За войну должны оправдываться политики
«Нас встречали с цветами и с надеждой, что воцарится мир, с цветами и с надеждой, что воцарится мир, нас и провожали» Ровно двадцать лет назад, 15 февраля 1989 года, последние советские воинские подразделения были выведены из Афганистана. Для кого-то эта война – повод говорить о доблести советских солдат, для кого-то это черные страницы советской истории. Это вечная тема для дискуссий политиков и экспертов. Мы же своим собеседником выбрали солдата – человека, который сам прошел Афганистан и все видел собственными глазами. Александр Метла служил в 56-й десантно-штурмовой бригаде, которая дислоцировалась в Гардезе, за время службы в Афганистане досрочно получил звание подполковника, был награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За боевые заслуги».
Ровно двадцать лет назад, 15 февраля 1989 года, последние советские воинские подразделения были выведены из Афганистана. Для кого-то эта война – повод говорить о доблести советских солдат, для кого-то это черные страницы советской истории. Это вечная тема для дискуссий политиков и экспертов. Мы же своим собеседником выбрали солдата – человека, который сам прошел Афганистан и все видел собственными глазами. Александр Метла служил в 56-й десантно-штурмовой бригаде, которая дислоцировалась в Гардезе, за время службы в Афганистане досрочно получил звание подполковника, был награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За боевые заслуги». В мирное время, уже в Республике Беларусь, к его боевым наградам добавился орден «За службу Родине» 3-й степени. Сейчас полковник запаса живет в Минске, воспитывает четверых внуков. Семь лет назад Александр Метла создал и возглавил благотворительный Фонд помощи воинам-интернационалистам «Память Афгана».
– Афганистан был для нас абсолютно непонятной страной, – признается Александр Михайлович. – Это неизбежно, когда из современного технологического мира ты попадаешь в страну, где сохранены родоплеменные отношения и люди живут на уровне средневековья. Правда, и в этой средневековой жизни нередко можно было увидеть афганца, который пашет примитивной сохой, а на сохе висит навороченный японский магнитофон, передающий их молитвы. Я уже не говорю о том, что почти каждый ходил с современным автоматом Калашникова.
– Как афганцы относились к советскому присутствию, к нашим военным?
– Там, где мы были, нас поддерживали, хотя контролировали мы только 20 процентов территории. Эти люди хотели новой жизни, хотя и не совсем понимали ее. А мы хотели им в этом помочь: организовали райком партии, райком комсомола, то есть строили их общество по подобию своего. Дети ходили в школу, женщины стали носить более современную одежду. Мы пытались в меру своих сил наладить жизнь населения, и люди довольно лояльно и с пониманием к этому относились. Кроме того, от нас они получали большую материальную помощь. Народ был очень бедный, и люди радовались всему, начиная от резиновых галош и заканчивая мукой, сахаром, другими продуктами. Я уж не говорю о медицинской помощи, потому как для афганцев она была абсолютно недоступна. Наших рядовых санинструкторов они считали настоящими профессорами и волшебниками.
Очень уважали и тех из нас, кто знал их религию и обычаи. Скажем, нашим переводчиком был таджик по национальности, который прекрасно знал Коран. Его афганцы всегда слушали и почитали, поскольку сами в своем большинстве Коран знали не очень хорошо. Наш переводчик даже муллу как-то поставил на место, хотя мулла был довольно влиятельным человеком. Так что все знали, включая бандитов, что, если хотя бы волос упадет с головы нашего переводчика, его обидчику несдобровать. Поэтому он решал все проблемы, мог даже к «душманам» пойти спокойно.
– А остальное население, которое жило на не контролируемой советскими войсками территории, как вас воспринимало?
– По-разному. Некоторые сотрудничали с нами, но большинство все же помогало моджахедам. Только не было в этом большой политики. Попросту банды держали население в страхе. Попробуй что-нибудь не сделать для них или не выполнить их приказ – смерть. А если бандиты узнавали, что кто-то из местных работает на нас, горе было всей его семье. Поэтому мы и наша разведка старались работать очень аккуратно, чтобы не подставлять местных.
Иногда население не шло на контакт принципиально, как это было, например, во время операции «Магистраль» – последней большой операции, которая проводилась в конце 1987 – начале 1988 года. Тогда «душманы» блокировали Хост. Город был лишен продовольствия, закончились боеприпасы, потому что наши войска оттуда уже ушли, а остались только «зеленые», как мы называли войска правительства. Было принято решение срочно доставить туда помощь. Дорога пролегала через территории племени Джадран, нужно было пройти более 100 км. Надо сказать, что за девять лет наши войска ни разу там не проходили, поэтому жизнь шла здесь по традициям племени. Около месяца шли переговоры, в обмен на беспрепятственный проход мы предлагали несколько сотен новых «КамАЗов», но афганцы не согласились. И тогда пришлось использовать бомбардировочную авиацию, задача была решена силовым путем. Кстати, события, показанные в фильме «9 рота», именно в то время проходили. Я сам в этой операции получил контузию, поэтому эта операция для меня осталась особо памятной.
– Вы говорите, что большинство населения Афганистана сотрудничало с моджахедами из страха. И только?
– Нет, очень часто еще и за деньги. Ведь это были нищие люди. Принцип был простой. В деревню приезжали моджахеды, привозили мины. Расценки точно не помню, скажем, каждая стоила 10 тысяч афгани. Местный житель мину купил, поставил. На ней подорвался БТР, погиб советский офицер, солдат. Обо всем этом составлялся отчет, и сельчанин получал плату – при этом на потраченных 10 тысячах зарабатывал он тысяч 500. Естественно, он опять покупал мины. На все были свои расценки: на БТР, на танк, на убитого советского офицера, на убитого прапорщика и т.д. То есть это была скорее коммерция, чем проявление некоего народного гнева против нас. Иногда из-за денег целые банды воевали насмерть между собой.
– У моджахедов было, как правило, зарубежное оружие. Откуда оно бралось?
– Если бы зарубежные страны не обеспечивали их оружием, причем очень современным, война закончилась бы в первый же год. Основная задача, особенно в 1987-1988 годах, заключалась именно в перекрытии караванных путей, по которым шел поток оружия. Именно тогда моджахеды начали сбивать очень много наших самолетов. Нужно было прекратить доставку оружия, боеприпасов, зенитных установок, в частности, из Пакистана, потому что контрабанда тогда достигла колоссальных масштабов. Это были и «Стингеры», и установки китайского производства.
– Но где моджахеды учились пользоваться всем этим вооружением?
– В специальных лагерях. В том же Пакистане, например. Обучали их разные инструкторы: и американские, и английские, и китайские, и пакистанские. Эти советники работали тоже за деньги, но при этом были профессионалами в своем деле. Профессионально вели разведку, имели своих информаторов среди афганцев, в том числе офицеров национальной армии Афганистана. Многие наши операции поэтому еще до начала были известны бандитам. Мы такие операции называли «дырявый бредень».
– Когда-нибудь в этот «бредень» попадались сами инструкторы?
– Попадались, конечно. Иногда, правда, такие истории заканчивались трагически. Наш начальник разведки майор Винник погиб, когда захватили иностранных советников. У них изъяли документы, но не очень хорошо обыскали, поэтому, когда майор подошел к одному из задержанных, у того уже был в руке пистолет. Он выстрелил в упор, потом ранил сержанта и сбежал. Остались только его документы – оказалось, что это был американец.
– Сейчас Афганистан, находящийся уже под контролем войск НАТО, стал главным мировым производителем наркотиков. Когда там были советские войска, наркотрафик в этой стране также процветал?
– Возможно, наркотики и производились где-то в определенных количествах. Но за всю историю службы в Афганистане я не слышал, чтобы где-то был перехвачен караван с наркотиками. Самой большой добычей были два килограмма героина, которые мы ликвидировали. Попадались боеприпасы, караваны с оружием, амуницией, лекарственными средствами, но наркотиков практически не было. Если и было что-то, то легкое, вроде анаши. Но ни о каких заводах по производству героина в наше время речь не шла.
И вот смотрите, мы ушли. Через 10 лет те, кто воевал с нами, начали воевать с талибами, хотя талибы всю наркоту уничтожили вообще, и это одна из немногих положительных сторон их временного успеха. Затем талибов выбили войска НАТО – и что получилось? Наркотики начали производить как сахар – мешками, тюками, тоннами. И никто не знает, как с этим справиться. Наркотики попадают и в Россию, и в Европу. И они хуже, чем терроризм, поскольку губят жизни в основном молодых людей.
– Выходит, советские войска были все-таки эффективнее натовских?
– Чем дальше уходит время, тем трезвее становится оценка тех событий. Сейчас все прекрасно понимают, что, по сути, это была первая схватка с террористами, первая попытка прекратить распространение этой заразы, которая финансировалась США. Ведь именно американцы поставляли в Афганистан самое современное вооружение, включая «Стингеры», которые потом оказались в руках террористов.
Так что если объективно посмотреть на события, то наше присутствие было действенным заслоном против терроризма, этого зла, которое перекочевало в XXI век. Тогда еще никто не понимал, что созданный и подпитываемый терроризм – это как джинн в бутылке, которого оттуда вытащили, а загнать обратно уже невозможно.
Теперь, когда в стране находятся войска НАТО, перемен к лучшему тоже не видно. НАТО бессильно навести порядок. Теперь, когда наши офицеры туда ездят, афганцы прямо говорят, что «шурави» (то есть советские солдаты) были достойными воинами, а нынешние войска – собрание трусов. Поэтому, думаю, о том, что мы ушли, сегодня жалеют даже наши бывшие враги.
К слову, сегодня в Беларуси у нас очень хорошие отношения с афганской диаспорой. Это те афганцы, которые учились в Советском Союзе, потом воевали в Афганистане, а потом, понимая безысходность, эмигрировали.
– С высоты времени сегодня многие готовы оправдать войну в Афганистане. Что вы об этом думаете?
– За войну должны оправдываться политики. Солдат, офицер за войну не оправдываются. Военные люди подчиняются приказу, невыполнение которого является преступлением. А вот политики должны быть мудрее, обязаны крепко думать, прежде чем начинать войну. Если учесть, что любая война заканчивается миром, то лучший принцип избежать войны – не начинать ее. Это всегда возможно.
Беседу вела
Дарья СОЛОГУБ