Жизнь на две родины
«Числюсь по России», – так, цитируя Пушкина, говорит о себе сегодня главный режиссер Волгоградского государственного театра «Царицынская опера», заслуженный деятель искусств России Михаил Ковальчик. От себя добавим – и по Беларуси тоже, потому как судьба этого режиссера, хорошо известного в театральных кругах наших стран, одинаково тесно переплетена с культурой и Беларуси, и России.
«Числюсь по России», – так, цитируя Пушкина, говорит о себе сегодня главный режиссер Волгоградского государственного театра «Царицынская опера», заслуженный деятель искусств России Михаил Ковальчик. От себя добавим – и по Беларуси тоже, потому как судьба этого режиссера, хорошо известного в театральных кругах наших стран, одинаково тесно переплетена с культурой и Беларуси, и России. Урожденный белорус, а ныне гражданин России, он многие годы плодотворно работал и работает в различных белорусских и российских театрах – в Бресте, Минске, Бобруйске, Красноярске, Ставрополе, Пятигорске, Волгограде. Причем сначала в драматических, потом – музыкальных, а теперь еще и оперном. Постановки Михаила Ковальчика и сегодня одновременно (и успешно) идут в Волгограде, Ставрополе, Пятигорске, Минске… Он одинаково щедро делится своим талантом и с российскими студентами в Волгоградском государственном институте искусств и культуры, и белорусскими – в Белорусской государственной академии искусств. Поэтому приличная часть жизни режиссера приходится на дорогу из одной родины в другую, причем какую из них писать с большой буквы, а какую с маленькой, Михаил Станиславович сказать с ходу даже не может, предпочитая называть себя гражданином Союзного государства.
– В Красноярск из Беларуси уезжал еще в советские времена, когда разделять белорусов и россиян никому даже в голову не могло прийти, – вспоминает режиссер. – Но потом случился 1991 год, все стало рушиться, распадаться на отдельные государства, и случившееся тогда я считал и считаю большим несчастьем. Наверное, как и большинство советских людей. Это ведь рушилась моя родина, страна, в которой я родился, вырос, получил образование, состоялся как профессионал. А когда однажды на белорусско-российской границе меня спросили паспорт (к счастью, это было только один раз), и вовсе испытал настоящий шок. Что нам делить? Веками были вместе, вместе пережили все беды. Ведь белорусы, которые во всех последних войнах выдерживали самые страшные беды, защищали не только свою землю, они закрывали собой все народы той огромной страны.
Я наши страны не делю и сегодня, в прямом смысле являясь гражданином Союзного государства. И таких людей в Беларуси и России очень много. Оттого и желание становления и укрепления Союза наших государств у меня особое. Когда мы с женой смотрим новости и слышим, что есть какие-то добрые подвижки в белорусско-российских отношениях, мы так рады, что и не сказать словами. А когда узнаем о разногласиях между правительствами по каким-то экономическим вопросам, испытываем огромнейшую досаду.
Да, суверенитет каждой из стран неоспорим. Но не становиться же мне на учет по приезде на родину. И слава Богу, что этого нет. Очень верю, что не будет никогда. К слову, мне обещают вернуть белорусское гражданство. И я этому очень рад, потому что, будучи сегодня гражданином России, считал и считаю Беларусь частью себя, а себя – частью Беларуси.
– Зная историю вашего рода, понимаешь, что патриотизм и национализм – это отнюдь не одно и то же.
– Мой дед и мой отец в годы войны защищали родную землю с оружием в руках в партизанском отряде. Хотя отец был родом из Польши, впрочем, как и мама, потому как мой родной Барановичский район до 1939 года был под Польшей. Только он по национальности – поляк, а мама – белоруска. Однако национальные предрассудки перестали иметь всякое значение, когда отец увидел прекрасную деревенскую девушку Марысю, Марию, и сразу влюбился в нее. А мама была действительно очень красивая – чистенькая, светленькая полещучка. Более того, когда они поженились, отец сразу заявил: «Моя жена тут, значит, и моя родина тут!» Даже в 1939 году, когда Красная армия пришла в Западную Беларусь, он не уехал в Польшу, а остался в Беларуси.
В Польшу они подались, лишь когда началась Великая Отечественная война. В поисках спасения. Но так как и там и тут хозяйничали немцы, вернулись. Это был 1942 год, когда на барановичской земле уже начали формироваться партизанские отряды. И отец пошел в партизаны не раздумывая. Потому что считал: для всякого нормального мужчины защищать свою Родину, свой дом, своих родных и близких – это абсолютно нормально. Даже рискуя жизнью своей и своих близких.
В 1943 году, в котором я родился, во время одной из фашистских облав на партизан немецкий офицер, увидев меня, совсем крохотного, на руках мамы, естественно, заинтересовался, откуда ребенок. Значит, в семье есть молодой мужчина и он не на фронте. А дома его тоже нет. Получается, в партизанах. Немец со злостью вырвал меня из маминых рук и наверняка убил бы. И спасло мою только-только начавшуюся жизнь, пожалуй, только чудо. (Мама, даже когда я стал взрослым, каждый раз вспоминала тот случай с ужасом.) Спасло то, что мама в детстве дружила с детьми местного пана, часто бывала в панском доме, поэтому хорошо знала польский язык и чуть-чуть немецкий. И вот когда меня вырвали из ее рук, она закричала не по-белорусски, не по-польски, а по-немецки: мол, отдайте мне моего киндера. От неожиданности офицер на несколько секунд опешил. Но этого, к счастью, хватило, чтобы мама смогла выхватить меня из немецких рук обратно. Приступ ярости офицера прошел, а я остался жить.
И только после войны НКВД, что для того времени естественно, заинтересовало польское происхождение отца. Ни польский ли он шпион, если не поехал жить в Польшу, а остался в Беларуси. Добром такие подозрения тогда, как известно, не оканчивались. Отца арестовали. А далее или Сибирь, или расстрел. А в семье ведь трое маленьких детей, отец только начал строить дом (ему как партизану выделили участок в деревне Подлесейки в 18 километрах от Барановичей). И мама, бросив все, срочно поехала в Брест искать начальника партизанского отряда. А тот, как только услышал, что Ковальчик попал в НКВД, тут же сел на трофейный автомобиль (он уже был каким-то областным начальником) и поехал выручать своего партизана. И высвободил Станислава Ивановича. Я даже запомнил фамилию командира: слишком музыкальной она была – Скрипка или Скрипко.
А потом, когда отцу оформляли паспорт, милицейский начальник спросил, как записать его национальность. «Ну как? – замялся отец. – Я же поляк». «Какой ты на х… поляк, коль здесь не только живешь, но и воевал за эту землю». И записал – белорус. И не Янович, а Иванович. Так мой отец стал узаконенным белорусом. Так сказать, по решению советской власти. И потом, когда его спрашивали о национальности, отец с гордостью говорил на польский манер – бялорус. К сожалению, отец рано умер, сказалась и война, и все пережитые проблемы. И мама нас троих растила одна. Всех вырастила, всем дала образование. Она была у нас действительно святая, мы все трое ее благотворили и благотворим до сих пор. Хотя была простой крестьянкой.
– И откуда тогда у деревенского мальчишки, ни разу не бывавшего в театре, могло возникнуть желание служить столь высокой музе?
– Знаете, это было особое время, особая атмосфера. Я свое детство и ту свою деревню вспоминаю с особым трепетом. И сегодня, каждый раз приезжая в Беларусь, стремлюсь попасть в свои Подлесейки. Там живут мои племянники, даже сохранились родительский дом и сад. Особый, замечу, сад. Когда я родился, а это был август 1943 года, отец с партизанами где-то нашли 43 саженца яблонь, груш и вишен и осенью в честь моего рождения их посадили. Так что я рос в собственном саду. А когда этот сад, прекрасный в любую пору года, еще и зацветал – это и вовсе было какое-то чудо, какая-то прекрасная дымка бесконечного счастья. Да и до сих пор для меня этот сад – чудо. Хотя его чуть урезали. Кроме того, что это было подспорье для сельской семьи.
Наш род в деревне прозывали Лабэйчики. Были – Махорки, Дзедовичи, Сергеевичи… А мы – Лабэйчики, мол, большие лбы, то есть умные. Может, это благодаря отцу, который по тем временам был передовым человеком. В польской армии он служил в каком-то машинном взводе, поэтому хорошо знал технику, был хорошим водителем. И кроме того, что прекрасно играл на мандолине и гитаре, мог отремонтировать буквально все. К нему бабушки шли с примусами, керогазами, замками, часами, машинками печатными… И он все это умел исправить.
Этот дар отца, пожалуй, унаследовал только брат. Он окончил технический институт и работал инженером в автоколонне. Сестра же окончила нархоз и работает экономистом. А я подался по творческой части, что отнюдь не считаю удивительным. Тяга к искусству, к творчеству всегда была, есть и будет в крови нашего народа.
Судите сами. У мамы в семье было три сестры – Женя, Вера и она – Мария. И у каждой из них росли потрясающе талантливые дети. Мой двоюродный брат Женя, или, как мы его звали, Геник, стал прекрасным музыкантом. Окончил гродненское музыкальное училище и там же остался преподавать. К сожалению, его уже нет. Старшая сестра Валя была удивительная певунья, сейчас, уже как специалист, могу сказать, что у нее было блестящее сопрано. Да и вообще, когда наша обширная родня собиралась вместе – свадьбы, хресьбины, народные праздники, да и вообще любой повод собраться, это было так здорово, так весело, так песенно!.. Многоголосье народных песен буквально разливалось, и мы его впитывали с детства. А театры-батлейки, народные обряды и спектакли – и вовсе полный восторг!
Хлеба тогда действительно не хватало, однажды в очереди за ним меня маленького даже чуть не задавили, но жизнь была какая-то веселая. Необычайно веселая. Может, потому что победили, что возвращалась мирная жизнь, а с ней и вера в лучшую жизнь, надежда на лучшее. Неслучайно мама, да и все то поколение признавало только одну беду – войну. А все остальное можно пережить. И то, что сейчас происходит в мире – войны, терроризм, – действительно страшно. И это еще раз доказывает, насколько актуально объединение всех здоровых сил.
– А театр, на ваш взгляд, может помочь противостоять этому злу?
– Прямая задача театра и есть воспитание души человека. Очень редко среди преступников встречаются те, кто с детства был озарен музыкой, театром, другим искусством. У такого человека против другого человека рука не поднимется. Как правило. Вот почему в русской культуре, в воспитании, в образовании всегда непременным атрибутом были музыка, танцы, литература, театр, знание иностранных языков, позволяющее приобщаться ко всей мировой культуре. Даже Пирогов, выдающийся хирург, говорил, что без этого не может быть даже хорошего врача, потому как настоящий врач всегда должен лечить не только болячки, но и душу.
А кто-то из великих и вовсе сказал, что театр – это единственное место на земле, где толпа превращается в народ. Здорово, правда?
– И как бы вы оценили ситуацию с театром в российской и белорусской глубинке, которую вы знаете не понаслышке?
– В театре сегодня играют, как правило, очень самоотверженные и бескорыстные люди, готовые за самую скромную зарплату играть самые грандиозные роли. И было бы самым страшным дать погибнуть русскому репертуарному театру, который даже ЮНЕСКО посчитало огромным культурным достоянием мира. Это признак России, которая, надеюсь, была и останется великой театральной державой. Иногда приедешь в Оренбург и увидишь такой потрясающий спектакль, какой даже в столице трудно встретить. Или у нас в Волгограде? Придешь к соседям на премьеру, в тот же молодежный или музыкальный театр, и просто ахнешь от того, что там показывают – настолько хороший спектакль. Это я вижу и в Минске, где в оперный или Русский театр просто не попасть. Да и вообще я в Минске не видел пустых залов ни разу. Нет пустых мест и в моем волгоградском театре. А для режиссера, актера – это главное.
– За свою творческую жизнь вы сменили немало театров. Почему? Театры ищут вас или вы – театры?
– Каждый творческий человек ищет именно то место, где он может реализоваться максимально полно. С родины я уехал в 1989 году, будучи главным режиссером Могилевского областного драматического театра в Бобруйске, потому как считал, что свою творческую программу в нем исчерпал. Мне хотелось ставить больше музыкальных спектаклей, потому как музыку я люблю с детства, да и знаю, думаю, хорошо. Писал бесконечные письма в министерство с просьбой дать музыкантов, хотя бы с десяток, но получал отказы или вовсе полное молчание. Поэтому, когда меня пригласили на постановку в Красноярский музыкальный театр и дали даже больше, чем я просил, – 56 человек оркестра, 30 человек балета, 40 – хора, великолепных солистов, я, естественно, отказаться не мог.
А после того, как проявил себя в Красноярске, стали приглашать уже как режиссера музыкального театра на постановки в другие города. Например, переход из Пятигорска в Волгоград инициировал директор Волгоградского музыкального театра. Где-то посмотрел мой спектакль и сделал предложение. Сначала поставить спектакль. А поставив, получил постоянное предложение. Я согласился, потому что и сам город более театральный, к тому же мне дали больший карт-бланш, то есть больше свободы и возможностей для творчества.
Когда я уже работал в Волгоградском музыкальном театре, директор местного оперного театра стал звать к себе главным режиссером. И я опять же с огромным удовольствием согласился, потому что освоить еще один театральный жанр – мечта каждого режиссера. Я еще в Пятигорске ставил «Травиату», то есть тянулся к опере изначально. Да и вообще здорово, когда имеешь дело с такой красивой, такой мощной музыкой, как, скажем, у Джузеппе Верди – «Макбет», «Отелло», «Трубадур»! Разве можно не преклоняться перед такой музыкой! Конечно, пришлось многое постигать заново. Смотрел оперу по видео, посещал оперные театры, читал статьи и книги знаменитых оперных режиссеров.
– К слову, почему ваш театр носит столь громкое название – «Царицынская опера»?
– К какой-либо российской царице, как полагают некоторые, это название не имеет абсолютно никакого отношения. Как не имеет никакого отношения к государыне и старое название Волгограда – Царицын. Имя это город получил от местной реки, название которой по-тюрски было созвучно слову «царица», а обозначало всего-навсего «желтый песок».
Тем не менее я бы саму оперу назвал царицей среди всех театральных жанров. Ведь отнюдь не случайно сейчас в мире идет активный возврат к опере, настоящий оперный бум. Более 50 оперных театров работает только в одной Германии. И то если не считать фестивалей. В России же – только около двух десятков. Это очень мало, потому что как минимум каждый город-миллионник должен иметь свою оперу. Конечно, сделать это очень непросто, нужна серьезная база – и учебная, и материальная. Но стремиться к этому надо, потому что опера вбирает в себя все театральные искусства. И прежде всего именно она способна сформировать хороший музыкальный вкус.
– Готовясь к нашей встрече, нашел удивительные отзывы о вас в ставропольской прессе. Статья вышла накануне постановки на сцене Ставропольской государственной краевой филармонии первого в истории этой краевой столицы оперного спектакля! «Постановщик спектакля – главный режиссер Волгоградского оперного театра «Царицынская опера», заслуженный деятель искусств России Михаил Ковальчик. Эта фамилия достаточно известна в нашем крае по периоду работы М. Ковальчика художественным руководителем Пятигорской оперетты. Михаил Станиславович вообще всю жизнь отдает культуре отечественной провинции – от Красноярска до Волгограда. Знает прекрасно Ставрополье, нашу публику. На приглашение откликнулся сразу и с большим интересом». Точно так же, живя сегодня за тысячи километров от Беларуси, вы всегда по первому зову едите сюда ставить спектакли, учить будущих артистов музыкального театра…
– Скажу больше. Успешно проработав в Красноярске года два, я каждый год, приезжая в Минск, заходил в Министерство культуры и говорил, что всегда готов вернуться на родину. По первому зову. Обещали, но все обещания так и повисали в воздухе. И только совсем недавно ректор Белорусской академии искусств Ричард Болиславович Смольский предложил мне вести музыкальный курс. Один курс артистов музыкального театра я уже выпустил в прошлом году. Сейчас веду второй – 18 человек. Я договорился со своим театром, что меня будут отпускать когда нужно. Я приезжаю в сентябре, по месяцу занимаюсь со своими студентами перед каждой сессией. И пусть той зарплаты, что я получаю за эту работу в институте, мне не хватает на дорогу, но пока у меня есть силы, хочу что-то сделать для своей родины, которая меня родила, дала профессию, направила на стажировку к Георгию Александровичу Товстоногову.
И любому другому предложению из Беларуси бесконечно рад. Скажем, когда Эдуард Иванович Герасимович, директор русского театра в Минске – Национального академического драматического театра им. М. Горького, пригласил меня к себе на постановку спектакля «Свадьба Кречинского», я отложил все дела, хотя в Волгограде был в работе новый спектакль, и сразу приехал. Не менее приятное событие состоялось буквально на днях – прошла премьера моего спектакля по пьесе Эдуарда Камалотти «Сыграем в дружную семью, или Гарнир по-французски» в Белорусском государственном молодежном театре. Это легкая комедия, которая в наше невеселое время, думаю, нужна не меньше самых серьезных постановок.
И, наконец, сейчас я вам признаюсь в том, о чем еще не говорил никому из ваших коллег. Благодаря, наверное, доброму провидению я познакомился в Минске с двумя удивительными людьми, людьми одержимыми, которые вынашивают очень интересный замысел – создать мюзикл в стиле лирико-философской притчи, нечто принципиально новое в полюбившемся зрителю жанре. Это братья Александр и Анатолий Шабалины. Когда меня познакомили с материалом, я был буквально сражен. Этакая удивительная и прекрасная музыкальная поэма о творчестве, о вдохновении, о подлинных и мнимых жизненных ценностях, о правде и лжи, любви и измене, святости и грехе. Символично в этом плане и название мюзикла – «Грешный Ангел». Что такое настоящее счастье? Каким должен быть творец? В данном случае скульптор. Какова должна быть его жизненная позиция? Что он хочет показать или доказать с помощью своего искусства? Талант – это дар или наказание? Вспомните адский труд Микеланджело: 18-20 часов с молотком в грязи и пыли.
И все это авторы «упаковали» в довольно острый, интересный, интригующий сюжет. Весьма обогащает либретто и органично вошедшая в его ткань философски мудрая и пронзительно чистая поэзия Валентины Поликаниной.
Особо скажу о музыке. Она – масштабна, глубока и, что особенно важно, очень мелодична. Эти редкие качества нечасто встречаются в творчестве современных композиторов.
Сегодня мюзиклы весьма популярны. И наш народ тоже любит музыкальные спектакли, потому что они изначально музыкальны. В свое время я даже вынашивал идею создания в Минске молодежного театра мюзикла и предлагал своим выпускникам заняться этим – благо, было сразу четыре дипломных музыкальных спектакля. Но меня никто не услышал. Думаю, пока. Ведь в Минск все чаще приезжают ставить мюзиклы зарубежные мастера, в том числе и российские. Можно вспомнить, например, постановки Ильи Алейникова и Кима Брейтбурга.
Однако красота замысла братьев Шабалиных именно в том, что этот спектакль обещает быть национальным в очень глубоком, современном смысле этого слова. Ведь почти все здесь делают либо белорусские мастера родом из России, либо белорусы, успешно работающие в России. И я не только загорелся, но и был счастлив, благодарен этим людям за доверие, которое они мне оказали. К слову, этот проект вполне мог бы осуществиться в рамках Союзного государства.
– Как-то вы уже говорили, что ничего не имеете против театральных династий. Вы и сегодня готовы это подтвердить?
– Не только не против, но даже «за». Хотя как-то Виктор Астафьев, этот великий литературный классик, который очень любил оперетту и с удовольствием приходил к нам в Красноярский театр, признался – вот у меня подрастает внучка, и я с ужасом смотрю: не дай Бог у нее прорежется какой-либо талант. Ведь талант на Руси – это почти всегда наказание, нести этот крест у нас очень непросто. Человек, ударенный талантом, как правило, при жизни обречен быть непонятым и непризнанным.
Тем не менее у нас есть много потрясающих актерских фамилий – Владомирских, Белохвостик, Янковских, Еременко... И я буду только рад, если этот список продолжит династия Ковальчиков. Я, жена, а теперь и сын Сергей, которому мы с женой, наверное, даже не дали шанса, чтобы сделать другой выбор. Ведь мы с супругой вместе учились в Белорусском театральном институте, окончили один курс народной артистки России Веры Павловны Рейдлих – прямой ученицы Станиславского. И далее по жизни всегда шли вместе. Жена за мной – как ниточка за иголочкой, как жена декабриста – и в Сибирь на холодные морозы, и на Кавказ под пули. Сегодня она – солистка-вокалистка Волгоградского музыкального театра и также преподает вместе со мной и в Волгограде, и в Минске. Так что сын с детства жил в театре в самом прямом смысле. А сегодня Сергею очень повезло, что его заметило Министерство культуры Беларуси, что поддержал директор Русского театра в Минске Эдуард Герасимович, назначив его главным режиссером театра. Театра во все времена очень высокого класса. И то, что молодым людям в Беларуси не боятся доверять такие театры, очень здорово. Даже если это доверие, как говорят, на вырост. Когда молодежи доверяют, когда ей позволяют рисковать и рискуют вместе с ней – значит, театр может смело смотреть в будущее. И говоря об этом, я имею в виду не только Национальный академический драматический театр им. М. Горького, но и большинство других белорусских театров, у руля которых также стоят молодые люди.
Владимир НИКОЛАЙЧУК
– В Красноярск из Беларуси уезжал еще в советские времена, когда разделять белорусов и россиян никому даже в голову не могло прийти, – вспоминает режиссер. – Но потом случился 1991 год, все стало рушиться, распадаться на отдельные государства, и случившееся тогда я считал и считаю большим несчастьем. Наверное, как и большинство советских людей. Это ведь рушилась моя родина, страна, в которой я родился, вырос, получил образование, состоялся как профессионал. А когда однажды на белорусско-российской границе меня спросили паспорт (к счастью, это было только один раз), и вовсе испытал настоящий шок. Что нам делить? Веками были вместе, вместе пережили все беды. Ведь белорусы, которые во всех последних войнах выдерживали самые страшные беды, защищали не только свою землю, они закрывали собой все народы той огромной страны.
Я наши страны не делю и сегодня, в прямом смысле являясь гражданином Союзного государства. И таких людей в Беларуси и России очень много. Оттого и желание становления и укрепления Союза наших государств у меня особое. Когда мы с женой смотрим новости и слышим, что есть какие-то добрые подвижки в белорусско-российских отношениях, мы так рады, что и не сказать словами. А когда узнаем о разногласиях между правительствами по каким-то экономическим вопросам, испытываем огромнейшую досаду.
Да, суверенитет каждой из стран неоспорим. Но не становиться же мне на учет по приезде на родину. И слава Богу, что этого нет. Очень верю, что не будет никогда. К слову, мне обещают вернуть белорусское гражданство. И я этому очень рад, потому что, будучи сегодня гражданином России, считал и считаю Беларусь частью себя, а себя – частью Беларуси.
– Зная историю вашего рода, понимаешь, что патриотизм и национализм – это отнюдь не одно и то же.
– Мой дед и мой отец в годы войны защищали родную землю с оружием в руках в партизанском отряде. Хотя отец был родом из Польши, впрочем, как и мама, потому как мой родной Барановичский район до 1939 года был под Польшей. Только он по национальности – поляк, а мама – белоруска. Однако национальные предрассудки перестали иметь всякое значение, когда отец увидел прекрасную деревенскую девушку Марысю, Марию, и сразу влюбился в нее. А мама была действительно очень красивая – чистенькая, светленькая полещучка. Более того, когда они поженились, отец сразу заявил: «Моя жена тут, значит, и моя родина тут!» Даже в 1939 году, когда Красная армия пришла в Западную Беларусь, он не уехал в Польшу, а остался в Беларуси.
В Польшу они подались, лишь когда началась Великая Отечественная война. В поисках спасения. Но так как и там и тут хозяйничали немцы, вернулись. Это был 1942 год, когда на барановичской земле уже начали формироваться партизанские отряды. И отец пошел в партизаны не раздумывая. Потому что считал: для всякого нормального мужчины защищать свою Родину, свой дом, своих родных и близких – это абсолютно нормально. Даже рискуя жизнью своей и своих близких.
В 1943 году, в котором я родился, во время одной из фашистских облав на партизан немецкий офицер, увидев меня, совсем крохотного, на руках мамы, естественно, заинтересовался, откуда ребенок. Значит, в семье есть молодой мужчина и он не на фронте. А дома его тоже нет. Получается, в партизанах. Немец со злостью вырвал меня из маминых рук и наверняка убил бы. И спасло мою только-только начавшуюся жизнь, пожалуй, только чудо. (Мама, даже когда я стал взрослым, каждый раз вспоминала тот случай с ужасом.) Спасло то, что мама в детстве дружила с детьми местного пана, часто бывала в панском доме, поэтому хорошо знала польский язык и чуть-чуть немецкий. И вот когда меня вырвали из ее рук, она закричала не по-белорусски, не по-польски, а по-немецки: мол, отдайте мне моего киндера. От неожиданности офицер на несколько секунд опешил. Но этого, к счастью, хватило, чтобы мама смогла выхватить меня из немецких рук обратно. Приступ ярости офицера прошел, а я остался жить.
И только после войны НКВД, что для того времени естественно, заинтересовало польское происхождение отца. Ни польский ли он шпион, если не поехал жить в Польшу, а остался в Беларуси. Добром такие подозрения тогда, как известно, не оканчивались. Отца арестовали. А далее или Сибирь, или расстрел. А в семье ведь трое маленьких детей, отец только начал строить дом (ему как партизану выделили участок в деревне Подлесейки в 18 километрах от Барановичей). И мама, бросив все, срочно поехала в Брест искать начальника партизанского отряда. А тот, как только услышал, что Ковальчик попал в НКВД, тут же сел на трофейный автомобиль (он уже был каким-то областным начальником) и поехал выручать своего партизана. И высвободил Станислава Ивановича. Я даже запомнил фамилию командира: слишком музыкальной она была – Скрипка или Скрипко.
А потом, когда отцу оформляли паспорт, милицейский начальник спросил, как записать его национальность. «Ну как? – замялся отец. – Я же поляк». «Какой ты на х… поляк, коль здесь не только живешь, но и воевал за эту землю». И записал – белорус. И не Янович, а Иванович. Так мой отец стал узаконенным белорусом. Так сказать, по решению советской власти. И потом, когда его спрашивали о национальности, отец с гордостью говорил на польский манер – бялорус. К сожалению, отец рано умер, сказалась и война, и все пережитые проблемы. И мама нас троих растила одна. Всех вырастила, всем дала образование. Она была у нас действительно святая, мы все трое ее благотворили и благотворим до сих пор. Хотя была простой крестьянкой.
– И откуда тогда у деревенского мальчишки, ни разу не бывавшего в театре, могло возникнуть желание служить столь высокой музе?
– Знаете, это было особое время, особая атмосфера. Я свое детство и ту свою деревню вспоминаю с особым трепетом. И сегодня, каждый раз приезжая в Беларусь, стремлюсь попасть в свои Подлесейки. Там живут мои племянники, даже сохранились родительский дом и сад. Особый, замечу, сад. Когда я родился, а это был август 1943 года, отец с партизанами где-то нашли 43 саженца яблонь, груш и вишен и осенью в честь моего рождения их посадили. Так что я рос в собственном саду. А когда этот сад, прекрасный в любую пору года, еще и зацветал – это и вовсе было какое-то чудо, какая-то прекрасная дымка бесконечного счастья. Да и до сих пор для меня этот сад – чудо. Хотя его чуть урезали. Кроме того, что это было подспорье для сельской семьи.
Наш род в деревне прозывали Лабэйчики. Были – Махорки, Дзедовичи, Сергеевичи… А мы – Лабэйчики, мол, большие лбы, то есть умные. Может, это благодаря отцу, который по тем временам был передовым человеком. В польской армии он служил в каком-то машинном взводе, поэтому хорошо знал технику, был хорошим водителем. И кроме того, что прекрасно играл на мандолине и гитаре, мог отремонтировать буквально все. К нему бабушки шли с примусами, керогазами, замками, часами, машинками печатными… И он все это умел исправить.
Этот дар отца, пожалуй, унаследовал только брат. Он окончил технический институт и работал инженером в автоколонне. Сестра же окончила нархоз и работает экономистом. А я подался по творческой части, что отнюдь не считаю удивительным. Тяга к искусству, к творчеству всегда была, есть и будет в крови нашего народа.
Судите сами. У мамы в семье было три сестры – Женя, Вера и она – Мария. И у каждой из них росли потрясающе талантливые дети. Мой двоюродный брат Женя, или, как мы его звали, Геник, стал прекрасным музыкантом. Окончил гродненское музыкальное училище и там же остался преподавать. К сожалению, его уже нет. Старшая сестра Валя была удивительная певунья, сейчас, уже как специалист, могу сказать, что у нее было блестящее сопрано. Да и вообще, когда наша обширная родня собиралась вместе – свадьбы, хресьбины, народные праздники, да и вообще любой повод собраться, это было так здорово, так весело, так песенно!.. Многоголосье народных песен буквально разливалось, и мы его впитывали с детства. А театры-батлейки, народные обряды и спектакли – и вовсе полный восторг!
Хлеба тогда действительно не хватало, однажды в очереди за ним меня маленького даже чуть не задавили, но жизнь была какая-то веселая. Необычайно веселая. Может, потому что победили, что возвращалась мирная жизнь, а с ней и вера в лучшую жизнь, надежда на лучшее. Неслучайно мама, да и все то поколение признавало только одну беду – войну. А все остальное можно пережить. И то, что сейчас происходит в мире – войны, терроризм, – действительно страшно. И это еще раз доказывает, насколько актуально объединение всех здоровых сил.
– А театр, на ваш взгляд, может помочь противостоять этому злу?
– Прямая задача театра и есть воспитание души человека. Очень редко среди преступников встречаются те, кто с детства был озарен музыкой, театром, другим искусством. У такого человека против другого человека рука не поднимется. Как правило. Вот почему в русской культуре, в воспитании, в образовании всегда непременным атрибутом были музыка, танцы, литература, театр, знание иностранных языков, позволяющее приобщаться ко всей мировой культуре. Даже Пирогов, выдающийся хирург, говорил, что без этого не может быть даже хорошего врача, потому как настоящий врач всегда должен лечить не только болячки, но и душу.
А кто-то из великих и вовсе сказал, что театр – это единственное место на земле, где толпа превращается в народ. Здорово, правда?
– И как бы вы оценили ситуацию с театром в российской и белорусской глубинке, которую вы знаете не понаслышке?
– В театре сегодня играют, как правило, очень самоотверженные и бескорыстные люди, готовые за самую скромную зарплату играть самые грандиозные роли. И было бы самым страшным дать погибнуть русскому репертуарному театру, который даже ЮНЕСКО посчитало огромным культурным достоянием мира. Это признак России, которая, надеюсь, была и останется великой театральной державой. Иногда приедешь в Оренбург и увидишь такой потрясающий спектакль, какой даже в столице трудно встретить. Или у нас в Волгограде? Придешь к соседям на премьеру, в тот же молодежный или музыкальный театр, и просто ахнешь от того, что там показывают – настолько хороший спектакль. Это я вижу и в Минске, где в оперный или Русский театр просто не попасть. Да и вообще я в Минске не видел пустых залов ни разу. Нет пустых мест и в моем волгоградском театре. А для режиссера, актера – это главное.
– За свою творческую жизнь вы сменили немало театров. Почему? Театры ищут вас или вы – театры?
– Каждый творческий человек ищет именно то место, где он может реализоваться максимально полно. С родины я уехал в 1989 году, будучи главным режиссером Могилевского областного драматического театра в Бобруйске, потому как считал, что свою творческую программу в нем исчерпал. Мне хотелось ставить больше музыкальных спектаклей, потому как музыку я люблю с детства, да и знаю, думаю, хорошо. Писал бесконечные письма в министерство с просьбой дать музыкантов, хотя бы с десяток, но получал отказы или вовсе полное молчание. Поэтому, когда меня пригласили на постановку в Красноярский музыкальный театр и дали даже больше, чем я просил, – 56 человек оркестра, 30 человек балета, 40 – хора, великолепных солистов, я, естественно, отказаться не мог.
А после того, как проявил себя в Красноярске, стали приглашать уже как режиссера музыкального театра на постановки в другие города. Например, переход из Пятигорска в Волгоград инициировал директор Волгоградского музыкального театра. Где-то посмотрел мой спектакль и сделал предложение. Сначала поставить спектакль. А поставив, получил постоянное предложение. Я согласился, потому что и сам город более театральный, к тому же мне дали больший карт-бланш, то есть больше свободы и возможностей для творчества.
Когда я уже работал в Волгоградском музыкальном театре, директор местного оперного театра стал звать к себе главным режиссером. И я опять же с огромным удовольствием согласился, потому что освоить еще один театральный жанр – мечта каждого режиссера. Я еще в Пятигорске ставил «Травиату», то есть тянулся к опере изначально. Да и вообще здорово, когда имеешь дело с такой красивой, такой мощной музыкой, как, скажем, у Джузеппе Верди – «Макбет», «Отелло», «Трубадур»! Разве можно не преклоняться перед такой музыкой! Конечно, пришлось многое постигать заново. Смотрел оперу по видео, посещал оперные театры, читал статьи и книги знаменитых оперных режиссеров.
– К слову, почему ваш театр носит столь громкое название – «Царицынская опера»?
– К какой-либо российской царице, как полагают некоторые, это название не имеет абсолютно никакого отношения. Как не имеет никакого отношения к государыне и старое название Волгограда – Царицын. Имя это город получил от местной реки, название которой по-тюрски было созвучно слову «царица», а обозначало всего-навсего «желтый песок».
Тем не менее я бы саму оперу назвал царицей среди всех театральных жанров. Ведь отнюдь не случайно сейчас в мире идет активный возврат к опере, настоящий оперный бум. Более 50 оперных театров работает только в одной Германии. И то если не считать фестивалей. В России же – только около двух десятков. Это очень мало, потому что как минимум каждый город-миллионник должен иметь свою оперу. Конечно, сделать это очень непросто, нужна серьезная база – и учебная, и материальная. Но стремиться к этому надо, потому что опера вбирает в себя все театральные искусства. И прежде всего именно она способна сформировать хороший музыкальный вкус.
– Готовясь к нашей встрече, нашел удивительные отзывы о вас в ставропольской прессе. Статья вышла накануне постановки на сцене Ставропольской государственной краевой филармонии первого в истории этой краевой столицы оперного спектакля! «Постановщик спектакля – главный режиссер Волгоградского оперного театра «Царицынская опера», заслуженный деятель искусств России Михаил Ковальчик. Эта фамилия достаточно известна в нашем крае по периоду работы М. Ковальчика художественным руководителем Пятигорской оперетты. Михаил Станиславович вообще всю жизнь отдает культуре отечественной провинции – от Красноярска до Волгограда. Знает прекрасно Ставрополье, нашу публику. На приглашение откликнулся сразу и с большим интересом». Точно так же, живя сегодня за тысячи километров от Беларуси, вы всегда по первому зову едите сюда ставить спектакли, учить будущих артистов музыкального театра…
– Скажу больше. Успешно проработав в Красноярске года два, я каждый год, приезжая в Минск, заходил в Министерство культуры и говорил, что всегда готов вернуться на родину. По первому зову. Обещали, но все обещания так и повисали в воздухе. И только совсем недавно ректор Белорусской академии искусств Ричард Болиславович Смольский предложил мне вести музыкальный курс. Один курс артистов музыкального театра я уже выпустил в прошлом году. Сейчас веду второй – 18 человек. Я договорился со своим театром, что меня будут отпускать когда нужно. Я приезжаю в сентябре, по месяцу занимаюсь со своими студентами перед каждой сессией. И пусть той зарплаты, что я получаю за эту работу в институте, мне не хватает на дорогу, но пока у меня есть силы, хочу что-то сделать для своей родины, которая меня родила, дала профессию, направила на стажировку к Георгию Александровичу Товстоногову.
И любому другому предложению из Беларуси бесконечно рад. Скажем, когда Эдуард Иванович Герасимович, директор русского театра в Минске – Национального академического драматического театра им. М. Горького, пригласил меня к себе на постановку спектакля «Свадьба Кречинского», я отложил все дела, хотя в Волгограде был в работе новый спектакль, и сразу приехал. Не менее приятное событие состоялось буквально на днях – прошла премьера моего спектакля по пьесе Эдуарда Камалотти «Сыграем в дружную семью, или Гарнир по-французски» в Белорусском государственном молодежном театре. Это легкая комедия, которая в наше невеселое время, думаю, нужна не меньше самых серьезных постановок.
И, наконец, сейчас я вам признаюсь в том, о чем еще не говорил никому из ваших коллег. Благодаря, наверное, доброму провидению я познакомился в Минске с двумя удивительными людьми, людьми одержимыми, которые вынашивают очень интересный замысел – создать мюзикл в стиле лирико-философской притчи, нечто принципиально новое в полюбившемся зрителю жанре. Это братья Александр и Анатолий Шабалины. Когда меня познакомили с материалом, я был буквально сражен. Этакая удивительная и прекрасная музыкальная поэма о творчестве, о вдохновении, о подлинных и мнимых жизненных ценностях, о правде и лжи, любви и измене, святости и грехе. Символично в этом плане и название мюзикла – «Грешный Ангел». Что такое настоящее счастье? Каким должен быть творец? В данном случае скульптор. Какова должна быть его жизненная позиция? Что он хочет показать или доказать с помощью своего искусства? Талант – это дар или наказание? Вспомните адский труд Микеланджело: 18-20 часов с молотком в грязи и пыли.
И все это авторы «упаковали» в довольно острый, интересный, интригующий сюжет. Весьма обогащает либретто и органично вошедшая в его ткань философски мудрая и пронзительно чистая поэзия Валентины Поликаниной.
Особо скажу о музыке. Она – масштабна, глубока и, что особенно важно, очень мелодична. Эти редкие качества нечасто встречаются в творчестве современных композиторов.
Сегодня мюзиклы весьма популярны. И наш народ тоже любит музыкальные спектакли, потому что они изначально музыкальны. В свое время я даже вынашивал идею создания в Минске молодежного театра мюзикла и предлагал своим выпускникам заняться этим – благо, было сразу четыре дипломных музыкальных спектакля. Но меня никто не услышал. Думаю, пока. Ведь в Минск все чаще приезжают ставить мюзиклы зарубежные мастера, в том числе и российские. Можно вспомнить, например, постановки Ильи Алейникова и Кима Брейтбурга.
Однако красота замысла братьев Шабалиных именно в том, что этот спектакль обещает быть национальным в очень глубоком, современном смысле этого слова. Ведь почти все здесь делают либо белорусские мастера родом из России, либо белорусы, успешно работающие в России. И я не только загорелся, но и был счастлив, благодарен этим людям за доверие, которое они мне оказали. К слову, этот проект вполне мог бы осуществиться в рамках Союзного государства.
– Как-то вы уже говорили, что ничего не имеете против театральных династий. Вы и сегодня готовы это подтвердить?
– Не только не против, но даже «за». Хотя как-то Виктор Астафьев, этот великий литературный классик, который очень любил оперетту и с удовольствием приходил к нам в Красноярский театр, признался – вот у меня подрастает внучка, и я с ужасом смотрю: не дай Бог у нее прорежется какой-либо талант. Ведь талант на Руси – это почти всегда наказание, нести этот крест у нас очень непросто. Человек, ударенный талантом, как правило, при жизни обречен быть непонятым и непризнанным.
Тем не менее у нас есть много потрясающих актерских фамилий – Владомирских, Белохвостик, Янковских, Еременко... И я буду только рад, если этот список продолжит династия Ковальчиков. Я, жена, а теперь и сын Сергей, которому мы с женой, наверное, даже не дали шанса, чтобы сделать другой выбор. Ведь мы с супругой вместе учились в Белорусском театральном институте, окончили один курс народной артистки России Веры Павловны Рейдлих – прямой ученицы Станиславского. И далее по жизни всегда шли вместе. Жена за мной – как ниточка за иголочкой, как жена декабриста – и в Сибирь на холодные морозы, и на Кавказ под пули. Сегодня она – солистка-вокалистка Волгоградского музыкального театра и также преподает вместе со мной и в Волгограде, и в Минске. Так что сын с детства жил в театре в самом прямом смысле. А сегодня Сергею очень повезло, что его заметило Министерство культуры Беларуси, что поддержал директор Русского театра в Минске Эдуард Герасимович, назначив его главным режиссером театра. Театра во все времена очень высокого класса. И то, что молодым людям в Беларуси не боятся доверять такие театры, очень здорово. Даже если это доверие, как говорят, на вырост. Когда молодежи доверяют, когда ей позволяют рисковать и рискуют вместе с ней – значит, театр может смело смотреть в будущее. И говоря об этом, я имею в виду не только Национальный академический драматический театр им. М. Горького, но и большинство других белорусских театров, у руля которых также стоят молодые люди.
Владимир НИКОЛАЙЧУК
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
