Огрубение нравов давно стало мировой проблемой
Единственным российским фильмом, показанным на 62-м Берлинском кинофестивале, был «Конвой» Алексея Мизгирева. Это третий полнометражный художественный фильм режиссера, который после второй картины «Бубен, барабан» был утвержден в статусе одного из наиболее самобытных российских кинематографистов. «Бубен, барабан», как и его первый фильм «Кремень», отмечен наградами отечественных и зарубежных кинофестивалей, в том числе Призом за лучшую режиссуру на 62-м МКФ в Локарно.
Алексей Мизгирев отвечает на вопросы «СВ».
Единственным российским фильмом, показанным на 62-м Берлинском кинофестивале, был «Конвой» Алексея Мизгирева. Это третий полнометражный художественный фильм режиссера, который после второй картины «Бубен, барабан» был утвержден в статусе одного из наиболее самобытных российских кинематографистов. «Бубен, барабан», как и его первый фильм «Кремень», отмечен наградами отечественных и зарубежных кинофестивалей, в том числе Призом за лучшую режиссуру на 62-м МКФ в Локарно.
Алексей Мизгирев отвечает на вопросы «СВ».
– Как вы считаете, Алексей, в Берлине поняли фильм, касающийся острейших социальных проблем в России?
– Вы знаете, после бурного и очень глубокого обсуждения моего фильма «Бубен, барабан» в Локарно, в Швейцарии, я не разделяю публику на «нашу» и «не нашу». Потому что если фильм сделан эмоционально правильно, неважно на каком языке, его поймут в любой точке земного шара, а нюансы можно и объяснить. На обсуждении «Конвоя» в Берлине я утвердился в этом мнении. Да и продюсер Павел Лунгин подтвердил это.
– Вы рассказываете довольно жесткую историю о взаимоотношениях людей дна и власти.
– Намекаете на гастарбайтеров, но, как показывает реальность, это общемировая проблема, в США вместо таджиков или киргизов – мексиканцы, которые также нелегально переходят границу, живут в подвалах, наличными получают зарплату за черную работу. Актуальна проблема также для Франции и Германии. В каждой стране свои нюансы, но суть одна – один человек нанимает другого на ту работу, которую делать не хочет, и если посмотрим, каким образом он проявляет себя по отношению к работнику, увидим примерно одну картину. А гастарбайтеры в Москве – это проблема не полиции, а строителей, которые взяли их на работу во времена бешеной застройки столицы и целенаправленных решений Лужкова. Помните этот строительный бум? Квадратный метр жилья стал стоить очень дорого, и для застройщиков было важно понизить себестоимость квартир и взвинтить продажную цену. Богатых людей, готовых покупать жилье, было много, и срочно потребовались работяги, которые работали бы за ничтожные деньги и жили при этом не в полноценных условиях. Пойти на это могли только приезжие, которые у себя дома находились в еще более нищенской ситуации. А это были миллионы людей, которые приехали сюда с детьми, правдами и неправдами пытались запихнуть их в школы и детсады, на этой почве возникло много конфликтов. А сколько болезней они привезли с собой, в Москве не было такого бума туберкулеза. А знаете ли вы, что, по статистике, 70 процентов преступлений совершается нелегалами?.. И полиция, арестовывая этих людей, хотя бы не позволяет преступности выходить за рамки.
Но наш фильм посвящен не гастарбайтерам, а жизни вообще, человеческим страданиям. Просто у бедных людей отчаяние от необходимости постоянной борьбы за выживание проступает в наиболее ярком виде, да и больше благородных мотивов наблюдается.
– Да, у вас много жестокости в фильме, но вот этот ход с клоунским носом, который в самые страшные моменты надевает на себя дезертир Артем...
– Мне хотелось, чтобы герой, которого играет Азамат Нигматов, пытался быть смешным, но при этом не был таковым. Он не Юрий Никулин, который смешной потому, что таков и есть в своих поступках, репликах, анекдотах, говорил я актеру, а Артем вроде говорит и делает смешные вещи, но при этом скорее трогательный, чем смешной. Трогательность Артема-ворона действительно в том, что он уравновешивает самое негативное отношение персонажей друг к другу. Но я не согласен с тем, что в фильме много жестокости, с этим понятием у зрителей ассоциируется, как привило, расчлененка и тому подобные вещи, а в нашей картине жестокость, если она и есть, проистекает из общения между людьми. В ключевой сцене, в которой героя-клоуна метафорически «втаптывают в асфальт», нет действия. Люди просто сидят и разговаривают, но из их общения рождается ощущение неминуемой казни, которая сейчас последует. Для меня это была принципиальная позиция, потому что дело не в том, что человек говорит тебе что-то лишнее или хочет тебя ударить, а в том, что он просто идет через тебя, как идут люди в метрополитене. Вы понимаете, о чем я говорю? Вот он идет куда-то, несет кому-то конфеты на день рождения, но он идет – через тебя. Он ничего, кроме этого, не видит, и в этом есть зерно какой-то зреющей оголтелости, тупого, бесчеловечного эгоизма. Знаете, я приезжий человек, вырос в Кузбассе и всегда без особого внимания относился к высказываниям приезжавших друзей-товарищей о том, что в Москве ощущается агрессивное пространство. Я не замечал этого, у меня не было ощущения тупика, хотя меня напрягали зимы без снега, когда все вокруг было серо-свинцовым. А вот года два назад на какое-то время мы уехали из города, потом вернулись, и я почувствовал эту агрессию в воздухе.
– С чем это, по-вашему, связано, с политической ситуацией в стране, с мировым кризисом, с тем, что москвичей еще раз испортил квартирный вопрос?
– Думаю, с тем, что люди в мегаполисе становятся все более буржуазными в восприятии мира, эгоистичными, их интересует только собственная жизнь. Конечно, всегда остаются добрые люди, которые помогают друг другу, но основная масса не видит ни города, ни окружающих, а пытается только реализовать свои денежные запросы.
– Вы ничего не сказали про армию, болевая точка в России не меньшая, чем милиция-полиция, и реформ там происходит не меньше, да и главные герои у вас – военные.
– Знаете, этот фильм и не про армию, все-таки история происходит не в казарме, а в городе, да и беглый солдат одет как простой мальчишка. Да, наш офицер выполняет воинское задание, но не шпиона же транспортирует в место «икс», чтобы спасти родину. Это реальный армейский сюжет. Солдаты действительно бегут, офицеры за ними едут и чаще всего договариваются с родителями на месте. Это и в советские годы практиковалось. Матери говорили о том, что за дезертирство полагается тюрьма, а если она отдаст беглеца, судить его не будут. И если она жаловалась, что сына бьют, обещали перевести в другую часть. Как правило, родители соглашались, покупали сами билет, и офицер ехал рядом с солдатом как пассажир. Совсем как в нашем фильме. И когда говорят об очернительстве армиии, мне это не понятно.
Мне и по поводу фильма «Бубен, барабан» такое говорили, хотя для создания интерьеров провинциальной библиотеки, снимали в Тульской области, мы подкрашивали стены ДК, а наш художник нарисовал античную фреску с Ахиллесом и Аяксом, какую не в каждой московской библиотеке увидите. И там была забавная сцена – входит женщина, смотрит на фреску и начинает рыдать: «Я библиотекарь, работаю в этом ДК, прошу – не смывайте это». – «А как же руководство?» – «Я с ними договорюсь, буду проводить здесь уроки внеклассного чтения, литературный кружок организуем». А внизу у них действительно была маленькая комната с тремя книжками на полке. Потом выяснилось, что она беженка из Киргизии, жена офицера, и когда их выкинули оттуда, приехали в этот поселок при шахте. И ее посадили на бюджетное место «библиотекарем». В начале 90-х шахты закрыли, таково было одно из условий Международного валютного фонда, и всех людей в регионе оставили без работы. Кто покрепче, на маршрутках с 3 утра ездят на работу в Москву, а теперь эти поселки объединяют в городское образование, чтобы осваивать бюджетные деньги. Это я к тому, что истерия по поводу «очернения» жизни библиотекарей в российской глубинке также не имела под собой почвы. Как бы ни заявлял бывший министр Швыдкой, что «прекрасно знает этих людей», так как «ездил по библиотекам». «Многое» можно «увидеть» из окна министерской машины. Депрессивная идеология мне чужда, для меня важны люди, которые стараются противостоять «свинцовым мерзостям жизни», активны и не занимают соглашательскую позицию. А герои картины «Конвой», по сути, находятся на территории боевых действий, когда делают для себя нравственный выбор.
– Просто то, что зрители увидели в фильме, шокирует их и пугает.
– А вы знаете историю про китайскую девочку, которую сбила машина и уехала? Мимо ребенка на дороге проезжали машины, и никто не останавливался. Потом подошла женщина, взяла девочку за ручку, оттащила на тротуар и пошла дальше. И лишь спустя какое-то время девочку забрали и увезли. Все это зафиксировала камера видеонаблюдения. Это к вопросу о том, только ли к российской действительности имеет отношение картина «Конвой». Огрубление нравов давно стало мировой проблемой, и то, о чем говорится в фильме, конечно, касается не только российских реалий. Когда в Китае увидели этот ролик, люди испытали потрясение, там начались волнения, так сказать, нравственного толка. Это был острый шок, удар наотмашь. Так что уровень жестокости, который видите в «Конвое», обусловлен тем, что шептать уже не получается, надо докрикиваться, бить в набаты.
Беседу вела
Нина КАТАЕВА
Берлин – Москва
Алексей Мизгирев отвечает на вопросы «СВ».
– Как вы считаете, Алексей, в Берлине поняли фильм, касающийся острейших социальных проблем в России?
– Вы знаете, после бурного и очень глубокого обсуждения моего фильма «Бубен, барабан» в Локарно, в Швейцарии, я не разделяю публику на «нашу» и «не нашу». Потому что если фильм сделан эмоционально правильно, неважно на каком языке, его поймут в любой точке земного шара, а нюансы можно и объяснить. На обсуждении «Конвоя» в Берлине я утвердился в этом мнении. Да и продюсер Павел Лунгин подтвердил это.
– Вы рассказываете довольно жесткую историю о взаимоотношениях людей дна и власти.
– Намекаете на гастарбайтеров, но, как показывает реальность, это общемировая проблема, в США вместо таджиков или киргизов – мексиканцы, которые также нелегально переходят границу, живут в подвалах, наличными получают зарплату за черную работу. Актуальна проблема также для Франции и Германии. В каждой стране свои нюансы, но суть одна – один человек нанимает другого на ту работу, которую делать не хочет, и если посмотрим, каким образом он проявляет себя по отношению к работнику, увидим примерно одну картину. А гастарбайтеры в Москве – это проблема не полиции, а строителей, которые взяли их на работу во времена бешеной застройки столицы и целенаправленных решений Лужкова. Помните этот строительный бум? Квадратный метр жилья стал стоить очень дорого, и для застройщиков было важно понизить себестоимость квартир и взвинтить продажную цену. Богатых людей, готовых покупать жилье, было много, и срочно потребовались работяги, которые работали бы за ничтожные деньги и жили при этом не в полноценных условиях. Пойти на это могли только приезжие, которые у себя дома находились в еще более нищенской ситуации. А это были миллионы людей, которые приехали сюда с детьми, правдами и неправдами пытались запихнуть их в школы и детсады, на этой почве возникло много конфликтов. А сколько болезней они привезли с собой, в Москве не было такого бума туберкулеза. А знаете ли вы, что, по статистике, 70 процентов преступлений совершается нелегалами?.. И полиция, арестовывая этих людей, хотя бы не позволяет преступности выходить за рамки.
Но наш фильм посвящен не гастарбайтерам, а жизни вообще, человеческим страданиям. Просто у бедных людей отчаяние от необходимости постоянной борьбы за выживание проступает в наиболее ярком виде, да и больше благородных мотивов наблюдается.
– Да, у вас много жестокости в фильме, но вот этот ход с клоунским носом, который в самые страшные моменты надевает на себя дезертир Артем...
– Мне хотелось, чтобы герой, которого играет Азамат Нигматов, пытался быть смешным, но при этом не был таковым. Он не Юрий Никулин, который смешной потому, что таков и есть в своих поступках, репликах, анекдотах, говорил я актеру, а Артем вроде говорит и делает смешные вещи, но при этом скорее трогательный, чем смешной. Трогательность Артема-ворона действительно в том, что он уравновешивает самое негативное отношение персонажей друг к другу. Но я не согласен с тем, что в фильме много жестокости, с этим понятием у зрителей ассоциируется, как привило, расчлененка и тому подобные вещи, а в нашей картине жестокость, если она и есть, проистекает из общения между людьми. В ключевой сцене, в которой героя-клоуна метафорически «втаптывают в асфальт», нет действия. Люди просто сидят и разговаривают, но из их общения рождается ощущение неминуемой казни, которая сейчас последует. Для меня это была принципиальная позиция, потому что дело не в том, что человек говорит тебе что-то лишнее или хочет тебя ударить, а в том, что он просто идет через тебя, как идут люди в метрополитене. Вы понимаете, о чем я говорю? Вот он идет куда-то, несет кому-то конфеты на день рождения, но он идет – через тебя. Он ничего, кроме этого, не видит, и в этом есть зерно какой-то зреющей оголтелости, тупого, бесчеловечного эгоизма. Знаете, я приезжий человек, вырос в Кузбассе и всегда без особого внимания относился к высказываниям приезжавших друзей-товарищей о том, что в Москве ощущается агрессивное пространство. Я не замечал этого, у меня не было ощущения тупика, хотя меня напрягали зимы без снега, когда все вокруг было серо-свинцовым. А вот года два назад на какое-то время мы уехали из города, потом вернулись, и я почувствовал эту агрессию в воздухе.
– С чем это, по-вашему, связано, с политической ситуацией в стране, с мировым кризисом, с тем, что москвичей еще раз испортил квартирный вопрос?
– Думаю, с тем, что люди в мегаполисе становятся все более буржуазными в восприятии мира, эгоистичными, их интересует только собственная жизнь. Конечно, всегда остаются добрые люди, которые помогают друг другу, но основная масса не видит ни города, ни окружающих, а пытается только реализовать свои денежные запросы.
– Вы ничего не сказали про армию, болевая точка в России не меньшая, чем милиция-полиция, и реформ там происходит не меньше, да и главные герои у вас – военные.
– Знаете, этот фильм и не про армию, все-таки история происходит не в казарме, а в городе, да и беглый солдат одет как простой мальчишка. Да, наш офицер выполняет воинское задание, но не шпиона же транспортирует в место «икс», чтобы спасти родину. Это реальный армейский сюжет. Солдаты действительно бегут, офицеры за ними едут и чаще всего договариваются с родителями на месте. Это и в советские годы практиковалось. Матери говорили о том, что за дезертирство полагается тюрьма, а если она отдаст беглеца, судить его не будут. И если она жаловалась, что сына бьют, обещали перевести в другую часть. Как правило, родители соглашались, покупали сами билет, и офицер ехал рядом с солдатом как пассажир. Совсем как в нашем фильме. И когда говорят об очернительстве армиии, мне это не понятно.
Мне и по поводу фильма «Бубен, барабан» такое говорили, хотя для создания интерьеров провинциальной библиотеки, снимали в Тульской области, мы подкрашивали стены ДК, а наш художник нарисовал античную фреску с Ахиллесом и Аяксом, какую не в каждой московской библиотеке увидите. И там была забавная сцена – входит женщина, смотрит на фреску и начинает рыдать: «Я библиотекарь, работаю в этом ДК, прошу – не смывайте это». – «А как же руководство?» – «Я с ними договорюсь, буду проводить здесь уроки внеклассного чтения, литературный кружок организуем». А внизу у них действительно была маленькая комната с тремя книжками на полке. Потом выяснилось, что она беженка из Киргизии, жена офицера, и когда их выкинули оттуда, приехали в этот поселок при шахте. И ее посадили на бюджетное место «библиотекарем». В начале 90-х шахты закрыли, таково было одно из условий Международного валютного фонда, и всех людей в регионе оставили без работы. Кто покрепче, на маршрутках с 3 утра ездят на работу в Москву, а теперь эти поселки объединяют в городское образование, чтобы осваивать бюджетные деньги. Это я к тому, что истерия по поводу «очернения» жизни библиотекарей в российской глубинке также не имела под собой почвы. Как бы ни заявлял бывший министр Швыдкой, что «прекрасно знает этих людей», так как «ездил по библиотекам». «Многое» можно «увидеть» из окна министерской машины. Депрессивная идеология мне чужда, для меня важны люди, которые стараются противостоять «свинцовым мерзостям жизни», активны и не занимают соглашательскую позицию. А герои картины «Конвой», по сути, находятся на территории боевых действий, когда делают для себя нравственный выбор.
– Просто то, что зрители увидели в фильме, шокирует их и пугает.
– А вы знаете историю про китайскую девочку, которую сбила машина и уехала? Мимо ребенка на дороге проезжали машины, и никто не останавливался. Потом подошла женщина, взяла девочку за ручку, оттащила на тротуар и пошла дальше. И лишь спустя какое-то время девочку забрали и увезли. Все это зафиксировала камера видеонаблюдения. Это к вопросу о том, только ли к российской действительности имеет отношение картина «Конвой». Огрубление нравов давно стало мировой проблемой, и то, о чем говорится в фильме, конечно, касается не только российских реалий. Когда в Китае увидели этот ролик, люди испытали потрясение, там начались волнения, так сказать, нравственного толка. Это был острый шок, удар наотмашь. Так что уровень жестокости, который видите в «Конвое», обусловлен тем, что шептать уже не получается, надо докрикиваться, бить в набаты.
Беседу вела
Нина КАТАЕВА
Берлин – Москва
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
