Полонез над рыдающей Вислой
Семьдесят лет назад началась Вторая мировая война, ставшая жесточайшим испытанием для народов Европы и всего мира Польша была обречена. Еще с весны тридцать девятого. Именно тогда в Берлине было принято решение о «молниеносной» войне против восточного соседа. 11 апреля был утвержден «Белый план» (план «Вайс»). На разгром и оккупацию Польши берлинский генштаб отводил всего неделю, справедливо, как выяснилось позже, полагая, что союзники Франция и Англия, на которых Варшава буквально молилась, действенной помощи полякам не окажут.
Семьдесят лет назад началась Вторая мировая война, ставшая жесточайшим испытанием для народов Европы и всего мира
Польша была обречена. Еще с весны тридцать девятого. Именно тогда в Берлине было принято решение о «молниеносной» войне против восточного соседа. 11 апреля был утвержден «Белый план» (план «Вайс»). На разгром и оккупацию Польши берлинский генштаб отводил всего неделю, справедливо, как выяснилось позже, полагая, что союзники Франция и Англия, на которых Варшава буквально молилась, действенной помощи полякам не окажут. Помощь Советского Союза? Немцы предусмотрели и это, сыграв на оскорбленных чувствах Москвы, которая была вынуждена в начале двадцатых уступить панской Польше обширные западные области Украины и Белоруссии.
Польша была обречена, оказавшись между молотом и наковальней 23 августа 1939 года. Именно в этот день был заключен Пакт Молотова – Риббентропа, фактически хоронивший Польшу. Немцы полагали, что в Польше все пройдет так же, как и в Чехословакии, взятой ими, по сути, без единого выстрела.
Вермахт изготовился к броску. Дело оставалось за малым: найти повод к войне, тот самый детонатор, который во второй раз взорвет мир в двадцатом столетии. И этот детонатор-провокацию состряпали быстро, как говорится, «не мудрствуя лукаво».
Глейвиц. Название этого крохотного городка на польско-германской границе 31 августа 1939 года вошло в мировую историю.
Накануне того последнего летнего дня гестаповцы переодели группу приговоренных к смертной казни немецких уголовников в польскую армейскую форму и в закрытом грузовике привезли их на границу, к зданию радиостанции Глейвица. Спустя считанные минуты эфир наполнился автоматными очередями, воплями дикторов о том, что польские войска перешли границу и атакуют Глейвиц. Спешно привезенным иностранным корреспондентам были продемонстрированы «следы разбойного нападения поляков»: пулевые отметины на стенах, разгромленная радиостанция и несколько трупов «польских» солдат – на самом деле расстрелянных немцами своих же уголовников. Многократно транслировались призывы «польских экстремистов» к войне с Германией.
Запрограммированный «гнев немецкого народа» не заставил себя долго ждать. 1 сентября 1939 года пятьдесят восемь германских дивизий перешли границу на фронте от Балтийского моря до Карпат. Началась Вторая мировая.
Что же представляла собой Польша так называемого периода режима санации?
После смерти национального героя и военного диктатора Юзефа Пилсудского в тридцать пятом году вся власть в стране фактически сосредоточилась в руках генерального инспектора вооруженных сил, маршала Э. Рыдз-Смиглы. Складывается впечатление, что польские правители не вполне отдавали себе отчет относительно того, в каком мире они существуют. В стране насаждался культ армии и шляхетства, муссировалась идея создания «великой Польши» от моря до моря. Украинских и белорусских земель, удачно прихваченных пилсудчиками в двадцатом году, уже казалось мало.
Во внешней политике Польша традиционно ориентировалась на Англию и особенно Францию, полагая своих восточных и западных соседей – Германию и Советский Союз – злейшими врагами. В польском Генеральном штабе даже существовал оперативный план «N+R» (немцы и русские), предусматривавший военное безумие – ведение Польшей боевых действий на два фронта.
Отрыв польского руководства от политических реальностей сказался и на строительстве национальных вооруженных сил.
Войско польское было достаточно многочисленным. По штатам мирного времени оно составляло 440 тысяч человек. Кроме того, в распоряжении командования находилось до полутора миллионов обученных резервистов. Польша, как и Российская империя, частью которой она была, имела армию в подавляющем большинстве крестьянскую – до семидесяти процентов солдат, а в пехоте до девяноста пришли на службу из деревенской глубинки. Армия была неоднородной и в национальном отношении: около сорока процентов нижних чинов составляли украинцы и белорусы. Офицерский же корпус, как водится, был почти стопроцентно «благороден» – шляхта, шляхта, шляхта…
Культ почившего маршала Пилсудского достигал своего апогея именно в армии. Достаточно сказать, что из ста польских генералов шестьдесят четыре получили свои эполеты за «заслуги перед великим Юзефом», сражаясь в знаменитых легионах Пилсудского.
Известное «чудо над Вислой», когда в двадцатом году Пилсудскому удалось завернуть назад под самой Варшавой армию Тухачевского, основательно засело в мозгах польских генералов.
Польский генштаб (как, впрочем, в известной степени и советский) прозевал наступление эры войны моторов, продолжая делать ставку на кавалерию как на главную ударную и маневренную силу сухопутных войск.
Знаменитые уланы в синих конфедератках, краса и гордость Войска польского, были сведены в одиннадцать кавбригад, по три с половиной тысячи всадников в каждой. Кавалерия в Польше величалась «королевой армии», и именно на нее возлагалась задача по деморализации и сламливанию боевого духа противника. Пехотные дивизии, несмотря на свою многочисленность (до шестнадцати тысяч солдат и офицеров в каждой), были слабы в части артиллерии, средств ПВО и особенно противотанковых пушек. Штат польской пехотной дивизии предусматривал их всего двадцать семь штук.
Особый разговор о танках. Поляки располагали всего одной (!) моторизованной бригадой, тремя батальонами легких танков, шестью разведывательными бронеавтомобильными и танковыми ротами и… И – все. Слезы…
Авиация предназначалась в основном для поддержки кавалерии. Весь самолетный парк насчитывал 824 единицы, в подавляющем большинстве – кое-как летающая старая рухлядь. Только перед самым немецким вторжением в ВВС поступило 44 вполне приличных бомбардировщика П-38 «Лось» и несколько истребителей «Карась» отечественного производства.
«Если границы не открываются добровольно, то их взламывают», – однажды сказал Бисмарк.
Массы немецких войск разворачивались скрытно. В Восточную Пруссию, например, дивизии перебрасывались под официальным предлогом празднования 25-й годовщины победы кайзеровской армии над русскими войсками в 1914 году. В Померании и Силезии вдруг возникли некие «строительные работы», на которых без танков и пушек – ну никак. Скрытность была направлена на то, чтобы захватить Войско польское врасплох, не допустить его боевого развертывания и приема резервистов.
На рассвете 1 сентября вермахт обрушился на мирно дремавшую Польшу.
Направлением главного удара стала, естественно, Варшава. Его наносила группа армий «Юг» силами тридцати шести дивизий. Вспомогательный удар наносили двадцать две дивизии группы армий «Север» из районов балтийского Поморья и Восточной Пруссии, тоже общим направлением на Варшаву. Главная задача оперативного плана «Вайс» – окружение и уничтожение основных сил Войска польского западнее Вислы.
Польских солдат предали на второй день войны.
Второго сентября Главнокомандующий Рыдз-Смиглы на совещании в кругу высших офицеров заявил, что разгром неизбежен. Варшавская верхушка загодя озаботилась переводом денег в швейцарские банки и добычей иностранных паспортов. Столичный бомонд метался по Варшаве.
И в эти же часы польские солдаты и офицеры сражались героически. Поверьте, здесь нет лишней патетики, все слова на месте. Потому что известны случаи, когда целые польские роты погибали в траншеях под гусеницами гитлеровских танков, предпочтя смерть плену. Им просто нечем было их бить: с чьей-то дурной штабной головы противотанковые ружья, разосланные в войска перед самой войной, почему-то были возведены в ранг сверхсекретного оружия и хранились в опломбированных сейфах, которые разрешалось вскрыть только по приказу высшего командования. В подавляющем большинстве они, так и ни разу не выстрелившие, стали немецкими трофеями…
Эскадроны польских улан, которых отцы-командиры уверяли, что немецкие танки – это трактора, обшитые фанерой, атаковали их в конном строю с пиками наперевес. Надо ли говорить, что из тех атак не возвращался практически никто.
Беспримерен подвиг защитников военно-морской базы Вестерплятте. Свыше трех недель тридцать восемь польских солдат и моряков под командованием майора Сухарского обороняли эту твердыню от почти дивизии немцев. Неслучайно Вестерплятте называют польским Брестом.
Несмотря на стойкость и героизм польских войск, ситуация на фронте складывалась скверно. К седьмому сентября немцы вышли на рубеж река Нарев – Остроленка – Пултуск. На севере им удалось форсировать Вислу возле Быдгощи и овладеть районом Торуни.
А девятого сентября случилось чудо.
Поляки нанесли мощный контрудар под Кутно, заставили левофланговые дивизии 8-й немецкой армии перейти к обороне, а затем и отступать! Начальник Генерального штаба немецкой армии генерал Гальдер в своем знаменитом «Военном дневнике» определил тогда положение 8-й армии как «критическое».
Однако частный успех не решает успеха всей кампании. Передовые части немецких войск вырвались к предместьям Варшавы, но их попытка овладеть столицей с ходу была отбита польскими солдатами. Началась героическая двадцатидневная эпопея обороны города. Душой этой обороны стали мэр Варшавы Станислав Старжинский, начальник гарнизона генерал Гута и командующий гражданской обороной генерал Рогульский. Каждый дом был превращен в крепость, каждая улица завалена неровными стенами баррикад.
Варшавяне верили не только в свою армию, но и истово надеялись на англо-французских союзников. «Надо продержаться совсем чуть-чуть, – говорили на Маршалковской и Аллеях Ерусалимских, – вот-вот бошам зададут хорошую трепку». Увы…
Нападение Гитлера на Польшу потребовало от Англии и Франции незамедлительного определения своих позиций. Тем более что оказания помощи Польше требовали заключенные 19 мая и 25 августа польско-французский и польско-английский договоры. Английское правительство направило в Берлин ноту с требованием немедленно прекратить агрессию и вывести германские войска с польской территории. Правда, и здесь британский посол не преминул шаркнуть ножкой, заявив в доверительной беседе с Риббентропом, что переданная нота «не является ультиматумом, а носит предупредительный характер». Французы оказались еще более «деликатными», пытаясь воздействовать на Гитлера всего лишь через его итальянского друга Муссолини. А ведь согласно договорам правительства этих государств обязывались начать наступление сухопутных войск на пятнадцатый день войны, а воздушные бомбардировки агрессора – немедленно!
Тем не менее для того, чтобы «сохранить лицо», нужно было что-то делать. В одиннадцать утра 3 сентября Британская империя объявила Германии войну. Через несколько часов в тот же день состояние войны с Германией объявила и Франция. Тут же к ним присоединились Индия, Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканский союз и Канада.
Варшавяне торжествовали. Посольства вступившихся за Польшу государств засыпались цветами. Однако радость очень скоро сменилась горьким недоумением. Как говорится, весь пар ушел в свисток.
Союзнические войска явно не торопились с открытием активных боевых действий.
«Судьба Польши, – говорилось на секретных англо-французских переговорах, – будет зависеть от окончательного исхода войны, а это, в свою очередь, будет зависеть от нашей способности добиться в конечном итоге поражения Германии, а не от нашей способности отвлечь давление от Польши с самого начала».
Французские войска соизволили появиться перед германскими позициями только 11 сентября и вели себя более чем апатично. Главнокомандующий генерал Гамелен получил директиву, запрещавшую активные наступательные действия. Союзной авиации также строжайше запрещались бомбардировки любых объектов на германской территории.
Будем называть вещи своими именами.
Это – предательство.
В то время, когда польские солдаты, обливаясь кровью, защищали родную землю, сытые союзники кушали бланманже на набережных Ниццы. А ведь немцы на Западе имели совсем пшик: двадцать три не полностью укомплектованных дивизии против ста десяти отмобилизованных французских плюс пяти высаженных с островов британских дивизий.
Даже локального наступления было бы достаточно, чтобы переполошить Берлин и заставить его массово перебрасывать войска из Польши на Запад. Увы, живительного пластыря для истекавшего кровью союзника англичане и французы найти не пожелали.
А что же Советский Союз?
Естественно, мы не могли безучастно наблюдать за драмой, происходившей у самых наших границ. Надо сказать, что незадолго перед войной правительство СССР обращалось к Польше с просьбой пропустить советские войска через ее территорию для отражения возможной германской агрессии. Поляки отказались наотрез. В принципе их тоже тогда можно было понять – советские газеты читали регулярно. В том числе и подобные стишата, публиковавшиеся в «Правде»:
«С винтовкою, с саблей,
с газетной страницей
И с нами на Запад шагает
граница.
И край, где забьем пограничные
вехи.
Советскою родиной станет
навеки».
«Советской родиной» полякам, понятно, становиться не очень хотелось. Однако Сталин, обеспокоенный быстрым продвижением немецких войск в Польше, приказал войскам 17 сентября перейти государственную границу, чтобы «защитить украинцев и белорусов». Малочисленные польские заслоны сопротивления практически не оказывали. Советские войска быстро продвигались вперед, заняв Брест, Гродно, Перемышль, Сувалки, Ломжу. Подразделения Войска польского, в которых большинство солдат составляли этнические украинцы и белорусы, переходили на сторону Красной армии даже с радостью. Их тут же распускали по домам. А вот польских офицеров и полицейских грузили в товарные вагоны, которые повезли их в концлагеря Катыни, Медного, Козельска…
А потом в Бресте состоялся совместный советско-германский военный парад, который принимали, стоя на трибуне плечом к плечу, командир 29-й танковой бригады комбриг Кривошеин и немецкий генерал Гудериан. Не пройдет и двух лет, как они будут смотреть друг на друга через прицелы танковых орудий…
Тогда, кстати, советские войска вызвали у немцев весьма скептические отзывы. Вот свидетельство немецкого офицера: «Мы ожидали от Красной армии большего. Солдаты и командиры одеты скверно, техника часто отказывает, выправка оставляет желать лучшего».
«Вересень» – в переводе «сентябрь». К концу этого месяца с Польшей практически было покончено. Но еще героически сражались гарнизоны Гдыни и Модлина. Только 2 октября пал Хель. Войско польское потеряло 67 тысяч убитыми, 134 тысячи ранеными. Более 400 тысяч бойцов попали в плен. Немцам «удовольствие» по захвату чужой земли тоже обошлось недешево: только убитыми они потеряли несколько десятков тысяч. Для сравнения: в ходе оккупации Дании погибли… два немецких солдата.
Кажется, за тот месяц, когда Польша пыталась отбиваться от агрессора, мир должен был понять, на грани какой катастрофы он стоит. К сожалению, не понял. Отдал на заклание окровавленную, сожженную Польшу, продолжая взывать к «здравому смыслу» фюрера, втайне надеясь на ухудшение аппетита фашистской Германии. Мало кто предполагал тогда в мире, что тяжелые времена наступили всерьез и надолго, что польская трагедия – не частный эпизод, а лишь первый акт кровавой драмы Человечества, имя которой – Вторая мировая война.
…По синей Висле медленно плыли пожухлые кленовые листья. А над Вислой, в стылой осенней синеве – звуки волшебной, неземной музыки. Даже враги на другом берегу реки зачарованно слушали эту мелодию.
Это был Полонез Огинского. Смолкли пушки, танкисты заглушили двигатели своих крестастых чудовищ. Старая пластинка крутилась на невесть как сохранившемся в мясорубке последних боев патефоне, поставленном солдатами прямо в увядающую траву..
А над Вислой… Над Вислой пылали костры. В открытую, на виду у немцев, польские солдаты жгли знамена Тринадцатой пехотной дивизии – последней дивизии истребленного, раздавленного танковыми гусеницами Войска польского. Эти солдаты честно исполнили свой долг. Как могли, как умели. Война в Польше не стала для гитлеровцев воскресной прогулкой. И не вина польских воинов, что все их ратные дела завершились столь горестным финалом.
Полонез Огинского называется «Прощание с Родиной». И тогда горстка измученных, израненных солдат и офицеров – все, что осталось от полегшей Тринадцатой пехотной, – прощалась с независимой Польшей, со свободой, с боевым Знаменем.
Дивизия дралась отчаянно, и поэтому даже враги в знак уважения позволили бойцам проститься со своим Знаменем. Тогда, в октябре тридцать девятого, они еще не отказывали себе в удовольствии поиграть в тевтонское рыцарское благородство.
По щекам каменно молчавших польских солдат текли слезы.
«Прощание с Родиной» текло над синей Вислой…
Александр ЧУДАКОВ
Польша была обречена. Еще с весны тридцать девятого. Именно тогда в Берлине было принято решение о «молниеносной» войне против восточного соседа. 11 апреля был утвержден «Белый план» (план «Вайс»). На разгром и оккупацию Польши берлинский генштаб отводил всего неделю, справедливо, как выяснилось позже, полагая, что союзники Франция и Англия, на которых Варшава буквально молилась, действенной помощи полякам не окажут. Помощь Советского Союза? Немцы предусмотрели и это, сыграв на оскорбленных чувствах Москвы, которая была вынуждена в начале двадцатых уступить панской Польше обширные западные области Украины и Белоруссии.
Польша была обречена, оказавшись между молотом и наковальней 23 августа 1939 года. Именно в этот день был заключен Пакт Молотова – Риббентропа, фактически хоронивший Польшу. Немцы полагали, что в Польше все пройдет так же, как и в Чехословакии, взятой ими, по сути, без единого выстрела.
Вермахт изготовился к броску. Дело оставалось за малым: найти повод к войне, тот самый детонатор, который во второй раз взорвет мир в двадцатом столетии. И этот детонатор-провокацию состряпали быстро, как говорится, «не мудрствуя лукаво».
Глейвиц. Название этого крохотного городка на польско-германской границе 31 августа 1939 года вошло в мировую историю.
Накануне того последнего летнего дня гестаповцы переодели группу приговоренных к смертной казни немецких уголовников в польскую армейскую форму и в закрытом грузовике привезли их на границу, к зданию радиостанции Глейвица. Спустя считанные минуты эфир наполнился автоматными очередями, воплями дикторов о том, что польские войска перешли границу и атакуют Глейвиц. Спешно привезенным иностранным корреспондентам были продемонстрированы «следы разбойного нападения поляков»: пулевые отметины на стенах, разгромленная радиостанция и несколько трупов «польских» солдат – на самом деле расстрелянных немцами своих же уголовников. Многократно транслировались призывы «польских экстремистов» к войне с Германией.
Запрограммированный «гнев немецкого народа» не заставил себя долго ждать. 1 сентября 1939 года пятьдесят восемь германских дивизий перешли границу на фронте от Балтийского моря до Карпат. Началась Вторая мировая.
Что же представляла собой Польша так называемого периода режима санации?
После смерти национального героя и военного диктатора Юзефа Пилсудского в тридцать пятом году вся власть в стране фактически сосредоточилась в руках генерального инспектора вооруженных сил, маршала Э. Рыдз-Смиглы. Складывается впечатление, что польские правители не вполне отдавали себе отчет относительно того, в каком мире они существуют. В стране насаждался культ армии и шляхетства, муссировалась идея создания «великой Польши» от моря до моря. Украинских и белорусских земель, удачно прихваченных пилсудчиками в двадцатом году, уже казалось мало.
Во внешней политике Польша традиционно ориентировалась на Англию и особенно Францию, полагая своих восточных и западных соседей – Германию и Советский Союз – злейшими врагами. В польском Генеральном штабе даже существовал оперативный план «N+R» (немцы и русские), предусматривавший военное безумие – ведение Польшей боевых действий на два фронта.
Отрыв польского руководства от политических реальностей сказался и на строительстве национальных вооруженных сил.
Войско польское было достаточно многочисленным. По штатам мирного времени оно составляло 440 тысяч человек. Кроме того, в распоряжении командования находилось до полутора миллионов обученных резервистов. Польша, как и Российская империя, частью которой она была, имела армию в подавляющем большинстве крестьянскую – до семидесяти процентов солдат, а в пехоте до девяноста пришли на службу из деревенской глубинки. Армия была неоднородной и в национальном отношении: около сорока процентов нижних чинов составляли украинцы и белорусы. Офицерский же корпус, как водится, был почти стопроцентно «благороден» – шляхта, шляхта, шляхта…
Культ почившего маршала Пилсудского достигал своего апогея именно в армии. Достаточно сказать, что из ста польских генералов шестьдесят четыре получили свои эполеты за «заслуги перед великим Юзефом», сражаясь в знаменитых легионах Пилсудского.
Известное «чудо над Вислой», когда в двадцатом году Пилсудскому удалось завернуть назад под самой Варшавой армию Тухачевского, основательно засело в мозгах польских генералов.
Польский генштаб (как, впрочем, в известной степени и советский) прозевал наступление эры войны моторов, продолжая делать ставку на кавалерию как на главную ударную и маневренную силу сухопутных войск.
Знаменитые уланы в синих конфедератках, краса и гордость Войска польского, были сведены в одиннадцать кавбригад, по три с половиной тысячи всадников в каждой. Кавалерия в Польше величалась «королевой армии», и именно на нее возлагалась задача по деморализации и сламливанию боевого духа противника. Пехотные дивизии, несмотря на свою многочисленность (до шестнадцати тысяч солдат и офицеров в каждой), были слабы в части артиллерии, средств ПВО и особенно противотанковых пушек. Штат польской пехотной дивизии предусматривал их всего двадцать семь штук.
Особый разговор о танках. Поляки располагали всего одной (!) моторизованной бригадой, тремя батальонами легких танков, шестью разведывательными бронеавтомобильными и танковыми ротами и… И – все. Слезы…
Авиация предназначалась в основном для поддержки кавалерии. Весь самолетный парк насчитывал 824 единицы, в подавляющем большинстве – кое-как летающая старая рухлядь. Только перед самым немецким вторжением в ВВС поступило 44 вполне приличных бомбардировщика П-38 «Лось» и несколько истребителей «Карась» отечественного производства.
«Если границы не открываются добровольно, то их взламывают», – однажды сказал Бисмарк.
Массы немецких войск разворачивались скрытно. В Восточную Пруссию, например, дивизии перебрасывались под официальным предлогом празднования 25-й годовщины победы кайзеровской армии над русскими войсками в 1914 году. В Померании и Силезии вдруг возникли некие «строительные работы», на которых без танков и пушек – ну никак. Скрытность была направлена на то, чтобы захватить Войско польское врасплох, не допустить его боевого развертывания и приема резервистов.
На рассвете 1 сентября вермахт обрушился на мирно дремавшую Польшу.
Направлением главного удара стала, естественно, Варшава. Его наносила группа армий «Юг» силами тридцати шести дивизий. Вспомогательный удар наносили двадцать две дивизии группы армий «Север» из районов балтийского Поморья и Восточной Пруссии, тоже общим направлением на Варшаву. Главная задача оперативного плана «Вайс» – окружение и уничтожение основных сил Войска польского западнее Вислы.
Польских солдат предали на второй день войны.
Второго сентября Главнокомандующий Рыдз-Смиглы на совещании в кругу высших офицеров заявил, что разгром неизбежен. Варшавская верхушка загодя озаботилась переводом денег в швейцарские банки и добычей иностранных паспортов. Столичный бомонд метался по Варшаве.
И в эти же часы польские солдаты и офицеры сражались героически. Поверьте, здесь нет лишней патетики, все слова на месте. Потому что известны случаи, когда целые польские роты погибали в траншеях под гусеницами гитлеровских танков, предпочтя смерть плену. Им просто нечем было их бить: с чьей-то дурной штабной головы противотанковые ружья, разосланные в войска перед самой войной, почему-то были возведены в ранг сверхсекретного оружия и хранились в опломбированных сейфах, которые разрешалось вскрыть только по приказу высшего командования. В подавляющем большинстве они, так и ни разу не выстрелившие, стали немецкими трофеями…
Эскадроны польских улан, которых отцы-командиры уверяли, что немецкие танки – это трактора, обшитые фанерой, атаковали их в конном строю с пиками наперевес. Надо ли говорить, что из тех атак не возвращался практически никто.
Беспримерен подвиг защитников военно-морской базы Вестерплятте. Свыше трех недель тридцать восемь польских солдат и моряков под командованием майора Сухарского обороняли эту твердыню от почти дивизии немцев. Неслучайно Вестерплятте называют польским Брестом.
Несмотря на стойкость и героизм польских войск, ситуация на фронте складывалась скверно. К седьмому сентября немцы вышли на рубеж река Нарев – Остроленка – Пултуск. На севере им удалось форсировать Вислу возле Быдгощи и овладеть районом Торуни.
А девятого сентября случилось чудо.
Поляки нанесли мощный контрудар под Кутно, заставили левофланговые дивизии 8-й немецкой армии перейти к обороне, а затем и отступать! Начальник Генерального штаба немецкой армии генерал Гальдер в своем знаменитом «Военном дневнике» определил тогда положение 8-й армии как «критическое».
Однако частный успех не решает успеха всей кампании. Передовые части немецких войск вырвались к предместьям Варшавы, но их попытка овладеть столицей с ходу была отбита польскими солдатами. Началась героическая двадцатидневная эпопея обороны города. Душой этой обороны стали мэр Варшавы Станислав Старжинский, начальник гарнизона генерал Гута и командующий гражданской обороной генерал Рогульский. Каждый дом был превращен в крепость, каждая улица завалена неровными стенами баррикад.
Варшавяне верили не только в свою армию, но и истово надеялись на англо-французских союзников. «Надо продержаться совсем чуть-чуть, – говорили на Маршалковской и Аллеях Ерусалимских, – вот-вот бошам зададут хорошую трепку». Увы…
Нападение Гитлера на Польшу потребовало от Англии и Франции незамедлительного определения своих позиций. Тем более что оказания помощи Польше требовали заключенные 19 мая и 25 августа польско-французский и польско-английский договоры. Английское правительство направило в Берлин ноту с требованием немедленно прекратить агрессию и вывести германские войска с польской территории. Правда, и здесь британский посол не преминул шаркнуть ножкой, заявив в доверительной беседе с Риббентропом, что переданная нота «не является ультиматумом, а носит предупредительный характер». Французы оказались еще более «деликатными», пытаясь воздействовать на Гитлера всего лишь через его итальянского друга Муссолини. А ведь согласно договорам правительства этих государств обязывались начать наступление сухопутных войск на пятнадцатый день войны, а воздушные бомбардировки агрессора – немедленно!
Тем не менее для того, чтобы «сохранить лицо», нужно было что-то делать. В одиннадцать утра 3 сентября Британская империя объявила Германии войну. Через несколько часов в тот же день состояние войны с Германией объявила и Франция. Тут же к ним присоединились Индия, Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканский союз и Канада.
Варшавяне торжествовали. Посольства вступившихся за Польшу государств засыпались цветами. Однако радость очень скоро сменилась горьким недоумением. Как говорится, весь пар ушел в свисток.
Союзнические войска явно не торопились с открытием активных боевых действий.
«Судьба Польши, – говорилось на секретных англо-французских переговорах, – будет зависеть от окончательного исхода войны, а это, в свою очередь, будет зависеть от нашей способности добиться в конечном итоге поражения Германии, а не от нашей способности отвлечь давление от Польши с самого начала».
Французские войска соизволили появиться перед германскими позициями только 11 сентября и вели себя более чем апатично. Главнокомандующий генерал Гамелен получил директиву, запрещавшую активные наступательные действия. Союзной авиации также строжайше запрещались бомбардировки любых объектов на германской территории.
Будем называть вещи своими именами.
Это – предательство.
В то время, когда польские солдаты, обливаясь кровью, защищали родную землю, сытые союзники кушали бланманже на набережных Ниццы. А ведь немцы на Западе имели совсем пшик: двадцать три не полностью укомплектованных дивизии против ста десяти отмобилизованных французских плюс пяти высаженных с островов британских дивизий.
Даже локального наступления было бы достаточно, чтобы переполошить Берлин и заставить его массово перебрасывать войска из Польши на Запад. Увы, живительного пластыря для истекавшего кровью союзника англичане и французы найти не пожелали.
А что же Советский Союз?
Естественно, мы не могли безучастно наблюдать за драмой, происходившей у самых наших границ. Надо сказать, что незадолго перед войной правительство СССР обращалось к Польше с просьбой пропустить советские войска через ее территорию для отражения возможной германской агрессии. Поляки отказались наотрез. В принципе их тоже тогда можно было понять – советские газеты читали регулярно. В том числе и подобные стишата, публиковавшиеся в «Правде»:
«С винтовкою, с саблей,
с газетной страницей
И с нами на Запад шагает
граница.
И край, где забьем пограничные
вехи.
Советскою родиной станет
навеки».
«Советской родиной» полякам, понятно, становиться не очень хотелось. Однако Сталин, обеспокоенный быстрым продвижением немецких войск в Польше, приказал войскам 17 сентября перейти государственную границу, чтобы «защитить украинцев и белорусов». Малочисленные польские заслоны сопротивления практически не оказывали. Советские войска быстро продвигались вперед, заняв Брест, Гродно, Перемышль, Сувалки, Ломжу. Подразделения Войска польского, в которых большинство солдат составляли этнические украинцы и белорусы, переходили на сторону Красной армии даже с радостью. Их тут же распускали по домам. А вот польских офицеров и полицейских грузили в товарные вагоны, которые повезли их в концлагеря Катыни, Медного, Козельска…
А потом в Бресте состоялся совместный советско-германский военный парад, который принимали, стоя на трибуне плечом к плечу, командир 29-й танковой бригады комбриг Кривошеин и немецкий генерал Гудериан. Не пройдет и двух лет, как они будут смотреть друг на друга через прицелы танковых орудий…
Тогда, кстати, советские войска вызвали у немцев весьма скептические отзывы. Вот свидетельство немецкого офицера: «Мы ожидали от Красной армии большего. Солдаты и командиры одеты скверно, техника часто отказывает, выправка оставляет желать лучшего».
«Вересень» – в переводе «сентябрь». К концу этого месяца с Польшей практически было покончено. Но еще героически сражались гарнизоны Гдыни и Модлина. Только 2 октября пал Хель. Войско польское потеряло 67 тысяч убитыми, 134 тысячи ранеными. Более 400 тысяч бойцов попали в плен. Немцам «удовольствие» по захвату чужой земли тоже обошлось недешево: только убитыми они потеряли несколько десятков тысяч. Для сравнения: в ходе оккупации Дании погибли… два немецких солдата.
Кажется, за тот месяц, когда Польша пыталась отбиваться от агрессора, мир должен был понять, на грани какой катастрофы он стоит. К сожалению, не понял. Отдал на заклание окровавленную, сожженную Польшу, продолжая взывать к «здравому смыслу» фюрера, втайне надеясь на ухудшение аппетита фашистской Германии. Мало кто предполагал тогда в мире, что тяжелые времена наступили всерьез и надолго, что польская трагедия – не частный эпизод, а лишь первый акт кровавой драмы Человечества, имя которой – Вторая мировая война.
…По синей Висле медленно плыли пожухлые кленовые листья. А над Вислой, в стылой осенней синеве – звуки волшебной, неземной музыки. Даже враги на другом берегу реки зачарованно слушали эту мелодию.
Это был Полонез Огинского. Смолкли пушки, танкисты заглушили двигатели своих крестастых чудовищ. Старая пластинка крутилась на невесть как сохранившемся в мясорубке последних боев патефоне, поставленном солдатами прямо в увядающую траву..
А над Вислой… Над Вислой пылали костры. В открытую, на виду у немцев, польские солдаты жгли знамена Тринадцатой пехотной дивизии – последней дивизии истребленного, раздавленного танковыми гусеницами Войска польского. Эти солдаты честно исполнили свой долг. Как могли, как умели. Война в Польше не стала для гитлеровцев воскресной прогулкой. И не вина польских воинов, что все их ратные дела завершились столь горестным финалом.
Полонез Огинского называется «Прощание с Родиной». И тогда горстка измученных, израненных солдат и офицеров – все, что осталось от полегшей Тринадцатой пехотной, – прощалась с независимой Польшей, со свободой, с боевым Знаменем.
Дивизия дралась отчаянно, и поэтому даже враги в знак уважения позволили бойцам проститься со своим Знаменем. Тогда, в октябре тридцать девятого, они еще не отказывали себе в удовольствии поиграть в тевтонское рыцарское благородство.
По щекам каменно молчавших польских солдат текли слезы.
«Прощание с Родиной» текло над синей Вислой…
Александр ЧУДАКОВ
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
