«Ты ушла в Мазурские болота…»
Девяносто пять лет назад началась одна из самых главных трагедий прошлого столетия – Первая мировая война Итак, как же все начиналось девяносто пять лет назад? В июне 1914-го в Сараево, столицу Боснии, которая была тогда австрийским протекторатом, прибыл наследник австрийского престола Франц-Фердинанд. Сербы расценили этот визит как провокацию, и 28 июня в Сараеве прогремели выстрелы сербского гимназиста, члена сербского военно-патриотического общества «Черная рука» Гаврилы Принципа, сразившие Франца-Фердинанда и его супругу.
Девяносто пять лет назад началась одна из самых главных трагедий прошлого столетия – Первая мировая война
Итак, как же все начиналось девяносто пять лет назад? В июне 1914-го в Сараево, столицу Боснии, которая была тогда австрийским протекторатом, прибыл наследник австрийского престола Франц-Фердинанд. Сербы расценили этот визит как провокацию, и 28 июня в Сараеве прогремели выстрелы сербского гимназиста, члена сербского военно-патриотического общества «Черная рука» Гаврилы Принципа, сразившие Франца-Фердинанда и его супругу. 23 июля австрийцы выдвинули Белграду ультиматум. Выполнение всех его требований фактически вело Сербию к потере суверенитета.
Глубокой ночью посол Сербии в Санкт-Петербурге Спалайкович позвонил российскому министру иностранных дел Сазонову с просьбой об экстренном приеме для консультаций.
Настольная лампа на столе министра горела всю ночь. К утру был составлен ответ Вене, который и по сей день в учебниках по дипломатической службе признается шедевром дипломатического искусства.
Белград в искусной форме, позволявшей не терять достоинства и лица, принимал одиннадцать пунктов из двенадцати, выставленных в австрийском ультиматуме. Casus belli, то есть поводом к войне стало требование о введении австрийских военно-полевых судов на территории Сербии. Это был двенадцатый, роковой пункт австрийского ультиматума, который даже таким искусным дипломатам, какими были Сазонов и Спалайкович, не удалось обойти. Принятие его означало унизительную капитуляцию. Но сербы не привыкли сдаваться.
Смущены были даже немцы. Кайзер Вильгельм, и так-то весьма скептически относившийся к престарелому императору Австро-Венгерской империи Францу-Иосифу, сказал: «Черт возьми! Прочтя такой ответ, я бы на месте этого старого осла счел себя вполне удовлетворенным».
Но австрийцы предпочли язык пушек: 28 июля их дальнобойные орудия начали обстрел приграничного тогда Белграда.
Лупить из пушек по Белграду – это все равно что стрелять по Гродно или Смоленску. Это была пощечина.
И вся великая держава пришла в движение. В Московском, Санкт-Петербургском, Одесском и Казанском военных округах 31 июля была объявлена полная мобилизация.
Германия в категоричной форме потребовала от России отменить мобилизацию. Германский посол в Санкт-Петербурге граф Пурталес явился в российский МИД за ответом на ультиматум. «Российское государство друзьями, а тем более братьями не торгует», – холодно ответил Сазонов. И тогда Пурталес вынул из портфеля заранее приготовленную бумагу. Это была нота об объявлении Германией войны России.
По всей стране к западным границам неслись литерные эшелоны, груженные пушками, боеприпасами, провиантом. Сотни тысяч мужиков-резервистов, покинувших свои Павловки и Ивановки под плач баб, облаченные в новенькие гимнастерки, поскрипывали новенькими сапогами. С Дона и Кубани под раздольные степные песни шли на рысях казачьи полки – лучшая конница в мире.
Между тем на Западном фронте немцы практически без боев прошли Бельгию. Брюссель сдался вообще без сопротивления. Германская армия ворвалась в северные департаменты Франции. Здесь сопротивление было, но все равно французские войска стали откатываться в глубь страны. Возникла прямая угроза Парижу. В российскую столицу понеслись отчаянные депеши с буквально мольбами немедленно открыть боевые действия на востоке.
17 августа русский Северо-Западный фронт в составе 1-й и 2-й армий, не успев закончить своего полного сосредоточения, перешел в наступление в Восточной Пруссии. Первой командовал генерал П. Ренненкампф, Второй – генерал А. Самсонов. По сходящимся направлениям обе армии наступали на Кенигсберг, тем самым готовя «котел» для всей восточнопрусской группировки противника.
В это время немцы основательно придушили французов на Марне. Но русское наступление вынудило немцев перебросить целых два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию на восток.
Мазурские болота… Или озера, если хотите поблагозвучнее. Первая армия обходила их с севера, Вторая – с юга. Все, казалось, развивалось прекрасно. 19 августа в бою у Сталлупенена наши вдребезги разгромили целый германский корпус. 20 августа на фронте Гумбинен – Гольдап случилось крупное сражение между 1-й русской и 8-й германской армиями. Немцы снова потерпели сокрушительное поражение и были вынуждены поспешно отступать; некоторые их корпуса потеряли до трети личного состава. Преследование деморализованных, полувыбитых немецких дивизий привело бы к их полному разгрому. Но вместо этого Ренненкампф объявил… дневку.
Победоносные войска встали. На недоуменные вопросы офицеров он небрежно бросил: «Почему я должен сражаться во славу Самсонова?»
Военная судьба уже сводила генералов лицом к лицу в русско-японскую войну, под Мукденом. Самсонов тогда командовал кавалерийской дивизией. Русская конная лава, казалось, уже опрокинула японцев в лихой атаке. Нужна была только хоть небольшая поддержка, которую Ренненкампф, стоявший во втором эшелоне, так и не оказал. В результате атака самсоновской кавалерии захлебнулась в крови. Через несколько дней Александр Васильевич на перроне Мукденского вокзала публично отвесил Ренненкампфу пощечину, добавив: «На вас кровь моих солдат, сударь! Я больше не считаю вас ни офицером, ни мужчиной. Если угодно, извольте прислать мне своих секундантов». Но секундантов тогда Ренненкампф не прислал. Он расплатился с обидчиком позже, в Мазурских болотах. Расплатился кровью русских солдат…
Итак, Ренненкампф «кушал кофий» в своем полевом шатре, а ничего не ведавший Самсонов продолжал движение вперед, сбивая мелкие арьергарды противника.
Немецкие военачальники Гинденбург и Людендорф дураками не были. Они отлично владели оперативной обстановкой. Они имели сводки радиоперехватов переговоров русских войск, которые, «не заморачиваясь шифрованием», шпарили в эфире открытым текстом, они даже знали о личных отношениях Самсонова и Ренненкампфа.
Между тем 2-я армия продолжала продвигаться на северо-запад, втягиваясь в гибельный мешок. Вот уже и Августовские леса. На всем пути – брошенные прусские фольварки, хутора и деревни. Ни единого жителя. Оно и понятно: немецкая пропаганда работала отменно. Со стен домов наши солдаты срывали свежеотпечатанные плакаты, на которых было изображено клыкастое чудовище в бурке и папахе, с налитыми кровью глазами. Внизу следовало пояснение: «Это – русский казак. Питается исключительно мясом немецких младенцев».
И вскоре произошло то, что и должно было произойти: кольцо захлопнулось. Два центральных русских корпуса 2-й, 13-й армий генерала Н. Клюева и 15-й – генерала
Н. Мартоса (кстати, потомка великого скульптора Мартоса, автора памятника Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве и Дюку Ришелье – в Одессе) оказались в окружении. Немцы начали войну на истребление: вокруг Августовских лесов по круговой курсировали их бронепоезда, осыпая окруженные русские войска градом снарядов. Тающие на глазах полки стояли насмерть. Поэтому они достойны, чтобы их сегодня помянуть. Всех. Поименно.
Невский. Софийский. Нарв-ский. Копорский. Можайский. Звенигородский. Дорогобужский. Каширский. Муромский. Нижегородский. Низовский. Симбирский. Черниговский. Полтавский. Кременчугский. Алексопольский. Донской 40-й казачий. Оренбургский 2-й казачий. И еще – четыре сотни Отдельного корпуса пограничной стражи. Какой надрывающий сердце перезвон колоколов плыл в те дни над этими русскими городами!..
Сам генерал Самсонов в окружение не попал. Но он потребовал себе коня, несмотря на все увещевания офицеров штаба армии. «Я должен быть там, где умирают мои солдаты…» – эти слова Александра Васильевича по праву занесены на скрижали воинской доблести Отечества. А потом генерал в одиночку, с шашкой и револьвером, перемахнул на коне через германские траншеи и благополучно добрался до своих окруженных войск. Он взял винтовку и лег вместе с бойцами в стрелковую цепь. Потом, уже будучи раненым, он отдал приказ на прорыв к своим. Шли по лесам. Командарм опирался на палку, поддерживаемый солдатами. Ночью сидевшие у костра офицеры услышали, как неподалеку сухо треснул одиночный выстрел. Бросившись на звук, они обнаружили за сосной бездыханное тело генерала Самсонова. Рука его сжимала револьвер…
И все-таки немалому числу из остатков окруженных корпусов удалось пробиться к своим. Вот как прорывался 144-й Каширский пехотный полк.
Свидетельствует немецкий обер-лейтенант Хельмут Вельтке: «Это было ужасно! Когда русские пошли на прорыв, наши тяжелые батареи открыли перекрестный огонь. Казалось, что русские повисли в воздухе, но они продолжали двигаться вперед. Хотя вернее сказать – плыть по небу».
И все-таки каширцы пробились. Причем полк не перестал быть полком, потому что поручик Свиридов вынес на себе полковое Знамя, обернутое вокруг себя под гимнастеркой. Подобного не было ни у французов, ни у англичан, ни у немцев. Это – чисто русское, непонятное для иноземцев, как, впрочем, и сама русская душа.
Александр ЧУДАКОВ
Итак, как же все начиналось девяносто пять лет назад? В июне 1914-го в Сараево, столицу Боснии, которая была тогда австрийским протекторатом, прибыл наследник австрийского престола Франц-Фердинанд. Сербы расценили этот визит как провокацию, и 28 июня в Сараеве прогремели выстрелы сербского гимназиста, члена сербского военно-патриотического общества «Черная рука» Гаврилы Принципа, сразившие Франца-Фердинанда и его супругу. 23 июля австрийцы выдвинули Белграду ультиматум. Выполнение всех его требований фактически вело Сербию к потере суверенитета.
Глубокой ночью посол Сербии в Санкт-Петербурге Спалайкович позвонил российскому министру иностранных дел Сазонову с просьбой об экстренном приеме для консультаций.
Настольная лампа на столе министра горела всю ночь. К утру был составлен ответ Вене, который и по сей день в учебниках по дипломатической службе признается шедевром дипломатического искусства.
Белград в искусной форме, позволявшей не терять достоинства и лица, принимал одиннадцать пунктов из двенадцати, выставленных в австрийском ультиматуме. Casus belli, то есть поводом к войне стало требование о введении австрийских военно-полевых судов на территории Сербии. Это был двенадцатый, роковой пункт австрийского ультиматума, который даже таким искусным дипломатам, какими были Сазонов и Спалайкович, не удалось обойти. Принятие его означало унизительную капитуляцию. Но сербы не привыкли сдаваться.
Смущены были даже немцы. Кайзер Вильгельм, и так-то весьма скептически относившийся к престарелому императору Австро-Венгерской империи Францу-Иосифу, сказал: «Черт возьми! Прочтя такой ответ, я бы на месте этого старого осла счел себя вполне удовлетворенным».
Но австрийцы предпочли язык пушек: 28 июля их дальнобойные орудия начали обстрел приграничного тогда Белграда.
Лупить из пушек по Белграду – это все равно что стрелять по Гродно или Смоленску. Это была пощечина.
И вся великая держава пришла в движение. В Московском, Санкт-Петербургском, Одесском и Казанском военных округах 31 июля была объявлена полная мобилизация.
Германия в категоричной форме потребовала от России отменить мобилизацию. Германский посол в Санкт-Петербурге граф Пурталес явился в российский МИД за ответом на ультиматум. «Российское государство друзьями, а тем более братьями не торгует», – холодно ответил Сазонов. И тогда Пурталес вынул из портфеля заранее приготовленную бумагу. Это была нота об объявлении Германией войны России.
По всей стране к западным границам неслись литерные эшелоны, груженные пушками, боеприпасами, провиантом. Сотни тысяч мужиков-резервистов, покинувших свои Павловки и Ивановки под плач баб, облаченные в новенькие гимнастерки, поскрипывали новенькими сапогами. С Дона и Кубани под раздольные степные песни шли на рысях казачьи полки – лучшая конница в мире.
Между тем на Западном фронте немцы практически без боев прошли Бельгию. Брюссель сдался вообще без сопротивления. Германская армия ворвалась в северные департаменты Франции. Здесь сопротивление было, но все равно французские войска стали откатываться в глубь страны. Возникла прямая угроза Парижу. В российскую столицу понеслись отчаянные депеши с буквально мольбами немедленно открыть боевые действия на востоке.
17 августа русский Северо-Западный фронт в составе 1-й и 2-й армий, не успев закончить своего полного сосредоточения, перешел в наступление в Восточной Пруссии. Первой командовал генерал П. Ренненкампф, Второй – генерал А. Самсонов. По сходящимся направлениям обе армии наступали на Кенигсберг, тем самым готовя «котел» для всей восточнопрусской группировки противника.
В это время немцы основательно придушили французов на Марне. Но русское наступление вынудило немцев перебросить целых два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию на восток.
Мазурские болота… Или озера, если хотите поблагозвучнее. Первая армия обходила их с севера, Вторая – с юга. Все, казалось, развивалось прекрасно. 19 августа в бою у Сталлупенена наши вдребезги разгромили целый германский корпус. 20 августа на фронте Гумбинен – Гольдап случилось крупное сражение между 1-й русской и 8-й германской армиями. Немцы снова потерпели сокрушительное поражение и были вынуждены поспешно отступать; некоторые их корпуса потеряли до трети личного состава. Преследование деморализованных, полувыбитых немецких дивизий привело бы к их полному разгрому. Но вместо этого Ренненкампф объявил… дневку.
Победоносные войска встали. На недоуменные вопросы офицеров он небрежно бросил: «Почему я должен сражаться во славу Самсонова?»
Военная судьба уже сводила генералов лицом к лицу в русско-японскую войну, под Мукденом. Самсонов тогда командовал кавалерийской дивизией. Русская конная лава, казалось, уже опрокинула японцев в лихой атаке. Нужна была только хоть небольшая поддержка, которую Ренненкампф, стоявший во втором эшелоне, так и не оказал. В результате атака самсоновской кавалерии захлебнулась в крови. Через несколько дней Александр Васильевич на перроне Мукденского вокзала публично отвесил Ренненкампфу пощечину, добавив: «На вас кровь моих солдат, сударь! Я больше не считаю вас ни офицером, ни мужчиной. Если угодно, извольте прислать мне своих секундантов». Но секундантов тогда Ренненкампф не прислал. Он расплатился с обидчиком позже, в Мазурских болотах. Расплатился кровью русских солдат…
Итак, Ренненкампф «кушал кофий» в своем полевом шатре, а ничего не ведавший Самсонов продолжал движение вперед, сбивая мелкие арьергарды противника.
Немецкие военачальники Гинденбург и Людендорф дураками не были. Они отлично владели оперативной обстановкой. Они имели сводки радиоперехватов переговоров русских войск, которые, «не заморачиваясь шифрованием», шпарили в эфире открытым текстом, они даже знали о личных отношениях Самсонова и Ренненкампфа.
Между тем 2-я армия продолжала продвигаться на северо-запад, втягиваясь в гибельный мешок. Вот уже и Августовские леса. На всем пути – брошенные прусские фольварки, хутора и деревни. Ни единого жителя. Оно и понятно: немецкая пропаганда работала отменно. Со стен домов наши солдаты срывали свежеотпечатанные плакаты, на которых было изображено клыкастое чудовище в бурке и папахе, с налитыми кровью глазами. Внизу следовало пояснение: «Это – русский казак. Питается исключительно мясом немецких младенцев».
И вскоре произошло то, что и должно было произойти: кольцо захлопнулось. Два центральных русских корпуса 2-й, 13-й армий генерала Н. Клюева и 15-й – генерала
Н. Мартоса (кстати, потомка великого скульптора Мартоса, автора памятника Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве и Дюку Ришелье – в Одессе) оказались в окружении. Немцы начали войну на истребление: вокруг Августовских лесов по круговой курсировали их бронепоезда, осыпая окруженные русские войска градом снарядов. Тающие на глазах полки стояли насмерть. Поэтому они достойны, чтобы их сегодня помянуть. Всех. Поименно.
Невский. Софийский. Нарв-ский. Копорский. Можайский. Звенигородский. Дорогобужский. Каширский. Муромский. Нижегородский. Низовский. Симбирский. Черниговский. Полтавский. Кременчугский. Алексопольский. Донской 40-й казачий. Оренбургский 2-й казачий. И еще – четыре сотни Отдельного корпуса пограничной стражи. Какой надрывающий сердце перезвон колоколов плыл в те дни над этими русскими городами!..
Сам генерал Самсонов в окружение не попал. Но он потребовал себе коня, несмотря на все увещевания офицеров штаба армии. «Я должен быть там, где умирают мои солдаты…» – эти слова Александра Васильевича по праву занесены на скрижали воинской доблести Отечества. А потом генерал в одиночку, с шашкой и револьвером, перемахнул на коне через германские траншеи и благополучно добрался до своих окруженных войск. Он взял винтовку и лег вместе с бойцами в стрелковую цепь. Потом, уже будучи раненым, он отдал приказ на прорыв к своим. Шли по лесам. Командарм опирался на палку, поддерживаемый солдатами. Ночью сидевшие у костра офицеры услышали, как неподалеку сухо треснул одиночный выстрел. Бросившись на звук, они обнаружили за сосной бездыханное тело генерала Самсонова. Рука его сжимала револьвер…
И все-таки немалому числу из остатков окруженных корпусов удалось пробиться к своим. Вот как прорывался 144-й Каширский пехотный полк.
Свидетельствует немецкий обер-лейтенант Хельмут Вельтке: «Это было ужасно! Когда русские пошли на прорыв, наши тяжелые батареи открыли перекрестный огонь. Казалось, что русские повисли в воздухе, но они продолжали двигаться вперед. Хотя вернее сказать – плыть по небу».
И все-таки каширцы пробились. Причем полк не перестал быть полком, потому что поручик Свиридов вынес на себе полковое Знамя, обернутое вокруг себя под гимнастеркой. Подобного не было ни у французов, ни у англичан, ни у немцев. Это – чисто русское, непонятное для иноземцев, как, впрочем, и сама русская душа.
Александр ЧУДАКОВ
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
