Болезнь не смертельная, но хроническая
Финансово-экономический механизм страны предрасположен к постоянным сбоям Летом этого года директор Института проблем глобализации Михаил ДелЯгин предсказывал для российского рубля на осень тяжелейшую ситуацию – сродни обвалу. Но наш «деревянный» вроде бы выдюжил и вполне здравствует. Ошибка прогноза? Известный экономист так не считает. Более того, размышляя над тем, почему макроэкономическая статистика текущего момента вполне благополучна, он не исключает для российской экономики «второй волны» кризиса…
Финансово-экономический механизм страны предрасположен к постоянным сбоям
Летом этого года директор Института проблем глобализации Михаил ДелЯгин предсказывал для российского рубля на осень тяжелейшую ситуацию – сродни обвалу. Но наш «деревянный» вроде бы выдюжил и вполне здравствует. Ошибка прогноза? Известный экономист так не считает. Более того, размышляя над тем, почему макроэкономическая статистика текущего момента вполне благополучна, он не исключает для российской экономики «второй волны» кризиса… – Михаил Геннадьевич, так все же признайтесь: вы ошиблись?
– Это можно трактовать по-разному. По сиюминутному факту – да, ибо ситуация скорректирована ценами на нефть и газ, динамику которых предсказать никто в мире не может по определению (начиная с 2000 года было лишь несколько бессистемных «попаданий в точку»). Но весь механизм нашей финансово-экономической системы остался прежним – он порождает те же проблемы, и, соответственно, мои оценки и прогнозы остаются прежними. Просто отодвигаются во времени. Кстати, ведь и наши власти тоже лавируют во взглядах на происходящее – причем с поворотами на сто восемьдесят градусов. Еще недавно министр финансов Кудрин заявлял о неизбежности «второй волны» кризиса, а теперь президент Медведев говорит о том, что кризис «в принципе преодолен», наметились даже «точки роста».
– Да, декларируется, по крайней мере, что «экономический спад закончился», «экономический рост начинается». А разве это не так?
– Это с какой точки зрения посмотреть. Дело в том, что настоящий момент абсолютно благоприятен для анализа экономики со статистической точки зрения.
– То есть?
– Что ж, давайте разбираться. Мы констатируем, к примеру, что инфляция равна нулю два месяца, промышленный спад в сентябре снизился до 13,5 процента по сравнению с 14 процентами в январе – августе и так далее. А самое главное – сравниваем с аналогичными месяцами года прошлого. В чем здесь подвох? Да в том, что тут срабатывает так называемый эффект базы. Кризис ведь перешел в острую фазу как раз в сентябре 2008 года и до декабря стремительно нарастал. Таким образом, накладывая все осенние месяцы друг на друга, мы неизбежно – при относительной стабилизации экономики – получаем замечательные результаты. Раз в прошлом году все шло под откос, то теперь статистика нас просто обязана радовать! Но ведь это все же известное лукавство по отношению к реальному положению дел, не так ли?
– Так, но и вы все же произнесли сакраментальное – «при относительной стабилизации»…
– А я и не умаляю того факта, что в экономике «чуть светлеет». Кстати, мы имеем очень приятную ситуацию на валютном рынке: рубль укрепляется по золотовалютной корзине и особенно по отношению к доллару. Девальвации рубля не произошло из-за изменений цены на нефть: за баррель в бюджет закладывали 41 доллар, планировали 45, на деле случилось – 70 и более. В сентябре доходы нефтегазовой отрасли впервые превысили половину общих доходов бюджета – это, прямо скажем, выдающийся рекорд. Короче, опять наш «спасательный круг» – нефтегазовые доходы, только статистику они нам делают не по годам, а по месяцам.
Кстати, наше руководство упустило еще один козырь в пропагандистской политике – внешний долг. Во втором квартале он начал расти и вырос довольно ощутимо. Почему? Наш бизнес оказался не способен расплачиваться с долгами, но западным банкам не захотелось дальше портить себе репутацию («мы выдали кредиты, нам их не возвращают, а значит, это – проблема»). Чтобы этого не было, задолженность реконструируется – так называемое тело долга увеличивается. А у бизнеса при этом все хорошо, по отчетам даже есть увеличение притока частного капитала. Но долги-то растут, и для государства это очень серьезная угроза.
Но в третьем квартале рост долга замедлился: по сравнению с 8% во втором он составил лишь 3,7% (10,7 миллиарда долларов).
– То есть стали реально расплачиваться по долгам?
– Стали.
– Так тогда, выходит, российское правительство еще и скромничает. Что же не бить в литавры?
– Есть целый ряд неприятных сигналов – их можно назвать локальными, но они не дают возможности аннулировать те мои неприятные прогнозы по нашему экономическому и социальному развитию, которые я делал прежде.
Проблема первая – чистый приток частного капитала. Во втором квартале, по прогнозу Банка России, он должен был быть 7,2 миллиарда долларов, но в итоге составил 4,4 миллиарда долларов. Кроме бухгалтерских особенностей оформления отчетности, этому помог спекулятивный приток капитала на фондовые рынки после объявления Банком России того, что он «больше денег не дает». Таким образом, можно понять, из чего состоят эти самые 4,4 миллиарда долларов.
А вот в третьем квартале произошло резкое увеличение оттока частного капитала – 31,5 миллиарда долларов! Вспомним, что в первом квартале отток составил 35,2 миллиарда долларов – и это называлось кошмарной цифрой. Чем это вызвано?
В июле Банк России решил «выжечь спекулянтов» (для того, чтобы осенью и зимой, когда их поведение может стать политически значимым, они не могли «поднять головы») и осуществил два резких колебания рублевого курса. Спекулянты повелись на обе волны, потеряли деньги и впали в ступор. С одной стороны, это хорошо, но с другой – эффект на движение частного капитала оказался потрясающим. Если в июне приток частного капитала был 5,7 миллиарда долларов, то в июле мы получили 16 миллиардов долларов чистого оттока! Август дал 9,4 миллиарда долларов оттока, 6 миллиардов долларов… Процесс затухает, но удар российская финансово-экономическая сфера получила серьезнейший.
Проблема вторая – с укреплением рубля. Получая рублевую зарплату, простой человек рублю, на который можно больше купить, понятное дело, радуется, но сам процесс достаточно неприятен российскому бюджету. Скажем, в первом месяце осени отрицательная курсовая разница (стоимость укрепления рубля) составила 208 миллиардов рублей. Это прямые потери Минфина. Стоит напомнить, что весь дефицит федерального бюджета составляет 199 миллиардов долларов! То есть если бы укрепление рубля не состоялось, то Минфину не нужно было бы выворачиваться наизнанку, чтобы дефицит бюджета покрывать. Не пришлось бы привлекать внутренние займы в размере 100 миллиардов рублей, ограничивая тем самым ликвидность российской экономики… Дальше Минфин такой ситуации не потерпит и, соответственно, никакого дальнейшего укрепления рубля не будет.
– Что не обрадует приходящего за рублями в кассу рядового гражданина…
– Конечно.
– И здесь мы естественным образом наталкиваемся на вопрос: а что, собственно, понимать под окончанием кризиса, началом оздоровления экономики и улучшения условий социальной жизни? Президент Медведев заметил: мы можем заявить, что кризис позади, когда каждый россиянин скажет – все мои экономические проблемы позади…
– Правильно. И для того, чтобы тот же АвтоВАЗ имел будущее как конкурентоспособное предприятие, по данным специалистов, надо уволить не менее половины его сотрудников. А что такое уволенный с АвтоВАЗа человек? Он автоматически попадает на прожиточный минимум по Самарской области, а он, между прочим, рассчитывается из того, что в семье работают два человека. Но в моногородах второй человек очень часто не работает или работают за символические деньги. Что это означает, понятно. Надо резко увеличивать расходы на социальные нужды, поддержку регионов и реального сектора. А ведь государство с февраля в экономику денег не вливает – вернее, делает это лишь точечно. Зато у нас выбивают деньги на поддержку предприятия, потом на содержание уволенных с него, затем на регион, который обязан поддерживать безработных… В итоге расходов много, а толку чуть. Мягко говоря, это называется дезорганизацией госуправления.
– Вернемся к макроэкономике. Вы считаете положение в отечественном банковском секторе сверхпроблемным?
– По имеющимся надежным оценкам, доля так называемой безнадежной задолженности наших банков в 2010 году увеличится от 2,4 до 2,7 раза. Напомню, что после дефолта 1998 года эта доля составляла 17,3%, в 2000 году ее снизили до 7,7%, в 2007 году она была минимальной – 2,5%. Неформально считается, что 4% проблемной задолженности активов банков – это нормально. В 2008 году был рост до 3,4%, по итогам нынешнего года рост такой задолженности ожидается до 11%. Это уже крайне опасно. При сохраняющихся тенденциях можем получить уровень преддефолтного расклада.
Короче говоря, мы неминуемо выйдем на ситуацию, кода банковскую систему надо будет спасать, причем спасать одномоментно. И, скорее всего, это будет весной будущего года, где-нибудь в апреле.
– А что это значит – спасать банковскую систему?
– Ну, в общем-то, это на самом деле формулировка неправильная. Наша банковская система включает в себя сотни как будто цивилизованных банков, которые на сленге называются банками-помойками. Это не оскорбление, но определение. И кризис – прекрасное время для санации банковской системы. Время решительных неприятных действий при минимуме объяснений.
– Я так понимаю, что эти банки надо просто закрыть. Почему это не делается?
– А вот в этом-то и вопрос. Пробовали сделать это в 2004 году, и выяснилось, что неприятностей не оберешься. Такие банки способствуют росту благосостояния ряда российских чиновников. Поэтому банки будут спасать!
– Спасать банки можно через вливание денег в экономику, что все равно необходимо.
– Правильно. Но контроля за этими деньгами как не было, так и нет. Иначе нужно ограничивать отечественную коррупцию, что пока не удается. Да, ведется борьба с коррупционерами, и успешно – в политических целях, для переориентации финансовых потоков и для устранения внесистемных игроков (улучшения корпоративной этики). Но это не борьба с коррупцией как с системным явлением государства!
Короче, львиная доля предназначенных для экономики денег вновь пойдет на валютный рынок – маховик, который провернулся с сентября прошлого года по нынешний сентябрь, вновь успешно завертится. Он провернет не так пугающе – не будет угрозы потери за валютным рынком, существования всей банковской системы страны, как в сентябре прошлого года. Банк России не станет делать прошлых ошибок, но он вынужден будет опять ослабить рубль – думаю, на 10-12% (в рамках размера бивалютной корзины).
Ну а это означает возвращение недавно пережитых проблем экономики, новое возрастание социальных проблем. Хотите – назовите это «второй волной» кризиса. Потери международных резервов составят, конечно, не четверть триллиона долларов, как это было, но они будут – несколько десятков миллиардов.
– Что вы имеете в виду под возрастанием социальных проблем? Социальное напряжение в стране, конечно, существует, но оно ведь в последние годы практически никак ощутимо не проявляется. Историки говорят: Россия находится в стадии «социальной усталости», «социальной апатии»…
– Это так, но любому социальному терпению есть предел. Возьмите последний скандал в Госдуме, разразившийся после опубликования результатов последних выборов. Ситуация чем-то напоминает знаменитую 19-ю партконференцию: тогда делегаты положили на стол свои партбилеты, высказали в лицо Горбачеву все, что они о нем думают, и ретировались. И резонанс пошел в общество: начались такие могучие процессы, что власть с ними в итоге не справилась.
У нас общество не законов и не традиций. Мы – общество примеров. Один раз можно – значит, «процесс может пойти». Так что все это довольно чревато.
– И очень плохо будет, если социальный всплеск совпадет с очередным кризисным витком в экономике?
– Именно. А эти витки, как уже было показано выше, мы себе обеспечиваем. Впрочем, пока, исходя из раскладов нефтяного рынка, можно сказать: до следующей осени относительная стабильность в нашей экономике сохранится. С высокой степенью вероятности возможно заявить, что обвальной девальвации и, соответственно, системного финансово-экономического кризиса не будет и до осени 2011 года. Запас прочности пока имеется – и экономической, и политической, и социальной. Хорошо это или плохо – судите сами. Когда вам говорят, что вы больны не смертельно, – это приятно слышать, но ведь слух не ласкает то, что вы на деле все же серьезно больны, и больны хронически.
Начиная с осени 2011 года – время, между прочим, парламентских выборов – мы войдем в зону валютного риска. Мой прогноз для отечественной финансово-экономической системы остался незыблемым, он просто отодвинулся во времени. Не хотел бы, чтобы «ружье выстрелило», но никаких предпосылок к тому, чтобы окончательно «разрядить» его, пока нет.
– Между макроэкономическими показателями и показателями жизни рядового человека есть еще один значимый критерий экономики – состояние малого бизнеса. Его в России и сосчитывают по-разному, и уровень развития не однозначно определяют. Ваше мнение?
– Я считаю все сетования на то, что у нас малый бизнес развит плохо, разговорами в пользу бедных. Просто у нас в отличие от Запада это категория не социальная, а налоговая. Отечественный малый бизнес – это «то», что у нас получает налоговые льготы (спасибо г-же Хакамаде). Государство делает все, чтобы льгот давать поменьше, и поэтому статистика о малом бизнесе искусственно занижается. В 2003 году было проведено исследование состояния отечественного малого бизнеса с использованием итальянских критериев. Оно выявило: у нас в малом бизнесом все обстоит очень даже неплохо (он всего лишь на треть меньше итальянского). Другое дело, что этот бизнес у нас структурно другой – преимущественно торговый, финансовый. Промышленного мало, внедренческого почти нет совсем.
И еще. Почему во всем мире в такой чести малый бизнес? Не потому, что он хорош как некая теоретически значимая экономическая составляющая. Малый бизнес реально помогает выживать огромному количеству простых людей. И у нас в тяжелейшие 90-е годы прошлого века многие выжили благодаря указу Ельцина о свободе торговли. Можно было просто выйти в центр Москвы на барахолку и торговать чем угодно.
А сейчас? Бабушку с пучком лука, выращенного ею на своем огороде, гонят с рынка. Что уж тут говорить о каком-то умельце, который, скажем, решит продать изделия своего промысла?
Предприятия с численностью менее 10 человек в малом производстве и розничной торговле, а в сельском хозяйстве – до 50 человек надо бы вообще освободить от налогов – хотя бы лет на пять. Причем регистрация должна быть исключительно уведомительной.
А так, у нас пока уменьшение налоговой планки оборачивается лишь процветанием еще одного неприятного явления, имя которому – налоговый рэкет.
Беседовал
Александр ГУБАНОВ
Летом этого года директор Института проблем глобализации Михаил ДелЯгин предсказывал для российского рубля на осень тяжелейшую ситуацию – сродни обвалу. Но наш «деревянный» вроде бы выдюжил и вполне здравствует. Ошибка прогноза? Известный экономист так не считает. Более того, размышляя над тем, почему макроэкономическая статистика текущего момента вполне благополучна, он не исключает для российской экономики «второй волны» кризиса… – Михаил Геннадьевич, так все же признайтесь: вы ошиблись?
– Это можно трактовать по-разному. По сиюминутному факту – да, ибо ситуация скорректирована ценами на нефть и газ, динамику которых предсказать никто в мире не может по определению (начиная с 2000 года было лишь несколько бессистемных «попаданий в точку»). Но весь механизм нашей финансово-экономической системы остался прежним – он порождает те же проблемы, и, соответственно, мои оценки и прогнозы остаются прежними. Просто отодвигаются во времени. Кстати, ведь и наши власти тоже лавируют во взглядах на происходящее – причем с поворотами на сто восемьдесят градусов. Еще недавно министр финансов Кудрин заявлял о неизбежности «второй волны» кризиса, а теперь президент Медведев говорит о том, что кризис «в принципе преодолен», наметились даже «точки роста».
– Да, декларируется, по крайней мере, что «экономический спад закончился», «экономический рост начинается». А разве это не так?
– Это с какой точки зрения посмотреть. Дело в том, что настоящий момент абсолютно благоприятен для анализа экономики со статистической точки зрения.
– То есть?
– Что ж, давайте разбираться. Мы констатируем, к примеру, что инфляция равна нулю два месяца, промышленный спад в сентябре снизился до 13,5 процента по сравнению с 14 процентами в январе – августе и так далее. А самое главное – сравниваем с аналогичными месяцами года прошлого. В чем здесь подвох? Да в том, что тут срабатывает так называемый эффект базы. Кризис ведь перешел в острую фазу как раз в сентябре 2008 года и до декабря стремительно нарастал. Таким образом, накладывая все осенние месяцы друг на друга, мы неизбежно – при относительной стабилизации экономики – получаем замечательные результаты. Раз в прошлом году все шло под откос, то теперь статистика нас просто обязана радовать! Но ведь это все же известное лукавство по отношению к реальному положению дел, не так ли?
– Так, но и вы все же произнесли сакраментальное – «при относительной стабилизации»…
– А я и не умаляю того факта, что в экономике «чуть светлеет». Кстати, мы имеем очень приятную ситуацию на валютном рынке: рубль укрепляется по золотовалютной корзине и особенно по отношению к доллару. Девальвации рубля не произошло из-за изменений цены на нефть: за баррель в бюджет закладывали 41 доллар, планировали 45, на деле случилось – 70 и более. В сентябре доходы нефтегазовой отрасли впервые превысили половину общих доходов бюджета – это, прямо скажем, выдающийся рекорд. Короче, опять наш «спасательный круг» – нефтегазовые доходы, только статистику они нам делают не по годам, а по месяцам.
Кстати, наше руководство упустило еще один козырь в пропагандистской политике – внешний долг. Во втором квартале он начал расти и вырос довольно ощутимо. Почему? Наш бизнес оказался не способен расплачиваться с долгами, но западным банкам не захотелось дальше портить себе репутацию («мы выдали кредиты, нам их не возвращают, а значит, это – проблема»). Чтобы этого не было, задолженность реконструируется – так называемое тело долга увеличивается. А у бизнеса при этом все хорошо, по отчетам даже есть увеличение притока частного капитала. Но долги-то растут, и для государства это очень серьезная угроза.
Но в третьем квартале рост долга замедлился: по сравнению с 8% во втором он составил лишь 3,7% (10,7 миллиарда долларов).
– То есть стали реально расплачиваться по долгам?
– Стали.
– Так тогда, выходит, российское правительство еще и скромничает. Что же не бить в литавры?
– Есть целый ряд неприятных сигналов – их можно назвать локальными, но они не дают возможности аннулировать те мои неприятные прогнозы по нашему экономическому и социальному развитию, которые я делал прежде.
Проблема первая – чистый приток частного капитала. Во втором квартале, по прогнозу Банка России, он должен был быть 7,2 миллиарда долларов, но в итоге составил 4,4 миллиарда долларов. Кроме бухгалтерских особенностей оформления отчетности, этому помог спекулятивный приток капитала на фондовые рынки после объявления Банком России того, что он «больше денег не дает». Таким образом, можно понять, из чего состоят эти самые 4,4 миллиарда долларов.
А вот в третьем квартале произошло резкое увеличение оттока частного капитала – 31,5 миллиарда долларов! Вспомним, что в первом квартале отток составил 35,2 миллиарда долларов – и это называлось кошмарной цифрой. Чем это вызвано?
В июле Банк России решил «выжечь спекулянтов» (для того, чтобы осенью и зимой, когда их поведение может стать политически значимым, они не могли «поднять головы») и осуществил два резких колебания рублевого курса. Спекулянты повелись на обе волны, потеряли деньги и впали в ступор. С одной стороны, это хорошо, но с другой – эффект на движение частного капитала оказался потрясающим. Если в июне приток частного капитала был 5,7 миллиарда долларов, то в июле мы получили 16 миллиардов долларов чистого оттока! Август дал 9,4 миллиарда долларов оттока, 6 миллиардов долларов… Процесс затухает, но удар российская финансово-экономическая сфера получила серьезнейший.
Проблема вторая – с укреплением рубля. Получая рублевую зарплату, простой человек рублю, на который можно больше купить, понятное дело, радуется, но сам процесс достаточно неприятен российскому бюджету. Скажем, в первом месяце осени отрицательная курсовая разница (стоимость укрепления рубля) составила 208 миллиардов рублей. Это прямые потери Минфина. Стоит напомнить, что весь дефицит федерального бюджета составляет 199 миллиардов долларов! То есть если бы укрепление рубля не состоялось, то Минфину не нужно было бы выворачиваться наизнанку, чтобы дефицит бюджета покрывать. Не пришлось бы привлекать внутренние займы в размере 100 миллиардов рублей, ограничивая тем самым ликвидность российской экономики… Дальше Минфин такой ситуации не потерпит и, соответственно, никакого дальнейшего укрепления рубля не будет.
– Что не обрадует приходящего за рублями в кассу рядового гражданина…
– Конечно.
– И здесь мы естественным образом наталкиваемся на вопрос: а что, собственно, понимать под окончанием кризиса, началом оздоровления экономики и улучшения условий социальной жизни? Президент Медведев заметил: мы можем заявить, что кризис позади, когда каждый россиянин скажет – все мои экономические проблемы позади…
– Правильно. И для того, чтобы тот же АвтоВАЗ имел будущее как конкурентоспособное предприятие, по данным специалистов, надо уволить не менее половины его сотрудников. А что такое уволенный с АвтоВАЗа человек? Он автоматически попадает на прожиточный минимум по Самарской области, а он, между прочим, рассчитывается из того, что в семье работают два человека. Но в моногородах второй человек очень часто не работает или работают за символические деньги. Что это означает, понятно. Надо резко увеличивать расходы на социальные нужды, поддержку регионов и реального сектора. А ведь государство с февраля в экономику денег не вливает – вернее, делает это лишь точечно. Зато у нас выбивают деньги на поддержку предприятия, потом на содержание уволенных с него, затем на регион, который обязан поддерживать безработных… В итоге расходов много, а толку чуть. Мягко говоря, это называется дезорганизацией госуправления.
– Вернемся к макроэкономике. Вы считаете положение в отечественном банковском секторе сверхпроблемным?
– По имеющимся надежным оценкам, доля так называемой безнадежной задолженности наших банков в 2010 году увеличится от 2,4 до 2,7 раза. Напомню, что после дефолта 1998 года эта доля составляла 17,3%, в 2000 году ее снизили до 7,7%, в 2007 году она была минимальной – 2,5%. Неформально считается, что 4% проблемной задолженности активов банков – это нормально. В 2008 году был рост до 3,4%, по итогам нынешнего года рост такой задолженности ожидается до 11%. Это уже крайне опасно. При сохраняющихся тенденциях можем получить уровень преддефолтного расклада.
Короче говоря, мы неминуемо выйдем на ситуацию, кода банковскую систему надо будет спасать, причем спасать одномоментно. И, скорее всего, это будет весной будущего года, где-нибудь в апреле.
– А что это значит – спасать банковскую систему?
– Ну, в общем-то, это на самом деле формулировка неправильная. Наша банковская система включает в себя сотни как будто цивилизованных банков, которые на сленге называются банками-помойками. Это не оскорбление, но определение. И кризис – прекрасное время для санации банковской системы. Время решительных неприятных действий при минимуме объяснений.
– Я так понимаю, что эти банки надо просто закрыть. Почему это не делается?
– А вот в этом-то и вопрос. Пробовали сделать это в 2004 году, и выяснилось, что неприятностей не оберешься. Такие банки способствуют росту благосостояния ряда российских чиновников. Поэтому банки будут спасать!
– Спасать банки можно через вливание денег в экономику, что все равно необходимо.
– Правильно. Но контроля за этими деньгами как не было, так и нет. Иначе нужно ограничивать отечественную коррупцию, что пока не удается. Да, ведется борьба с коррупционерами, и успешно – в политических целях, для переориентации финансовых потоков и для устранения внесистемных игроков (улучшения корпоративной этики). Но это не борьба с коррупцией как с системным явлением государства!
Короче, львиная доля предназначенных для экономики денег вновь пойдет на валютный рынок – маховик, который провернулся с сентября прошлого года по нынешний сентябрь, вновь успешно завертится. Он провернет не так пугающе – не будет угрозы потери за валютным рынком, существования всей банковской системы страны, как в сентябре прошлого года. Банк России не станет делать прошлых ошибок, но он вынужден будет опять ослабить рубль – думаю, на 10-12% (в рамках размера бивалютной корзины).
Ну а это означает возвращение недавно пережитых проблем экономики, новое возрастание социальных проблем. Хотите – назовите это «второй волной» кризиса. Потери международных резервов составят, конечно, не четверть триллиона долларов, как это было, но они будут – несколько десятков миллиардов.
– Что вы имеете в виду под возрастанием социальных проблем? Социальное напряжение в стране, конечно, существует, но оно ведь в последние годы практически никак ощутимо не проявляется. Историки говорят: Россия находится в стадии «социальной усталости», «социальной апатии»…
– Это так, но любому социальному терпению есть предел. Возьмите последний скандал в Госдуме, разразившийся после опубликования результатов последних выборов. Ситуация чем-то напоминает знаменитую 19-ю партконференцию: тогда делегаты положили на стол свои партбилеты, высказали в лицо Горбачеву все, что они о нем думают, и ретировались. И резонанс пошел в общество: начались такие могучие процессы, что власть с ними в итоге не справилась.
У нас общество не законов и не традиций. Мы – общество примеров. Один раз можно – значит, «процесс может пойти». Так что все это довольно чревато.
– И очень плохо будет, если социальный всплеск совпадет с очередным кризисным витком в экономике?
– Именно. А эти витки, как уже было показано выше, мы себе обеспечиваем. Впрочем, пока, исходя из раскладов нефтяного рынка, можно сказать: до следующей осени относительная стабильность в нашей экономике сохранится. С высокой степенью вероятности возможно заявить, что обвальной девальвации и, соответственно, системного финансово-экономического кризиса не будет и до осени 2011 года. Запас прочности пока имеется – и экономической, и политической, и социальной. Хорошо это или плохо – судите сами. Когда вам говорят, что вы больны не смертельно, – это приятно слышать, но ведь слух не ласкает то, что вы на деле все же серьезно больны, и больны хронически.
Начиная с осени 2011 года – время, между прочим, парламентских выборов – мы войдем в зону валютного риска. Мой прогноз для отечественной финансово-экономической системы остался незыблемым, он просто отодвинулся во времени. Не хотел бы, чтобы «ружье выстрелило», но никаких предпосылок к тому, чтобы окончательно «разрядить» его, пока нет.
– Между макроэкономическими показателями и показателями жизни рядового человека есть еще один значимый критерий экономики – состояние малого бизнеса. Его в России и сосчитывают по-разному, и уровень развития не однозначно определяют. Ваше мнение?
– Я считаю все сетования на то, что у нас малый бизнес развит плохо, разговорами в пользу бедных. Просто у нас в отличие от Запада это категория не социальная, а налоговая. Отечественный малый бизнес – это «то», что у нас получает налоговые льготы (спасибо г-же Хакамаде). Государство делает все, чтобы льгот давать поменьше, и поэтому статистика о малом бизнесе искусственно занижается. В 2003 году было проведено исследование состояния отечественного малого бизнеса с использованием итальянских критериев. Оно выявило: у нас в малом бизнесом все обстоит очень даже неплохо (он всего лишь на треть меньше итальянского). Другое дело, что этот бизнес у нас структурно другой – преимущественно торговый, финансовый. Промышленного мало, внедренческого почти нет совсем.
И еще. Почему во всем мире в такой чести малый бизнес? Не потому, что он хорош как некая теоретически значимая экономическая составляющая. Малый бизнес реально помогает выживать огромному количеству простых людей. И у нас в тяжелейшие 90-е годы прошлого века многие выжили благодаря указу Ельцина о свободе торговли. Можно было просто выйти в центр Москвы на барахолку и торговать чем угодно.
А сейчас? Бабушку с пучком лука, выращенного ею на своем огороде, гонят с рынка. Что уж тут говорить о каком-то умельце, который, скажем, решит продать изделия своего промысла?
Предприятия с численностью менее 10 человек в малом производстве и розничной торговле, а в сельском хозяйстве – до 50 человек надо бы вообще освободить от налогов – хотя бы лет на пять. Причем регистрация должна быть исключительно уведомительной.
А так, у нас пока уменьшение налоговой планки оборачивается лишь процветанием еще одного неприятного явления, имя которому – налоговый рэкет.
Беседовал
Александр ГУБАНОВ
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
