Там, под Северной звездой
Семьдесят лет назад закончилась война, о которой у нас долгое время не любили вспоминать. Еще ее называют «стодневной», или, по грустному определению Александра Твардовского, «войной незнаменитой». Финны говорят короче – Talvisota – «Зимняя война».
Семьдесят лет назад закончилась война, о которой у нас долгое время не любили вспоминать. Еще ее называют «стодневной», или, по грустному определению Александра Твардовского, «войной незнаменитой». Финны говорят короче – Talvisota – «Зимняя война». Тридцать девятый год стал в истории советско-финляндских отношений подобным музыкальной партитуре «быстро – еще быстрее – быстро, как только возможно», ведущей к трагическому финалу. Советский Союз оставался непреклонным в своих требованиях овладеть всем Карельским перешейком, сделать Ладожское озеро внутренним и получить в Заполярье острова Рыбачий и Средний. Взамен финнам предлагалась вдвое большая советская территория, но – в безлюдном Заполярье.
Конечно, настоящим шоком для Хельсинки стал август тридцать девятого, знаменитый пакт Молотова – Риббентропа, и в особенности его пресловутые «секретные протоколы», предмет яростной полемики между советскими и западными историками на протяжении многих послевоенных десятилетий: «существовали – не существовали вообще». И только уже современная Россия признала существование тех протоколов, которые разделяли сферы влияния между Германией и СССР. К советским преференциям относились прибалтийские страны и Финляндия. Наверное, именно с этого августовского дня процесс стал необратимым. Сталин, ободренный немецким тайным карт-бланшем, не хотел больше ничего слышать. Финны тоже лихорадочно готовились к войне, уповая на помощь англо-французских союзников. Гитлер же со своими генералами занял лучшие места в партере, предвкушая лицезрение увлекательного действа с участием Красной армии, позволяющее наблюдать ее боевые возможности и реальный потенциал.
Майнила… Эта маленькая безвестная приграничная деревушка 26 ноября 1939 года вошла в историю. В тот день ТАСС в экстренном сообщении заявил, что финская артиллерия с сопредельной стороны открыла неспровоцированный огонь по одному из подразделений РККА, в результате чего несколько красноармейцев были убиты и ранены. В заключение СССР потребовал отвести финские войска на 25 километров по всей линии госграницы. Реакция Хельсинки последовала незамедлительно. Финны предложили немедленно ввести в действие механизм Конвенции о пограничных комиссарах 1928 года для совместного расследования инцидента.
Ответ Сталина ошеломил Хельсинки. 28 ноября Советский Союз в одностороннем порядке денонсировал Пакт о ненападении. На следующий день из Финляндии срочно были отозваны все дипломатические и торговые представители. Сложившаяся военно-политическая обстановка уже не оставляла иных доводов, кроме «последних доводов королей». Это была война…
В последний осенний день 1939 года, в восемь часов утра войска Ленинградского военного округа перешли советско-финскую границу.
Очевидцы утверждают, что Сталин в тот день был настроен сердито и одновременно насмешливо. «Выполнять и перевыполнять, ставить рекорды» было тогда нормой жизни, и на всю кампанию против Финляндии отводилось 9-12 дней. Подготовку и проведение операции возложили на штаб Ленинградского военного округа, «не утруждая такой мелочью Генштаб». Запрещалось привлекать и войска внутренних округов. Вся помощь Центра заключалась в распространении для поддержания духа в наступающих дивизиях ныне полузабытой бравурной песенки «Принимай нас, Суоми-красавица», сочиненной придворными братьями Покрасс за несколько дней до начала войны.
Надо заметить, что над планом финской кампании в штабе ЛВО думали недолго. Он был прост и незамысловат, как штык «трехлинейки», имея в виду километраж до Хельсинки по карте. Но гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Так что же представляли собой эти «финские овраги» на Карельском перешейке?
Здесь, от побережья Балтийского моря до Ладожского озера, была отстроена и полностью подготовлена к обороне так называемая «линия Маннергейма», мощнейшая, эшелонированная на десятки километров в глубину, в три рубежа, система укреплений, по оценкам специалистов, не уступавшая ни германской линии Зигфрида, ни французской линии Мажино. Подступы к первой линии были прикрыты глубоким предпольем, обильно насыщенным дзотами, завалами, засеками, минными полями. Финны загодя взорвали мосты через каменистые лесные реки и узкие горловины озер. Каждый узел сопротивления оборонялся полевой и казематной артиллерией и пехотной силой до двух егерских батальонов. Обычно узел представлял собой неправильный прямоугольник в четыре километра по фронту и два километра в глубину. Он насчитывал до тридцати дотов, составлявших его железобетонный скелет. Промежутки между дотами заполнялись разветвленной сетью траншей, прикрытых опять же засеками, лесными завалами, противотанковыми «волчьими ямами» и сложной системой инженерных заграждений.
Уходившие в тыл отсечные позиции через пять километров соединяли главную полосу обороны с полосой тактических резервов, или второй оборонительной полосой. Она имела 39 дотов и 178 дзотов с той же системой полевого заполнения.
Через семь километров лежала третья линия обороны, состоявшая из четырех узлов сопротивления.
Уже в первые дни боев, еще в предполье, запланированные темпы продвижения Красной армии стали срываться. В Ленинград полетели сверхсекретные донесения: «Финский солдат хладнокровен и стоек в обороне; за счет прекрасного владения лыжами чрезвычайно подвижен; отличный стрелок. Отход войск всегда организован, прикрыт арьергардами, никогда не переходит в паническое бегство. Количество финских пленных ничтожно мало».
Только к концу декабря 7-я армия, спотыкаясь, преодолела предполье и… встала, упершись в первую линию финской обороны!..
Наметившуюся уже в первые дни боев военную конфузию в Москве решили компенсировать политическими средствами. Для этого был нужен любой финский город и, как это положено у революционеров, финский же вождь. Что ж, приграничный городок Териоки (нынешний Зеленогорск) взяли. Вождя тоже нашли. Им стал этнический финн, старый коммунист и бывший секретарь Коминтерна Отто Куусинен, который и сформировал «правительство», нужное Москве.
5 декабря хельсинкское правительство Риисто Рюти через посредничество Стокгольма обратилось к Советскому Союзу с предложением немедленно остановить военные действия и сесть за стол переговоров. Переданный через советского полпреда в Швеции
А. Коллонтай ответ ошеломил финнов. Рюти доходчиво разъяснялось, что Советский Союз не ведет военных действий против Финляндии, а, напротив, заключив с ней военный союз, помогает финским трудящимся в борьбе против засевшей в Хельсинки шайки белобандитов. Ну и чего добились? Именно с этого дня секретные сводки с фронта начинают определять сопротивление финской армии как «яростное», «ожесточенное», «исступленное»…
Фронтовое топтание почти на месте усугубилось серьезными политическими осложнениями: на экстренном заседании Лиги Наций, на которое советский представитель, кстати, даже не явился, СССР большинством голосов был признан агрессором и исключен из Лиги Наций.
Дела на фронте между тем складывались уже откровенно неудачно. Финская оборона крепла, наше наступление выдыхалось. Несмотря на подавляющее превосходство в живой силе и 8-10-кратное – в танках и артиллерии, пришлось срочно перебрасывать дивизии из внутренних округов – Киевского, Харьковского, Белорусского. В раскисшую украинскую зиму красноармейцев грузили в теплушки в шинелях и пилотках, туманно обещая «с зимним вещевым довольствием разобраться на месте». Не разобрались. В трескучих карельских лесах мерзло все: превращалась в ледяную коросту артиллерийская и танковая смазка, буханка хлеба становилась булыжником, руки прикипали к металлу. То ли дело финны! Их бригады и батальоны были подготовлены к «полярной войне» отменно. Шерстяное белье, свитеры, теплые ватные штаны, сапоги на меху, длинноухие овчинные шапки – все теплое, легкое, удобное.
Главнокомандующий финской армией маршал Карл Густав Эмиль Маннергейм был трезвым и хладнокровным человеком, к тому же свободным от всяких «измов». Будучи давним и убежденным антикоммунистом, он никогда не опускался до пещерной ненависти к русским как к народу. Финский барон был далеко не последней фигурой в кругах царского генералитета. Дослужившись до эполет генерал-лейтенанта, он командовал одной из лучших в русской армии кавалерийских дивизий.
Старый служака отлично знал и уважал русского солдата. Его самоотверженную стойкость в обороне и напор в наступлении, неприхотливость, взаимовыручку в бою.
Между тем кровавая пьеса затягивалась. Сталин же требовал быстрых и решительных успехов. Вместо этого приходилось посылать на фронт инквизиторов.
Севернее Ладожского озера в окружение попала наша 44-я стрелковая дивизия. Несколько дней в лютую стужу, в полном окружении части дивизии вели кровопролитные бои на прорыв. В конце концов это удалось, но какой ценой! Мехлис доносил Сталину: «…44-я дивизия оставила врагу 79 орудий, 37 танков, 130 станковых пулеметов, 150 ручных пулеметов, 6 минометов, 150 автомобилей, все радиостанции, весь обоз. Из окружения вышла только половина личного состава, причем до 40 процентов без оружия. Раненых и обмороженных – 1057 человек. Фактически от дивизии остался только артполк и медсанбат…» Мехлис устроил показательный военно-полевой суд над измученными людьми. Командир дивизии полковник Виноградов, начальник штаба полковник Волков и начальник политотдела полковой комиссар Пахоменко были расстреляны перед строем…
Кремль требовал результата. И Красная армия этот результат дала. Январские и февральские бои на Карельском перешейке – самые кровопролитные за всю войну. Потери возросли многократно. И все-таки линию Маннергейма проломили. В лоб, на костях и крови десятков тысяч солдат. 272 тысячи убитых, раненых и обмороженных!.. Финны потеряли свыше 25 тысяч своих солдат – для четырехмиллионного народа это ужасающе.
28 февраля финское сопротивление на Карельском перешейке практически прекратилось. 13 марта пал Выборг…
Александр ЧУДАКОВ
Конечно, настоящим шоком для Хельсинки стал август тридцать девятого, знаменитый пакт Молотова – Риббентропа, и в особенности его пресловутые «секретные протоколы», предмет яростной полемики между советскими и западными историками на протяжении многих послевоенных десятилетий: «существовали – не существовали вообще». И только уже современная Россия признала существование тех протоколов, которые разделяли сферы влияния между Германией и СССР. К советским преференциям относились прибалтийские страны и Финляндия. Наверное, именно с этого августовского дня процесс стал необратимым. Сталин, ободренный немецким тайным карт-бланшем, не хотел больше ничего слышать. Финны тоже лихорадочно готовились к войне, уповая на помощь англо-французских союзников. Гитлер же со своими генералами занял лучшие места в партере, предвкушая лицезрение увлекательного действа с участием Красной армии, позволяющее наблюдать ее боевые возможности и реальный потенциал.
Майнила… Эта маленькая безвестная приграничная деревушка 26 ноября 1939 года вошла в историю. В тот день ТАСС в экстренном сообщении заявил, что финская артиллерия с сопредельной стороны открыла неспровоцированный огонь по одному из подразделений РККА, в результате чего несколько красноармейцев были убиты и ранены. В заключение СССР потребовал отвести финские войска на 25 километров по всей линии госграницы. Реакция Хельсинки последовала незамедлительно. Финны предложили немедленно ввести в действие механизм Конвенции о пограничных комиссарах 1928 года для совместного расследования инцидента.
Ответ Сталина ошеломил Хельсинки. 28 ноября Советский Союз в одностороннем порядке денонсировал Пакт о ненападении. На следующий день из Финляндии срочно были отозваны все дипломатические и торговые представители. Сложившаяся военно-политическая обстановка уже не оставляла иных доводов, кроме «последних доводов королей». Это была война…
В последний осенний день 1939 года, в восемь часов утра войска Ленинградского военного округа перешли советско-финскую границу.
Очевидцы утверждают, что Сталин в тот день был настроен сердито и одновременно насмешливо. «Выполнять и перевыполнять, ставить рекорды» было тогда нормой жизни, и на всю кампанию против Финляндии отводилось 9-12 дней. Подготовку и проведение операции возложили на штаб Ленинградского военного округа, «не утруждая такой мелочью Генштаб». Запрещалось привлекать и войска внутренних округов. Вся помощь Центра заключалась в распространении для поддержания духа в наступающих дивизиях ныне полузабытой бравурной песенки «Принимай нас, Суоми-красавица», сочиненной придворными братьями Покрасс за несколько дней до начала войны.
Надо заметить, что над планом финской кампании в штабе ЛВО думали недолго. Он был прост и незамысловат, как штык «трехлинейки», имея в виду километраж до Хельсинки по карте. Но гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Так что же представляли собой эти «финские овраги» на Карельском перешейке?
Здесь, от побережья Балтийского моря до Ладожского озера, была отстроена и полностью подготовлена к обороне так называемая «линия Маннергейма», мощнейшая, эшелонированная на десятки километров в глубину, в три рубежа, система укреплений, по оценкам специалистов, не уступавшая ни германской линии Зигфрида, ни французской линии Мажино. Подступы к первой линии были прикрыты глубоким предпольем, обильно насыщенным дзотами, завалами, засеками, минными полями. Финны загодя взорвали мосты через каменистые лесные реки и узкие горловины озер. Каждый узел сопротивления оборонялся полевой и казематной артиллерией и пехотной силой до двух егерских батальонов. Обычно узел представлял собой неправильный прямоугольник в четыре километра по фронту и два километра в глубину. Он насчитывал до тридцати дотов, составлявших его железобетонный скелет. Промежутки между дотами заполнялись разветвленной сетью траншей, прикрытых опять же засеками, лесными завалами, противотанковыми «волчьими ямами» и сложной системой инженерных заграждений.
Уходившие в тыл отсечные позиции через пять километров соединяли главную полосу обороны с полосой тактических резервов, или второй оборонительной полосой. Она имела 39 дотов и 178 дзотов с той же системой полевого заполнения.
Через семь километров лежала третья линия обороны, состоявшая из четырех узлов сопротивления.
Уже в первые дни боев, еще в предполье, запланированные темпы продвижения Красной армии стали срываться. В Ленинград полетели сверхсекретные донесения: «Финский солдат хладнокровен и стоек в обороне; за счет прекрасного владения лыжами чрезвычайно подвижен; отличный стрелок. Отход войск всегда организован, прикрыт арьергардами, никогда не переходит в паническое бегство. Количество финских пленных ничтожно мало».
Только к концу декабря 7-я армия, спотыкаясь, преодолела предполье и… встала, упершись в первую линию финской обороны!..
Наметившуюся уже в первые дни боев военную конфузию в Москве решили компенсировать политическими средствами. Для этого был нужен любой финский город и, как это положено у революционеров, финский же вождь. Что ж, приграничный городок Териоки (нынешний Зеленогорск) взяли. Вождя тоже нашли. Им стал этнический финн, старый коммунист и бывший секретарь Коминтерна Отто Куусинен, который и сформировал «правительство», нужное Москве.
5 декабря хельсинкское правительство Риисто Рюти через посредничество Стокгольма обратилось к Советскому Союзу с предложением немедленно остановить военные действия и сесть за стол переговоров. Переданный через советского полпреда в Швеции
А. Коллонтай ответ ошеломил финнов. Рюти доходчиво разъяснялось, что Советский Союз не ведет военных действий против Финляндии, а, напротив, заключив с ней военный союз, помогает финским трудящимся в борьбе против засевшей в Хельсинки шайки белобандитов. Ну и чего добились? Именно с этого дня секретные сводки с фронта начинают определять сопротивление финской армии как «яростное», «ожесточенное», «исступленное»…
Фронтовое топтание почти на месте усугубилось серьезными политическими осложнениями: на экстренном заседании Лиги Наций, на которое советский представитель, кстати, даже не явился, СССР большинством голосов был признан агрессором и исключен из Лиги Наций.
Дела на фронте между тем складывались уже откровенно неудачно. Финская оборона крепла, наше наступление выдыхалось. Несмотря на подавляющее превосходство в живой силе и 8-10-кратное – в танках и артиллерии, пришлось срочно перебрасывать дивизии из внутренних округов – Киевского, Харьковского, Белорусского. В раскисшую украинскую зиму красноармейцев грузили в теплушки в шинелях и пилотках, туманно обещая «с зимним вещевым довольствием разобраться на месте». Не разобрались. В трескучих карельских лесах мерзло все: превращалась в ледяную коросту артиллерийская и танковая смазка, буханка хлеба становилась булыжником, руки прикипали к металлу. То ли дело финны! Их бригады и батальоны были подготовлены к «полярной войне» отменно. Шерстяное белье, свитеры, теплые ватные штаны, сапоги на меху, длинноухие овчинные шапки – все теплое, легкое, удобное.
Главнокомандующий финской армией маршал Карл Густав Эмиль Маннергейм был трезвым и хладнокровным человеком, к тому же свободным от всяких «измов». Будучи давним и убежденным антикоммунистом, он никогда не опускался до пещерной ненависти к русским как к народу. Финский барон был далеко не последней фигурой в кругах царского генералитета. Дослужившись до эполет генерал-лейтенанта, он командовал одной из лучших в русской армии кавалерийских дивизий.
Старый служака отлично знал и уважал русского солдата. Его самоотверженную стойкость в обороне и напор в наступлении, неприхотливость, взаимовыручку в бою.
Между тем кровавая пьеса затягивалась. Сталин же требовал быстрых и решительных успехов. Вместо этого приходилось посылать на фронт инквизиторов.
Севернее Ладожского озера в окружение попала наша 44-я стрелковая дивизия. Несколько дней в лютую стужу, в полном окружении части дивизии вели кровопролитные бои на прорыв. В конце концов это удалось, но какой ценой! Мехлис доносил Сталину: «…44-я дивизия оставила врагу 79 орудий, 37 танков, 130 станковых пулеметов, 150 ручных пулеметов, 6 минометов, 150 автомобилей, все радиостанции, весь обоз. Из окружения вышла только половина личного состава, причем до 40 процентов без оружия. Раненых и обмороженных – 1057 человек. Фактически от дивизии остался только артполк и медсанбат…» Мехлис устроил показательный военно-полевой суд над измученными людьми. Командир дивизии полковник Виноградов, начальник штаба полковник Волков и начальник политотдела полковой комиссар Пахоменко были расстреляны перед строем…
Кремль требовал результата. И Красная армия этот результат дала. Январские и февральские бои на Карельском перешейке – самые кровопролитные за всю войну. Потери возросли многократно. И все-таки линию Маннергейма проломили. В лоб, на костях и крови десятков тысяч солдат. 272 тысячи убитых, раненых и обмороженных!.. Финны потеряли свыше 25 тысяч своих солдат – для четырехмиллионного народа это ужасающе.
28 февраля финское сопротивление на Карельском перешейке практически прекратилось. 13 марта пал Выборг…
Александр ЧУДАКОВ
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
