«Братка, не сдавайся!»

Скоро исполнится пять лет со дня смерти замечательного человека, военного летчика-штурмовика, Героя Советского Союза Михаила Степановича Камельчика. Его не настигли ни немецкие зенитки, ни «мессеры». Его убила наша сегодняшняя подлость.

Братка...
Он родился на Витебщине, в Толочинском районе. «Братка» – этим ласковым белорусским словом называли его однополчане. Оно и стало радийным позывным гвардии старшего лейтенанта, пилота штурмовика Ил-2 Михаила Камельчика, тогда еще просто Мишки. За какую-то удивительную доброту, человечность и доверчивость он стал настоящим браткой для всего штурмового авиаполка. Кто бы мог подумать, что спустя полвека эти, уже, увы, нечасто встречающиеся в наше время человеческие качества так жестоко подведут старого ветерана.
Трудно найти народ более суеверный, чем военные летчики. К примеру, слово «последний», произнесенное в присутствии авиаторов, воспринимается как жуткий моветон. Положено говорить – «крайний». И все-таки тот боевой вылет на штурмовку Зееловских высот под Берлином стал для Героя Советского Союза Михаила Степановича Камельчика действительно последним.
...Когда Ил-2 выходил из второго захода, зенитный снаряд вдребезги разнес фонарь кабины. Резкая боль пронзила все тело. Потом врачи насчитают в теле летчика двадцать пять осколков. Но самое страшное – глаза.
– Хлопцы, Коля!!! – закричал в ларингофоны Михаил. – Меня, кажется, подбили, я ничего не вижу!..
Пара уже отбомбившихся и вышедших из боя «Илов» тут же круто развернулась и понеслась назад, в желтое от смертоносного огня немецких зениток небо.
Мотор, могучее бронированное сердце «летающего танка», еще тянул.
– Братка!!! – отчаянно плеснулся в наушниках радийный позывной Михаила. – Братка, не сдавайся! Братка, держись! Мы сейчас будем тебя сажать!..
Два «Ила» встали слева и справа от беспомощно вихляющегося штурмовика, словно подхватив его, как раненого бойца, под руки.
– Миша, доверни чуть левее... так... молодец, – наводил по радио друг и командир Коля Белавин, – все, спокойно, ты на глиссаде... Теперь плавно сбрось газ, хорошо... Выпускай шасси и закрылки...
И он сел. Сел вслепую, с залитым кровью лицом.
Посмотреть на чудом спасшего себя и свою машину ослепшего летчика сбежался весь полк.
Много лет спустя именно этот случай лег в основу эпизода одного из лучших фильмов о летчиках Великой Отечественной – «В бой идут одни старики». Помните, когда комэск Маэстро сажал смертельно раненного и ослепшего Ромео? Правда, в отличие от Ромео, тот реальный, фронтовой случай закончился намного счастливее: поколдовав над израненными глазами Михаила Степановича, врачи в госпитале воздушной армии вернули летчику зрение. Но и вердикт военных медиков был категоричен. Как в известной песне: «Жить, говорят, будете, летать, говорят, – нет...»
После войны Михаил Степанович поселился в Смоленске, совсем рядом с родной Беларусью.
Несколько лет назад в дверь его квартиры настойчиво позвонили. Братка по обыкновению радушно распахнул дверь.
– Михаил Степанович, очень рад, что застал вас дома! – молодой человек интеллигентного вида поудобнее устроился в предложенном кресле. – Я студент 4-го курса Исторического факультета МГУ и сейчас собираю материал для будущей дипломной работы. А тема такая: «Судьбы советских летчиков, Героев Советского Союза». Не могли бы вы рассказать мне о своей фронтовой судьбе, о ваших боевых товарищах, живых и мертвых?
На верные струны жал, сволочь!..
Сердце старого летчика дрогнуло, и перед влажными глазами поплыли родные лица Коли Белавина, Васи Удачина, черный шлейф за растерзанным немецкими зенитками «Илом».  
Полез в шкаф, достал ветхие альбомчики с фронтовыми фотографиями, пожелтевшие вырезки из газет. И еще, по просьбе гостя, – парадный пиджак со всеми регалиями – целый иконостас: Золотая Звезда Героя, орден Ленина, два ордена Боевого Красного Знамени, Отечественной войны обеих степеней, Красной Звезды, медаль «За Отвагу»...
– Я ему сказал: «Вы тут пока посмотрите, почитайте, а я пойду на кухню, чайку поставлю». Ну и пошел, чайник поставил, сырку порезал, даже шкалик из шкафа достал, ведь не угостить гостя – это не по-нашенски...
Однако через пару минут молодой гость с деланно выпученными глазами прибежал на кухню.
– Михаил Степанович, извините, я совсем забыл, у меня машина на сигнализацию не поставлена. Я сейчас, мигом во двор и назад.
Прошло пять минут, десять, двадцать... Забеспокоившийся ветеран бросился вниз и, естественно, не обнаружил во дворе ни незнакомца, ни его машины.
А дома ожидал страшный удар. На висевшем на спинке стула пиджаке недоставало Звезды Героя, ордена Ленина и орденов Отечественной войны. Остальные награды были на месте: очевидно, у подонка с трясущимися руками сдали нервы, и он не решился выдрать с пиджака все. На столе валялись разбросанные в беспорядке пожелтелые фотографии, с которых на Братку смотрели лица погибших и умерших друзей-летчиков.
Старый летчик сел на табуретку и, обхватив руками седую голову, тихо заплакал. Он, пикировавший на немецкие зенитки, шедший лоб в лоб на «мессеров»... Заплакал от того, что ему вот так просто, походя, плюнули в душу, плюнули в память, в павших ребят.
Милицейская волынка по розыску вора затягивалась тогда, похоже, надолго.  Но вмешался тогдашний депутат Государственной Думы РФ от Смоленска  Анатолий Иванович Лукьянов. И дело сразу же пошло.
Довольно скоро «истфаковца» задержали в подмосковной Малаховке. Увы, награды были им уже проданы на барахолке и ветерану изготовили лишь муляжи. В Москве состоялся суд, на который, кстати, Михаилу Степановичу пришлось поехать за свои деньги. Государственных денег для Героя Советского Союза у наших чиновников не нашлось... Ворюге, правда, накрутили «на полную катушку» и присудили выплатить ветерану компенсацию. Копеечную. Такова, видимо, была стоимость высших боевых наград Советского Союза.
А вот и личность того подонка: Виктор Васильевич Кудрявцев, в ту пору тридцати пяти лет от роду, бывший сотрудник ГАИ из соседней со Смоленском Орши. Словом, Михаилу Степановичу почти земляк! Видимо, весьма прибыльное дело – махание полосатой палкой на трассе Москва – Минск – не вполне обеспечивало его материальные запросы – хотелось большего.
В случае с Михаилом Степановичем зло, хоть и с опозданием, было наказано.
Гораздо горше было другим смоленским героям. Например, Герою Советского Союза, бывшему командиру «тридцатьчетверки» Василию Ивановичу Приходцеву.
Как-то вечером Василий Иванович возвращался с палочкой домой со встречи ветеранов. Как и подобает, со всеми наградами. И вот у самого подъезда собственного дома двое молодых двуногих плотно взяли его в клещи. Мерзавцы приперли старика к стене, и, приставив к горлу нож, молча выдрали «с мясом» с пиджака Золотую Звезду Героя.
Эх, если бы сбросить несколько десятилетий, если бы снова в руках – рычаги фрикционов родной «тридцатьчетверки», если бы рядом – ребята в танкистских шлемах! И самое главное – молодость, молодость, молодость...
На следующий день после оскорбления и унижения Василия Ивановича Приходцева разбил тяжелейший инсульт и свои дни ему пришлось заканчивать в Смоленском госпитале для ветеранов Великой Отечественной войны.
«Гость», подобный визитеру Михаила Ивановича Камельчика, посетил и еще одного ветерана – кавалера трех орденов Солдатской Славы Василия Петровича Исайченкова. Тот ворюга сработал «чище»: рваные дырки на пиджаке вместо едва ли не самых почитаемых у фронтовиков «солдатских Георгиев» старый солдат обнаружил лишь несколько дней спустя после посещения «гостя-краеведа», собираясь идти на встречу с пацанвой в одну из смоленских школ...
Мы все уже, наверное, устали отвечать сами себе на риторические вопросы типа, что происходит в нашем обществе в наше рехнувшееся время. Как говорится, бывали хуже времена, но не было подлей. Сегодня ради денег некоторые способны на все. И рвать ордена с пиджака старого летчика, и бить седого танкиста, и даже убивать ветерана, как это произошло несколько лет назад с контр-адмиралом Иконниковым...
За темным окаемом моего окна в морозной ночи гнутся от холодного ветра сбросившие листву березы. А на душе тоже как-то холодно и слякотно. Где-то на улице слышна припозднившаяся подгулявшая компания – слышен звон бутылок и заливистый женский смех. Что ж, у них, наверное, все в духе времени – «все схвачено, за все заплачено».
А мне в этом чернильном ночном небе все видится и видится тройка самолетов: двое под руки (или под крылья?) бережно ведут раненого друга. И он жив от того, что через залитый кровью шлемофон слышит из наушников: «Братка, не сдавайся! Братка, держись!..»

Александр ЧУДАКОВ