Лучший способ увековечить Победу –
рассказать о войне правду Артем Захарович Анфиногенов – писатель, участник Великой Отечественной войны. Автор 7 книг: «Земная вахта» (1961), «Мгновение – вечность» (1983), «Таран» (1995) и др. Последнее его произведение, «Фронтовая трагедия. 1942» (изд-во «Военная библиотека Александра Пересвета»), увидело свет несколько месяцев назад.
рассказать о войне правду
Артем Захарович Анфиногенов – писатель, участник Великой Отечественной войны. Автор 7 книг: «Земная вахта» (1961), «Мгновение – вечность» (1983), «Таран» (1995) и др. Последнее его произведение, «Фронтовая трагедия. 1942» (изд-во «Военная библиотека Александра Пересвета»), увидело свет несколько месяцев назад. – Артем Захарович, вот уже почти два десятилетия русская литература существует в условиях практически полной свободы. Пошло ли ей это, с вашей точки зрения, во благо?
– У каждой эпохи свои проблемы. Многие десятилетия развития нашей литературы в советский период были связаны с противостоянием требованиям вышестоящих организаций от искусства и насильственному внедрению так называемого производственного романа. Искусство было обязано изображать человека труда, который создает новый мир, новую реальность в процессе работы. Что это означало объективно? Отвлечение нас всех от главного – души человека, его нравственности и духовного мира, того, что было, есть и будет предметом и назначением литературы.
А вот сейчас, когда никаких производственных романов нет и в помине, мы получили господство телевизионной камеры в постели. В этом же направлении – под одеяло – ныне движется издаваемая и переиздаваемая огромными тиражами, получающая широкое признание «изящная словесность» (кажется, для подобного рода «откровений» в литературоведении теперь даже какой-то специальный термин существует). А настоящее, серьезное искусство чаще всего оказывается на обочине зрительских и читательских интересов, попросту маргинальным. И это столь же губительно для литературы и столь же непродуктивно, как некогда – насильственное внедрение производственной тематики.
– Если говорить о молодежи, то какова, по-вашему, та оценка Великой Отечественной войны, которая формируется сегодня в умах детей, школьников, студентов?
– Я довольно часто выступаю в молодежных аудиториях, в основном перед школьниками. Кстати, это очень непростое дело, я долго готовлюсь, подбираю фотографии, документы, карты. Так вот, интерес к беседам с ветеранами, я здесь говорю не только о собственных впечатлениях, есть, но слушают, я бы сказал, зачастую настороженно. И эту настороженность надо постоянно, не жалея сил, преодолевать. Я раз выступал перед детьми 4-го класса, потом предложил задавать вопросы. И вот одна девочка, я лицо ее хорошо запомнил, такая скромница-отличница, тихим голосом спросила: «Артем Захарович, почему они все-таки на нас напали?» Я все время говорил о вероломстве немецкого вторжения, а ее глубоко интересовал вопрос, почему гитлеровская Германия на нас напала. Меня тогда просто поразила совсем не детская глубина и актуальность ее вопроса. Поразила и еще успокоила, потому что детей, по крайней мере таких, как эта девочка, по-прежнему волнуют, несмотря на все многочисленные попытки переписать историю, те же вопросы, что и нас.
Между прочим, как угодно относитесь к этому признанию, но я до сих пор не остыл в своем отношении к гитлеровской Германии. Не могу ни простить, ни забыть. У меня необъективное отношение, понимаете? Поскольку потери личные – не в моей семье, но личные. Из класса, в котором было 11 мальчиков – своя футбольная команда, в живых после войны осталось пятеро. А остальные погибли. Кто где. Успевшие как-то реализоваться и не успевшие. Один из них, Толя Столяров, обещал стать прекрасным поэтом, Юрка Сокольский, великолепный летчик, погиб на Кавказе, а Олег Житников – уже в Пруссии, лейтенантом. Эти мои товарищи, которые положили себя во имя победы, – лишь малая часть той чудовищной цены, которую заплатила за освобождение мира наша страна после вероломного нападения фашистской Германии в 41-м году. Вы помните цифры потерь? Причем сюда ведь относят только убитых. А раненые? Ставшие калеками и инвалидами? А пленные? Их было ни много ни мало 4 миллиона человек. После войны я бывал в Германии трижды, и, казалось бы, уже пора как-то отойти, ан нет. В глубине души все осталось по-прежнему.
И здесь я стою на тех своих, значит, кондовых позициях, которые вынес из войны. Я воевал не всю войну – с 43-го по 45-й год – в 947-м штурмовом авиационном Севастопольском полку. Полный боевой состав штурмового авиационного полка состоит из трех эскадрилий – это 32 самолета. За два года моего пребывания в полку мы потеряли свыше 90 экипажей – 3 состава полка. Подсчет ведется по экипажам, которые не вернулись с боевых заданий, сюда входят и убитые, и раненые. Кто-то попадал в госпиталь, кто-то потом возвращался, но сбиты были 90 экипажей, и почти половина из них полегла под Севастополем, за освобождение которого полк и получил свое название. И когда мы сейчас эту тему обсуждаем, может быть, слова «отстоим нашу победу» звучат слишком громко, но борьба снова ожесточилась. Однако у меня нет никаких сомнений в том, что дело, за которое мы сражались, – правое и что его объективная оценка – несокрушима. Но, наверное, усилия, направленные на то, чтобы снова «отстоять войну», не излишни. Вообще же я считаю, что лучший способ возвеличить победу и утвердить этот день в нашем сознании – это рассказать всю правду о войне.
– Но разве тут мало сделано за прошедшие годы? Если оставить в стороне художественную литературу, то и в советские, и в постсоветские времена было напечатано множество книг документальной прозы и просто документов, исторических исследований и воспоминаний.
– Сделано много, но, к сожалению, по-прежнему остается целый ряд зияющих пробелов. Скажем, мемуарную литературу о Великой Отечественной войне наших выдающихся военачальников мы проиграли от начала и до конца. То есть 90 процентов книг наших полководцев о войне написаны не ими, а журналистами очень средней руки, которые, в свою очередь, полностью находились в сетях цензуры и Главного политического управления. И из того, что мне приходилось читать, а поверьте, я потратил на это немало времени, сильное впечатление произвели буквально несколько книг. Например, опубликованные еще в «Новом мире» Твардовского воспоминания генерала армии Горбатова, который писателем оказался не менее одаренным, чем военным. Затем есть очень правдивая книга бывшего главного инженера Ленинградского фронта. И еще две-три смогу назвать, не больше.
– Наверное, у нас в запасе существует солидный резерв – писем, дневников, мемуаров, которые при советской власти не могли быть опубликованы из-за цензурных соображений?
– В 50-60-е годы я, уйдя из «Литературной газеты», чтобы самому наконец начать писать про войну, вел довольно трудную жизнь. Но только через 20 лет я набрался смелости и наглости для того, чтобы взяться за повесть «А внизу была земля» – скромный рассказ о том, что такое боевой вылет на самолете Ил-2.
Так вот, в те годы я в основном подкармливался тем, что рецензировал поток, не скажу графоманской, а самобытной, но совершенно непрофессиональной литературы, рукописи, которые шли в адрес «Воениздата». Я до сих пор помню некоторые из них, отмеченные печатью правдивости, талантливости, умением бесстрашно и совершенно небанально поведать читателю то, что было действительно пережито этими людьми.
Например, мемуары полковника, если мне не изменяет память, Ткачева, который в Гражданскую командовал авиацией у Врангеля, а потом вернулся на родину, – это было уникальное и бесценное свидетельство о войне. Увы, ни одна из одобренных мною рукописей свет так и не увидела. Сейчас я горько сожалею о том, что в
50-60-е годы у нас не было ксероксов. Все архивы, наверное, уже уничтожены в издательстве за давностью, и если так, то эта потеря невосполнима. О нынешнем потоке подобного рода литературы я представления уже не имею.
А из того, что было опубликовано, повторю, лишь считанные произведения отмечены печатью индивидуальности. И особое место среди них занимают «Воспоминания и размышления» маршала Жукова, который, нужно отдать Георгию Константиновичу должное, пусть с огромным трудом, но продирался к своей правде о войне, где нет того шаблона и стертости, тех общих мест и заряда предвзятости и заданности, которые присущи так называемой «генеральской литературе». Жуков был бесспорно талантлив во всем, чем занимался. И в заключение еще о правде. Вы знаете стихотворение Иосифа Бродского «На смерть Жукова»? «Маршал! Поглотит алчная Лета эти слова и твои прахоря. Все же прими их – жалкая лепта родину спасшему, вслух говоря». Эти слова я принимаю целиком, потому что именно Жуков в 41-м спас Москву, а не генерал Власов, что бы ни утверждала теперь в погоне за сенсациями наша новомодная литература.
– Выходило ли за последние годы, скажем, лет за десять, что-то заметное, интересное, сопоставимое с тем, что было опубликовано о Великой Отечественной прежде?
– В те хронологические рамки, о которых вы говорите, – последнее десятилетие, мои впечатления такого рода не укладываются. Но если заглянуть вглубь, подальше, я бы выделил, конечно, роман Гроссмана «Жизнь и судьба», имея в виду, разумеется, не дату написания, а дату дохождения произведения до русского читателя. Не просто развивающий, но и превосходящий по силе, по своей значимости тоже оставивший заметный след в нашей литературе первый роман дилогии «За правое дело». А «Жизнь и судьба» – это просто гениальное произведение, созданное еще в 50-х годах и равного которому о Второй мировой войне ни в нашей, ни в зарубежной литературе за все прошедшие десятилетия не появилось.
Еще очень люблю «Нагрудный знак OST» Виталия Семина, подростком попавшего в немецкий трудовой лагерь.
Я не берусь утверждать, что ничего нового и интересного не появилось. Но мне не попалось, хотя я и стараюсь по мере сил и возможностей следить за всеми новинками по данной теме. Просто раньше книги и толстые журналы читала вся страна, и пропустить что-либо, достойное внимания, было невозможно. Сейчас же порой возникает ощущение, что никакого отзвука у читателя литература больше не вызывает.
Но зайдите в книжные магазины, и вы увидите, что многие произведения, о которых мы с вами говорили, есть в свободной продаже. Так что, несмотря на то что сегодняшние тиражи, конечно, несопоставимы с советскими, литература о Великой Отечественной продолжает выходить и, значит, находить своего читателя.
Беседовал
Павел НУЙКИН
Артем Захарович Анфиногенов – писатель, участник Великой Отечественной войны. Автор 7 книг: «Земная вахта» (1961), «Мгновение – вечность» (1983), «Таран» (1995) и др. Последнее его произведение, «Фронтовая трагедия. 1942» (изд-во «Военная библиотека Александра Пересвета»), увидело свет несколько месяцев назад. – Артем Захарович, вот уже почти два десятилетия русская литература существует в условиях практически полной свободы. Пошло ли ей это, с вашей точки зрения, во благо?
– У каждой эпохи свои проблемы. Многие десятилетия развития нашей литературы в советский период были связаны с противостоянием требованиям вышестоящих организаций от искусства и насильственному внедрению так называемого производственного романа. Искусство было обязано изображать человека труда, который создает новый мир, новую реальность в процессе работы. Что это означало объективно? Отвлечение нас всех от главного – души человека, его нравственности и духовного мира, того, что было, есть и будет предметом и назначением литературы.
А вот сейчас, когда никаких производственных романов нет и в помине, мы получили господство телевизионной камеры в постели. В этом же направлении – под одеяло – ныне движется издаваемая и переиздаваемая огромными тиражами, получающая широкое признание «изящная словесность» (кажется, для подобного рода «откровений» в литературоведении теперь даже какой-то специальный термин существует). А настоящее, серьезное искусство чаще всего оказывается на обочине зрительских и читательских интересов, попросту маргинальным. И это столь же губительно для литературы и столь же непродуктивно, как некогда – насильственное внедрение производственной тематики.
– Если говорить о молодежи, то какова, по-вашему, та оценка Великой Отечественной войны, которая формируется сегодня в умах детей, школьников, студентов?
– Я довольно часто выступаю в молодежных аудиториях, в основном перед школьниками. Кстати, это очень непростое дело, я долго готовлюсь, подбираю фотографии, документы, карты. Так вот, интерес к беседам с ветеранами, я здесь говорю не только о собственных впечатлениях, есть, но слушают, я бы сказал, зачастую настороженно. И эту настороженность надо постоянно, не жалея сил, преодолевать. Я раз выступал перед детьми 4-го класса, потом предложил задавать вопросы. И вот одна девочка, я лицо ее хорошо запомнил, такая скромница-отличница, тихим голосом спросила: «Артем Захарович, почему они все-таки на нас напали?» Я все время говорил о вероломстве немецкого вторжения, а ее глубоко интересовал вопрос, почему гитлеровская Германия на нас напала. Меня тогда просто поразила совсем не детская глубина и актуальность ее вопроса. Поразила и еще успокоила, потому что детей, по крайней мере таких, как эта девочка, по-прежнему волнуют, несмотря на все многочисленные попытки переписать историю, те же вопросы, что и нас.
Между прочим, как угодно относитесь к этому признанию, но я до сих пор не остыл в своем отношении к гитлеровской Германии. Не могу ни простить, ни забыть. У меня необъективное отношение, понимаете? Поскольку потери личные – не в моей семье, но личные. Из класса, в котором было 11 мальчиков – своя футбольная команда, в живых после войны осталось пятеро. А остальные погибли. Кто где. Успевшие как-то реализоваться и не успевшие. Один из них, Толя Столяров, обещал стать прекрасным поэтом, Юрка Сокольский, великолепный летчик, погиб на Кавказе, а Олег Житников – уже в Пруссии, лейтенантом. Эти мои товарищи, которые положили себя во имя победы, – лишь малая часть той чудовищной цены, которую заплатила за освобождение мира наша страна после вероломного нападения фашистской Германии в 41-м году. Вы помните цифры потерь? Причем сюда ведь относят только убитых. А раненые? Ставшие калеками и инвалидами? А пленные? Их было ни много ни мало 4 миллиона человек. После войны я бывал в Германии трижды, и, казалось бы, уже пора как-то отойти, ан нет. В глубине души все осталось по-прежнему.
И здесь я стою на тех своих, значит, кондовых позициях, которые вынес из войны. Я воевал не всю войну – с 43-го по 45-й год – в 947-м штурмовом авиационном Севастопольском полку. Полный боевой состав штурмового авиационного полка состоит из трех эскадрилий – это 32 самолета. За два года моего пребывания в полку мы потеряли свыше 90 экипажей – 3 состава полка. Подсчет ведется по экипажам, которые не вернулись с боевых заданий, сюда входят и убитые, и раненые. Кто-то попадал в госпиталь, кто-то потом возвращался, но сбиты были 90 экипажей, и почти половина из них полегла под Севастополем, за освобождение которого полк и получил свое название. И когда мы сейчас эту тему обсуждаем, может быть, слова «отстоим нашу победу» звучат слишком громко, но борьба снова ожесточилась. Однако у меня нет никаких сомнений в том, что дело, за которое мы сражались, – правое и что его объективная оценка – несокрушима. Но, наверное, усилия, направленные на то, чтобы снова «отстоять войну», не излишни. Вообще же я считаю, что лучший способ возвеличить победу и утвердить этот день в нашем сознании – это рассказать всю правду о войне.
– Но разве тут мало сделано за прошедшие годы? Если оставить в стороне художественную литературу, то и в советские, и в постсоветские времена было напечатано множество книг документальной прозы и просто документов, исторических исследований и воспоминаний.
– Сделано много, но, к сожалению, по-прежнему остается целый ряд зияющих пробелов. Скажем, мемуарную литературу о Великой Отечественной войне наших выдающихся военачальников мы проиграли от начала и до конца. То есть 90 процентов книг наших полководцев о войне написаны не ими, а журналистами очень средней руки, которые, в свою очередь, полностью находились в сетях цензуры и Главного политического управления. И из того, что мне приходилось читать, а поверьте, я потратил на это немало времени, сильное впечатление произвели буквально несколько книг. Например, опубликованные еще в «Новом мире» Твардовского воспоминания генерала армии Горбатова, который писателем оказался не менее одаренным, чем военным. Затем есть очень правдивая книга бывшего главного инженера Ленинградского фронта. И еще две-три смогу назвать, не больше.
– Наверное, у нас в запасе существует солидный резерв – писем, дневников, мемуаров, которые при советской власти не могли быть опубликованы из-за цензурных соображений?
– В 50-60-е годы я, уйдя из «Литературной газеты», чтобы самому наконец начать писать про войну, вел довольно трудную жизнь. Но только через 20 лет я набрался смелости и наглости для того, чтобы взяться за повесть «А внизу была земля» – скромный рассказ о том, что такое боевой вылет на самолете Ил-2.
Так вот, в те годы я в основном подкармливался тем, что рецензировал поток, не скажу графоманской, а самобытной, но совершенно непрофессиональной литературы, рукописи, которые шли в адрес «Воениздата». Я до сих пор помню некоторые из них, отмеченные печатью правдивости, талантливости, умением бесстрашно и совершенно небанально поведать читателю то, что было действительно пережито этими людьми.
Например, мемуары полковника, если мне не изменяет память, Ткачева, который в Гражданскую командовал авиацией у Врангеля, а потом вернулся на родину, – это было уникальное и бесценное свидетельство о войне. Увы, ни одна из одобренных мною рукописей свет так и не увидела. Сейчас я горько сожалею о том, что в
50-60-е годы у нас не было ксероксов. Все архивы, наверное, уже уничтожены в издательстве за давностью, и если так, то эта потеря невосполнима. О нынешнем потоке подобного рода литературы я представления уже не имею.
А из того, что было опубликовано, повторю, лишь считанные произведения отмечены печатью индивидуальности. И особое место среди них занимают «Воспоминания и размышления» маршала Жукова, который, нужно отдать Георгию Константиновичу должное, пусть с огромным трудом, но продирался к своей правде о войне, где нет того шаблона и стертости, тех общих мест и заряда предвзятости и заданности, которые присущи так называемой «генеральской литературе». Жуков был бесспорно талантлив во всем, чем занимался. И в заключение еще о правде. Вы знаете стихотворение Иосифа Бродского «На смерть Жукова»? «Маршал! Поглотит алчная Лета эти слова и твои прахоря. Все же прими их – жалкая лепта родину спасшему, вслух говоря». Эти слова я принимаю целиком, потому что именно Жуков в 41-м спас Москву, а не генерал Власов, что бы ни утверждала теперь в погоне за сенсациями наша новомодная литература.
– Выходило ли за последние годы, скажем, лет за десять, что-то заметное, интересное, сопоставимое с тем, что было опубликовано о Великой Отечественной прежде?
– В те хронологические рамки, о которых вы говорите, – последнее десятилетие, мои впечатления такого рода не укладываются. Но если заглянуть вглубь, подальше, я бы выделил, конечно, роман Гроссмана «Жизнь и судьба», имея в виду, разумеется, не дату написания, а дату дохождения произведения до русского читателя. Не просто развивающий, но и превосходящий по силе, по своей значимости тоже оставивший заметный след в нашей литературе первый роман дилогии «За правое дело». А «Жизнь и судьба» – это просто гениальное произведение, созданное еще в 50-х годах и равного которому о Второй мировой войне ни в нашей, ни в зарубежной литературе за все прошедшие десятилетия не появилось.
Еще очень люблю «Нагрудный знак OST» Виталия Семина, подростком попавшего в немецкий трудовой лагерь.
Я не берусь утверждать, что ничего нового и интересного не появилось. Но мне не попалось, хотя я и стараюсь по мере сил и возможностей следить за всеми новинками по данной теме. Просто раньше книги и толстые журналы читала вся страна, и пропустить что-либо, достойное внимания, было невозможно. Сейчас же порой возникает ощущение, что никакого отзвука у читателя литература больше не вызывает.
Но зайдите в книжные магазины, и вы увидите, что многие произведения, о которых мы с вами говорили, есть в свободной продаже. Так что, несмотря на то что сегодняшние тиражи, конечно, несопоставимы с советскими, литература о Великой Отечественной продолжает выходить и, значит, находить своего читателя.
Беседовал
Павел НУЙКИН
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
