Попробуйте написать гимн…
Что и как читает молодежь, и какие задания предлагают ей авторы учебников Книга и степень обращения к ней потребителя на протяжении столетий являются одной из главных и безошибочных характеристик культурного и духовного состояния общества. То, что сейчас читают меньше, причем много меньше, чем в перестройку и даже в брежневские времена, ни для кого не секрет (хотя возможность выбора интересной, настоящей литературы как раз больше, чем в советскую эпоху). Но отступления бывают перед полной капитуляцией и – перед новым рывком вперед. Что будет дальше – посмотрим.
Книга и степень обращения к ней потребителя на протяжении столетий являются одной из главных и безошибочных характеристик культурного и духовного состояния общества. То, что сейчас читают меньше, причем много меньше, чем в перестройку и даже в брежневские времена, ни для кого не секрет (хотя возможность выбора интересной, настоящей литературы как раз больше, чем в советскую эпоху). Но отступления бывают перед полной капитуляцией и – перед новым рывком вперед. Что будет дальше – посмотрим. Пока же особенно интересно, что и как читает молодежь.
Открыл я учебник по литературе своего сына с целью, чтобы узнать, сильно ли он отличается от тех, по которым я учился в советское время. Сразу видно, тематическое расширение произошло заметное, дети теперь изучают христианство, Средние века и т.д. Но при этом язык и глубина проникновения в суть исследуемого… Впрочем, судите сами. «Когда мы смотрим на голову Богородицы из «Устюжского Благовещения» (ХII в., Третьяковская галерея), нас поражает сложность чувств этой женщины» (В.Г. Маранцман «Литература. Учебное пособие для 9-го класса общеобразовательных учреждений»).
Впрочем, больше меня поразило иное. Автоматически перелистав всю книгу, я твердо понял, что, окончив филологический факультет МГУ и с тех пор около 20 лет занимаясь проблемами литературы, либо не смогу вообще, либо потрачу несколько месяцев на то, чтобы выполнить задания и ответить на вопросы, которые Маранцман ставит перед своими читателями. Как вам, скажем, понравится такой вот вопросик: «Чем отличается настроение картин Андрея Рублева от стиля книги Аввакума?» Или следующее, так сказать, вопросозадание: «В чем своеобразие русского фольклора? Сравните песни, пословицы и сказки разных народов».
Неужели и впрямь наступило время, когда обычный школьник с легкостью решает задачки, оказавшиеся не по силам взрослому, постоянно читающему литературу не один десяток лет? Любые самые светлые теории и убеждения принято все-таки проверять эмпирическим путем. Вот я и решил этим заняться, благо ответы на мои вопросы находились у меня постоянно под рукой – сын Саша, он же Саня, окончивший на тот момент 9-й класс.
Номер школы тут не имеет значения, важно, что она – московская, а сие гарантирует общий интеллектуальный уровень учеников, по меньшей мере, не ниже среднего по стране.
Далее в кавычках без указания фамилии – письменные ответы сына на мои вопросы, без кавычек – краткий пересказ его ответов. К сожалению, данные, которые смог собрать мне Санька, страдают зияющими пробелами, но иначе не выходит. Дело в том, что нынешние дети между собой о книгах не говорят.
Класс обычный, нормальный, из 27 учеников к десятому году обучения читать не может только один. И даже не то чтобы совсем не может. Может, но только медленно. Около 20 слов в минуту. Поэтому и не читает. То есть он не прочитал за свою жизнь ни одной книжки. Но и тут есть выход из положения. Ему пересказывают содержание изучаемых по программе произведений. Когда же ребенку лень тратить усилия даже на это, он получает двойку. Но и с таким багажом мальчик однажды блеснул своими познаниями по литературе. Как-то на уроке по граждановедению ученики наткнулись в учебнике на сравнение чего-то со сказкой Андерсена «Голый король». И оказалось, что ни один человек в классе ее не знает. Кроме этого мальчика. Ему ее в раннем детстве мама читала. (При этом на партах уже названное пособие В.Г. Маранцмана с такими строками: «Вопросы и задания: Напишите сочинение «Самая мудрая из библейских легенд». Попробуйте написать притчу на собственный сюжет.)
Итак, к Саньке.
«Раньше я любил рассказать о недавно прочитанной книге. Меня с трудом выслушивали и, как только я свой монолог заканчивал, переводили разговор на другую тему. Теперь же меня обрывают сразу, говоря, что это неинтересно. Могут еще и обругать. В общем, о книгах мне говорить не с кем… Однажды, когда мы с Максимом дежурили у учительской, один урок нам позволили заниматься своими делами. Максим вставил в плеер кассету с немецкой рок-группой RAMMSTEIN и стал слушать. Поскольку она мне не нравится, я достал книгу Толкиена «Властелин колец» и начал читать. Читаю и чувствую какое-то неудобство. Поднимаю глаза и вижу, что Максима трясет. Наконец он не выдерживает и спрашивает: «Ты что, совсем придурок?!»
Надо сказать, что подобное отношение к книге вообще – примета нынешнего времени. В дни моей младости высмеивалось только добровольное чтение классики, а не вообще любой книжки. Скажем, интерес к Гарри Гаррисону или «Английскому детективу» понимался и не осуждался.
«После лета учительница по литературе выясняла у нас, кто что прочел за каникулы. Спрашивает: «Марк Твен?» Я поднимаю руку. Со всех сторон раздается шипение, в котором слово «дурак» еще самое мягкое. «Пушкин?» Я опять поднимаю руку. (Как и в первый раз, я один читал.) Шипение и фырканье усиливается. «Шекспир?» Я решил не дразнить окружающих и руку не поднял – «Что, никто? Но ты, Саша, конечно же, читал?» И что мне оставалось делать?!!» (У Маранцмана: «Попробуйте сами написать гимн одному из богов, перечитав греческие мифы и рассмотрев статуи».)
«Внешкольную программу чтения (у нас и такая есть) презирают. В классе никто ничего сам (что называется, «для себя») не прочитал, кроме двух мальчиков: первый одолел «Энциклопедию вооружений» нашей современной армии (80 стр.). А второй действительно любит литературу. В его активе – «Гиперболоид инженера Гарина», полностью «Властелин колец» Толкиена и частично Шульц (один из лучших писателей об индейцах. – П.Н.), которого я ему подарил».
Писатели, которые некогда входили в обязательный мальчишеский круг чтения и которых достать-то (что в магазине, что в библиотеке, кроме читальных залов) раньше было невозможно, – Вальтер Скотт, Стивенсон, Хаггард, Дюма, Конан Дойль, Майн Рид, Фенимор Купер, – из подросткового обихода выбыли.
«В конце августа звонит мне Коля узнать программу по литературе на лето. Я объясняю, что все он прочитать не успеет, и посоветовал ему ограничиться «Онегиным», «Айвенго» и «Словом о полку Игореве». За два дня до начала учебы сам перезваниваю Коле и спрашиваю, как дела. Он просит меня «как друга» рассказать ему, что там в этих трех книгах происходит, потому что «Онегин» – очень скучно, а «Слово» – вообще полная фигня, ничего не понятно. «А «Айвенго»?» – «Одолел первые две страницы, тоже не понравилось». Я ему вкратце пересказал самые интересные эпизоды, думаю, может, хоть Скотт его заинтересует. «Слушай, какой смысл пыхтеть-читать, если можно сесть и посмотреть фильм?» (Составьте киносценарий по одному из наиболее интересных для вас эпизодов «Слова…». – Маранцман.)
Об освоении же современными подростками русской классики практически ничего сообщить не могу. 3-4 отличника, которые готовят домашние задания, более-менее читают – не внешкольную, а обязательную школьную программу, но особых восторгов, кажется, не испытывают. Так человек таблицу умножения должен знать, но любить ее не обязан.
Теперь перейдем к культурному досугу, но не к тому, которого нет, а к тому, который есть на самом деле. Мальчики… «Разговаривают в основном о фильмах и музыке. Да, еще о девочках-цыпочках. Фильмы предпочитают боевики и явно эротические… К урокам не готовятся хронически! Весь день гуляют, сидят перед телевизором, играют на приставках». (Прочтите стихотворения И. Бродского «Последнее письмо Овидия в Рим», «После нашей эры», «Письмо римскому другу». Что в этих стихотворениях напоминает вам интонации, мысли, чувства Катулла? В ком из двух поэтов сильнее отчаяние? – Маранцман.)
Девочки, они же прекрасная половина человечества… К сожалению, узнать их духовные запросы оказалось еще сложнее, чем у мальчиков, поскольку общаются они с противоположным полом в классе крайне мало. Запомнилось сыну только это – две одноклассницы, когда Саня при них упомянул о Шурике (герое фильмов Гайдая), переспросили: «Что за Шурик? Шура?» (для лиц моего поколения уточню, что Шура – современный певец).
Наверное, главный вид искусства как ХХ, так и, судя по всему, XXI века, – телевизор – заслуживает отдельного абзаца. Все – и мальчики и девочки – его смотрят помногу. Все здесь глубоко непатриотичны. «Смотрят американские ужастики и боевики. Если после названия картины следует «Россия» или тем паче «СССР» и обозначен год раньше 1990-го, то телевизор переключается на другой канал. Это, если употреблять их лексику, – «старье» и «фуфло». Коля посмотрел «Белое солнце пустыни» – его заставил отец. Долго плевался». (Прочтите «Колымские рассказы» В. Шаламова, «В круге первом» А. Солженицына и подумайте, как соотносятся они с «Адом» Данте. – Маранцман.)
Остальные же виды искусства хотя и присутствуют в силу обстоятельств в жизни учащихся московской школы – театры, музеи, выставки, даже путешествия по Золотому кольцу, но отсутствуют во внутреннем мире школьников, по крайней мере, никогда не обсуждаются ими между собой.
Да, и почему-то Санина учительница по литературе на протяжении всего учебного года так ни разу и не использовала ни одного домашнего задания по Маранцману. Никто не писал гимнов по греческим мифам и не составлял киносценариев по «Слову…». И боюсь, что мне теперь уже никогда в жизни не узнать, в ком из двух поэтов, Катулле или Бродском, было-таки сильнее отчаяние!
Павел НУЙКИН,
члена Союза писателей Москвы