудеса.
Когда действие переходит в область несбыточного, вспоминаешь, как в начале представления один из артистов застенчиво объяснял, как он хотел, чтобы на сцене пошел дождь, но это оказалось невозможно «из-за финансовых проблем». Поэтому он попросил почтеннейшую публику представить себе – когда он подаст знак, конечно, – будто идет дождь. «Потому что дождь, он как счастье. Уходит и приходит тогда, когда ему захочется».
И вот после испанских танцев, греческой пластики, французской и итальянской мелодики и канадской фантазии на сцену выходит тот самый застенчивый юноша. В руках у него несколько гелиевых воздушных шаров, обернутых в серые простыни, – это тучи. Следом за ним появляется Надин с двумя листами железа и старательно гремит – это гром. Быть может, шелест дождя, которого все так ждали, – это наши аплодисменты? Казалось, все уже представили его и приготовили ладони.
Но вдруг действительно хлынул дождь. Это было как в детстве! Сначала было ощущение, что он сейчас прекратится, потому что должны же переполниться поддоны под сценой – и конец волшебству. Но, невзирая на стереотипы и страхи, там, на сцене, кажущейся черно-белой из-за освещения, резвились артисты – воистину счастливые – за всех нас. Хлестал проливной дождь, а они, смеясь, играли в мяч. И тогда мне подумалось, что дождь бесконечен. Если в него верить, то он никогда не закончится. Дождь как счастье.
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
