Прощай, Гутенберг...
Классику отечественной литературы, писателю Анатолию Тихоновичу Гладилину недавно исполнилось 75 лет. Он был широко известен в СССР в период «оттепели», однако после эмиграции на Запад в 1976 году «поздний Гладилин» оказался для нынешнего поколения читателей практически неизвестным. Его последние книги «Большой беговой день», «ФССР», «Меня убил скотина Пелл», «Тень всадника», «Жулики, добро пожаловать в Париж!» выходили в постсоветской России сравнительно небольшими тиражами.
– Анатолий Тихонович, на какой из своих книг вы бы предпочли сейчас остановиться поподробнее?
– На самой последней – «Улица генералов. Попытка мемуаров». И это действительно моя первая попытка мемуаров.
– А почему первая? Ведь у вас уже был опубликован роман «Меня убил скотина Пелл», немалую часть которого составляют ваши воспоминания о работе на радиостанции «Свобода».
– Отчасти вы, конечно, правы. Издательство «Вагриус» меня лет пять подряд убеждало, чтобы я сел за мемуары, и мой друг Саша Кабаков мне не раз говорил: «Ты просто напиши про советский период. А про эмигрантский – вставь главы из «Скотины Пелла», лучше про эмигрантскую жизнь уже ничего не придумаешь». Но этот роман все-таки не воспоминания, а художественная проза. И там меня интересовала совсем другая тема – о положении человека, вдруг оказавшегося безработным в благополучном западном мире. А вот «Улица генералов» – мемуары в чистом виде.
Признаюсь, я очень доволен тем, что эти воспоминания вышли и что они, как мне уже не раз говорили, нашли своего читателя. И теперь у меня даже неожиданно появилось желание (если, конечно, будут силы, здоровье и время) продолжить их дальше, но уже как-то по-другому. Потому что «Улица генералов», несмотря на всю разность составляющих ее пластов, все равно получилась единой книжкой. Она о настоящих шестидесятниках и настоящем шестидесятничестве, пусть сейчас эти понятия и стали словами почти ругательными.
– Не одна страница «Улицы генералов» посвящена тому, как вам под давлением цензуры приходилось уродовать свои тексты в советское время. Уверен, что рано или поздно все ваши книжки советского периода будут переизданы, но в каком виде? Удалось ли вам сохранить первоначальные тексты произведений?
– Нет, к сожалению, остались только последние печатные варианты.
– Но ведь «Хронику времен Виктора Подгурского» (повесть Гладилина, вышедшая в 1956 году в «Юности» и принесшая молодому автору всесоюзную известность. – П.Н.), насколько я знаю, единственную из ваших вещей доэмигрантского периода, уже переиздали. Какой текст послужил основой для публикации?
– Перепечатали по журналу. Но, вы знаете, мне трудно что-нибудь возразить по поводу редакторской правки «Хроники». Это была первая моя книга, мне тогда еще двадцати лет не исполнилось. С «Хроникой» как раз все в порядке, во всяком случае, она существует как книга – издательство «Слово/Slovo» выпустило ее в серии, которая называется «100 томов русской классики». А начинается там все, по-моему, с Радищева. И в издательстве мне объяснили, что главным критерием отбора произведений для серии являлись даже не столько их художественные достоинства, сколько роль в развитии русской литературы. Поэтому там были изданы и книги, сейчас уже в чем-то устаревшие, но заметно повлиявшие на свое время. И что «Хроника» (с моей-то точки зрения, у меня были потом вещи и лучше написанные) отобрана именно как такое событие, день рождения принципиально новой литературы, которую потом называли городским романом, молодежной или исповедальной прозой. Но, кроме «Хроники», больше ни одна из моих книг советского периода, увы, как бы не существует.
– К сожалению, из всех ваших книг советского периода я смог разыскать только две, изданные в «Пламенных революционерах», а теперь еще и «Хронику».
– А вообще их было где-то около десяти. Последний же мой сборник, который вышел при советской власти, называется «Два года до весны». В него входит роман «История одной компании» и ряд рассказов. А у романа история особая. Он был напечатан огромным тиражом в «Юности» в 1965 году, по-моему, совершенно безобидный такой роман, просто прощание с молодостью. Вскоре он должен был выйти отдельной книгой, мне срочно предложили писать по нему сценарий, и сценарий был уже принят на «Мосфильме», и все было как-то слишком хорошо. А в это время проходит съезд комсомола, и первый секретарь ЦК ВЛКСМ товарищ Павлов в докладе тоже говорит, что все у нас хорошо, вот только воспитанию советской молодежи мешают происки американского империализма и книги писателя Анатолия Гладилина. И две цитаты из «Истории компании». Этого было вполне достаточно, чтобы на Гладилине как на современном писателе был поставлен крест на десять лет.
Конечно, я очень доволен двумя своими последующими романами, опубликованными в серии «Пламенные революционеры», – «Евангелие от Робеспьера» (1970) и о народнике Ипполите Мышкине «Сны Шлиссельбургской крепости» (1974). Но в историю я ведь пошел не от хорошей жизни, понимаете?
И только через 10 лет (и только после того, как товарища Павлова перебросили с комсомола на физкультуру) «История одной компании» вышла наконец в сборнике, изданном «Советским писателем». В издательстве же все орали, что как можно было не издавать столь чистую, прозрачную вещь! Я этим воспользовался и дополнительно вставил в сборник несколько ранее «непроходимых» рассказов, в том числе из серии «латиноамериканские рассказы», ну, где якобы все действие происходит в Южной Америке.
И эти мои книги вы можете найти только в больших библиотеках, то есть в тех, в которых был ранее спецхран. Потому что потом из обычных библиотек книги всех писателей, уехавших в эмиграцию, изымались и уничтожались методом «мелкой резки».
– Ваша «Улица генералов» – о литературных процессах прошлого. А ощущаете ли вы себя участником нынешних литпроцессов?
– Нет, вы знаете, остались писатели, с которыми я дружу, что-то обсуждаю, о чем-то спорю, но, к сожалению, современные литературные процессы я плохо себе представляю. Потому что для этого надо было бы очень много читать. А читаю я сейчас писателей преимущественно моего возраста, моего поколения. Что же касается новой русской литературы… Мне кажется, я понимаю, что такое хорошо, что такое плохо в искусстве, и никто даже за большие деньги не заставит меня тратить время на ваших популярных авторов типа Марининой, Донцовой, Устиновой.
Наверное, где-то существуют, должны существовать и интересные современные писатели. Только я боюсь, что они просто до меня не доходят. Потому что в книжных магазинах Парижа продается мура собачья. Что и понятно – они продают то, что покупается. Хотя раньше в России о любой интересной новинке мы узнавали уже на следующий день.
– Какие-то безрадостные перспективы для современной литературы вырисовываются…
– Конечно. Дело в том, что такого явления, как «массовый читатель серьезной литературы», в мире больше не существует. Уже несколько десятилетий как он исчез на Западе и скоро окончательно исчезнет и в России. Просто меняется время. Да, «все течет, все изменяется», и мне кажется, что если человечество просуществует, скажем, еще 10 тысяч лет, то тогда историки будут с большим трудом пытаться как-то объяснить студентам, что такое в мировой истории «период книги, когда люди читали», – очень короткий, всего где-то лет 400 в общей сложности.
Я имею в виду последние четыре века, когда книга благодаря изобретению Гутенберга стала явлением достаточно массовым. Более того, эта эпоха будет восприниматься одновременно и как легенда, и как загадка. Но как мы дивимся строителям египетских пирамид или средневековым рыцарям, носившим на себе десятки килограммов железа, так наши потомки будут поражаться «читателям книг». Тому, что люди часами до глубокой ночи сидели не с учебниками по специальности для дальнейшего карьерного роста, а с романами, рассказами, стихами, даже критическими статьями и получали удовольствие от стиля, пейзажа, от многостраничных философских размышлений.
– И вы считаете, что гутенберговская цивилизация ныне заканчивается?
– Да уже закончилась. Есть люди, я знаю много таких людей, которые просто умрут, если они не будут каждый день читать книги. Вот умрут, и все тут. Я и сам читаю постоянно. Но это поколение уходит. Понимаете, это не значит, что книга исчезнет, просто она вернется к тому своему первоначальному состоянию, из которого вышла. И литература как искусство, то, что французы называют «бель летр», скажем так, «прекрасное слово», станет уделом избранных, и, может быть, тогда тираж 500 экземпляров будет очень большим. И, конечно, книга будет соответственно стоить.
– У меня просто не хватает воображения представить себе Россию нечитающей.
– Тот слой, который читает книги, пока достаточно велик, ведь чтобы окончательно разрушить эту традицию, должно пройти еще как минимум два поколения. Но сегодняшний потребитель серьезной литературы – это как раз та интеллигенция, которая в большинстве случаев не нашла себя в новой жизни, люди, наиболее малоимущие. И книга постепенно становится им не по карману.
Никакого выхода из сложившейся ситуации я пока не вижу, но… У меня все-таки остается слабая надежда, что и это время мы как-нибудь переживем, потому что бывали в нашей истории периоды и похуже.
Беседовал Павел НУЙКИН, член Союза писателей Москвы