Композитор Леонид Ширин: Лев Лещенко позвонил мне через месяц…

В интервью «СВ» композитор рассказал, легко ли попасть в высший эшелон российского шоу-бизнеса.

─ Леонид, вы были дружны с Александром Тихановичем. Расскажите об этой дружбе.

─ Мы были знакомы, здоровались на концертах, но в 2001 году Александр Тиханович пригласил меня как композитора в проект «Звездный дилижанс» ─ и c этого момента мы сблизились и творчески, и человечески. Может, это меркантильно звучит, но Тиханович стал первым, кто начал отстаивать интересы композиторов, чтобы им платили за их труд. Он понимал цену хорошего материала. Без интересного автора нет и интересного певца. Он трезво относился к своим вокальным возможностям, но в его пении всегда была душа, за которой был виден масштаб личности.

─ Как изменилась песенная культура за последние десятилетия? 

─ За последние двадцать лет изменился сам человек, изменились его потребности. Это не могло не отразиться на песнях. В мейнстриме все пошло в сторону упрощения. Появилось нечто подростковое. Главная установка ─ «не грузи». А почему, собственно, «не грузи»? Я не против сугубо развлекательной, танцевальной музыки, она должна быть. Но также никто не запретит мне восхищаться песней «Я люблю тебя, жизнь» на слова поэта Константина Ваншенкина. Взвешенные, взрослые песни с хорошим текстом, хорошим вкусом и тонким инструментарием должны оставаться.

─ Ваши песни сегодня поют Лев Лещенко, Григорий Лепс, Лайма Вайкуле. Вы почувствовали, что в какой-то момент стало тесно  на белорусской эстраде?

─ Тесно, да. И я полжизни преодолевал это в хорошем смысле ощущение «провинциальности». В чем оно выражается? В том, что ты все время думаешь, что где-то там, далеко, есть люди, которые действительно разбираются в музыке и понимают ее лучше тебя, и ты должен доказать свое право тоже этим заниматься. 

У меня был в голове список артистов, которым я хотел предложить свои песни. Когда я встречаюсь с артистом, всегда предлагаю ему три-четыре варианта. После того как Тина Кароль спела мою песню «Белое небо», стало понятно, что надо ехать в Москву, потому что там концентрируется все лучшее, что связано с русскоязычной музыкой. И этот рынок имеет свои особенности. Чтобы продвинуть свою продукцию, сначала надо доказать свою состоятельность внутреннему кругу людей, который есть у этих артистов: их продюсерам, директорам… И только тогда появятся первые успехи. Сейчас у меня идут переговоры с двумя-тремя артистами первой величины. Не хочу их называть. Я не хочу быть уходящей натурой. Мне интересно конкурировать с молодыми композиторами. 

─ Сложно добиться, чтобы Лев Лещенко послушал твою песню? Какие нужно приложить усилия?

─ Когда встречаешься с артистами такого масштаба, важно, чтобы все-таки кто-то составил тебе протекцию. Мы были знакомы через Александра Тихановича. Передали диск, через месяц Лещенко перезвонил и сказал, что моя композиция «Если» ─ очень хорошая, что он хочет ее спеть. У нас наладился хороший человеческий контакт. Саша знакомил меня с теми, с кем дружил сам, но я никогда не относился к нашей дружбе потребительски, не говорил: «Саша, помоги!». Эти линии сходились в судьбе сами, многие шаги я делал самостоятельно.

С Александром Серовым нас тоже познакомил Тиханович. Он показал ему с телефона песню «Ты была» ─ и Серов дал согласие ее записать. Она попала на «Песню года-2016», получила диплом. Потом оказалось, что у нас с Серовым много общих знакомых. Хочу отметить его отношение к профессии. Он записывал песню сам в Москве три дня, все время был недоволен, очень тщательно подошел к записи. Вообще, это отношение к профессии артистов такого калибра, как Лещенко, Серов, потрясает. Хорошие большие артисты никогда не станут «сбитыми летчиками», потому что они выжимают из себя все до последнего в отличие от молодых певцов.

─ С Вашей песней «Мир хрупок» на рождественском фестивале «Роза Хутор» в Сочи выступили три исполнителя – Григорий Лепс, Лайма Вайкуле и Интарс Бусулис.

─ Когда работаешь с продюсерами, они тебя сразу ориентируют на то, что сейчас нужно их артисту: темповая песня, хорошая баллада, или какая-то финальная. Они дают тебе критерии. Меня сориентировали на дуэтную песню для Григория Лепса. Как правило, это тендер, и ты участвуешь в нем вместе с другими авторами. Я постарался, как мог, написать проникновенную композицию. Отправил демозапись – и на следующий день раздался звонок, что песня подходит. У Лепса есть еще одна моя композиция. Возможно, в этом году он ее выпустит в свет.

─ Лепс действительно сегодня номер один?

─ Несомненно, он сделал серьезную заявку лет пять-семь назад и прошел с тех пор большой путь. Я думаю, он не против уже расширить свой формат. Видно, что Лепс не хочет петь под Лепса, хочет чего-то нового, расширить творческий диапазон.

─ Леонид, нет у вас ощущения, что, когда уйдет поколение Тихановича, исчезнут и прежние, наработанные еще в советское время связи?

─ Есть такое ощущение, и не у одного меня. Происходят тектонические сдвиги не только в отдельно взятой сфере шоу-бизнеса, они происходят в обществе. Меняются приоритеты у людей.

Я уже говорил, что происходит упрощение. Инструментарий становится более бедным. Жизнь все время ускоряется. Если раньше песня год становилась популярной, потом год была хитом, то сейчас она живет 3-4 месяца, а дальше надо делать что-то новое. Поэтому в такой гонке хорошего качественного продукта появляется не очень много. Спрос в сторону танцевальных ритмов. Серьезные слова, серьезные переживания не нужны. Конечно, еще Пушкин писал, что поэзия должна быть глуповатой, но не настолько же… Можно написать «Я вас любил, любовь еще быть может…», а можно написать «Ты чё такая дерзкая?». Я не говорю, что это плохо. Пусть бы оно добавлялось к имеющейся культуре, но оно, увы, часто культуру замещает.

─ У вас постоянные авторы текстов?

─ В основном да. В Беларуси это Ольга Рыжикова и Наталья Тамбовцева. В Москве тоже свои постоянные поэты… Судя по таким образцовым союзам, как Александр Зацепин и Леонид Дербенев, подобная многолетняя форма сотрудничества самая плодотворная. В таком союзе можно вместе расти и развиваться.

Я уверен, что популярная песня -- это попадание в коллективное бессознательное. Надо понимать запрос общества, надо следовать за ним, а иногда идти вопреки. Я знаю артистов, которыми 5 лет никто не интересовался, а потом, когда они вдруг «выстреливали», то многие начали говорить: «Давайте работать «под них»!». Я, например, знаю, что из 150 песен, которые лежат у меня в столе, большая их часть не будет записана. И ничего страшного в этом нет, это позволяет быть всегда в форме. 

─ То есть композитору работы Юнга стоит почитать?

─ И Юнга, и Шпенглера, и квантовую механику, и лекции Дмитрия Быкова по литературе. Надо познать себя, тогда ты сможешь познать мир, войти в гармонию с ним. У творческого человека должно быть ощущение: ты мало знаешь, ты должен знать больше.

─ Вы часто бываете в жюри различных конкурсов. Почему соглашаетесь? 

- Это дает импульс к некоему развитию, но увлеченно кочевать из программы в программу – это не про меня. Знаю, если человек все время сидит в жюри конкурсов, то он уже сам где-то сдался.

Трудно быть универсальным артистом, таким как Peter Gabriel. Быть универсальным артистом, значит готовиться к долгой творческой дороге, а на нее не каждый отважится. Успех может прийти завтра, а может через десять лет. В наше время все готовы всё отдать за «фишку», чем-то отличиться, выделиться. Время сейчас быстрое, клиповое. Ты вскакиваешь в поезд шоу-бизнеса, не успеваешь насладиться моментом, как тебя эта среда уже отторгает. Многие выпускники «Фабрики звезд» сегодня уже никому не нужны, и для них это шок. Мало кто из них продолжает успешно работать. У них есть только их лицо, когда-то «засвеченное» в телевизоре.

Мне кажется, за последние десять лет в российском шоу-бизнесе появилось свое «потерянное» поколение артистов, которые могли бы стать звездами, но по разным причинам не стали. Есть первый эшелон и молодежные тренды, такие как Тимати, а середины нет, пропущенная история. Если такой одаренный человек, как Александр Панайотов, не может «вмонтироваться» в эту историю, значит, есть какие-то структурные проблемы. Не работают вертикальные лифты.

─ Но ведь есть те, кто, как Макс Корж, собирает огромные залы. Это герои нового времени? 

─ Это герои интернета. Они соберут свой зал в 5-6 тысяч в городе-миллионнике, но их аудитория не будет расширяться. Такого успеха, как у «Верасов», «Песняров» или Валерия Леонтьева, когда они 6 дней давали по 2-3 концерта в день и публика шла и шла, сейчас уже не будет.

─ Профессия композитора в этом плане менее публична и, наверное, более безопасна? 

─ Она бесконечна. Рахманинов, Бах, Чайковский – это вселенная. Если нечем заняться, сядь, разбери, как они делали свою музыку. Ты сразу попадаешь в другой мир.

─ Продолжаете сегодня писать для кино?

─ Да, но это отдельный рынок. Был фильм с Сергеем Безруковым «В июне 41-го…» (там звучали мои треки), была картина «Случайные знакомые» с Верой Глаголевой, был фильм «Майор Ветров» (музыку мы писали вместе с Юрой Ващуком), фильм «Нереальная любовь»… Все и не упомнишь. Заказы постоянно поступают. Музыка для кино – это мое. Мне есть там, где развернуться. Если бы была возможность писать только инструментальную музыку, я был бы счастлив.