Русские душою…
О том, как остро нуждается наш компьютерный век в гениальных поэтах и талантливых прозаиках, говорили в Минске русисты России и Белоруссии
О том, как остро нуждается наш компьютерный век в гениальных поэтах и талантливых прозаиках, говорили в Минске русисты России и Белоруссии Вообще-то на 17-й Международной научно-практической конференции русистов, которая проходила в белорусской столице под эгидой Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ), обсуждались технологии обучения русскому иностранных студентов. Но в кулуарах пленарных и секционных заседаний русисты из разных стран обсуждали происходящие с языком перемены.
От великого до смешного – один клик
Тот, кто бывает в русскоговорящей глубинке и периодически заглядывает в Интернет, наверняка подметил закономерность: носители русского языка в быту неуклонно тяготеют к сниженной и упрощенной лексике.
В родной деревне моего отца матом, правда, не ругаются – с его помощью вполне миролюбиво контактируют друг с другом и объясняются с домашней скотиной. В классе старшего сына мата пока нет. Подростки предпочитают общаться на «олбанском» новоязе завсегдатаев Интернета: «голимо», «афтар жжот», и «ханжа, убей сибя аб стену!»
В Белорусском государственном медицинском университете, где собрались русисты, более 30 лет обучаются иностранные студенты примерно из 50 стран. Поэтому вопрос о том, кто грамотнее и красивее изъясняется по-русски – белорусская глубинка или граждане других стран, – я задала заведующему кафедрой белорусского и русского языков БГМУ Валерию Белому.
– Иностранные студенты подчас знают о русском языке больше, чем наши соотечественники, и могут помочь белорусским однокурсникам в выполнении домашних заданий, – признал он. – Хотя, с другой стороны, глубинка и не должна разговаривать на литературном языке – это язык людей, работающих в сфере образования, науки, культуры. Для глубинки достаточно, чтобы она могла объясняться просто на хорошем русском языке.
Упрощение и «опросторечивание» русского языка, по мнению Валерия Белого, – большая современная проблема. Но лингвисты, к сожалению, не вправе утверждать языковые нормы законодательно.
Шелуха слетит, ядро останется
Имеющие дело с иностранцами лингвисты то ли в шутку, то ли всерьез утверждают, что за рубежом Россию знают по двум побившим все рекорды долголетия вещам – автомату Калашникова и учебнику «Русский язык в упражнениях» С. Хаврониной.
Книга профессора кафедры русского языка и методики его преподавания Российского университета дружбы народов Серафимы Хаврониной была издана более 70 раз на двадцати языках, включая арабский, китайский, японский и хинди. В 2008 году учебному изданию исполнится 45 лет. Хотя статистика утверждает, что средняя продолжительность жизни учебника иностранного языка – 5-6 лет, по истечении которых книга устаревает морально и технологически.
– Большинство авторов книг исходят из собственных представлений об учебнике, – охотно раскрывает секрет популярности издания Серафима Алексеевна. – Мы с соавтором шли «от аудитории»: готовили материал для каждого занятия, прокатывали упражнения в аудиториях, анализировали, затем раздали коллегам первое издание и вновь анализировали… Написанный практикой учебник устраивает всех: хотя от издания к изданию книга совершенствуется, ее костяк, стиль, форма подачи материала остаются неизменными.
По мнению уважаемого профессора, изменения, которые происходят в русском языке, иностранцев касаются мало. «Ядерная» лексика остается неизменной. А разговорные словечки, ненормативная лексика все равно со временем уйдут как наносная шелуха.
Кстати, социолингвисты подсчитали, сколько слов надо выучить для устного общения в обиходно-бытовой и социокультурной сферах. Оказалось, не так уж много – всего около двух тысяч. А вот чтобы читать Пушкина и Достоевского, Набокова и Тургенева, нужен богатейший словарный запас.
Татьяна Ларина «олбанским» не владела
Академик Российской академии образования, президент Государственного института русского языка имени Пушкина (Москва), доктор филологических наук Виталий Костомаров любит задать студентам провокационный вопрос: на каком языке писала письмо Онегину Татьяна Ларина?
– На русском, – вспомнив «Татьяна, русская душою…», предположила я.
– «Романов наших не читала и объяснялася с трудом на языке своем родном», – возразил Виталий Григорьевич. – Не было у нее возможности признаться по-русски. Не нашла бы она соответствующих моменту слов.
В русском языке традиционно есть три слоя: торжественный, разговорный, но в пределах литературной нормы, и свободный, немного разболтанный, – как правило, устный. Сейчас наблюдается явление, что высокий стиль перестал интересовать людей: самые высокие материи, судьбоносные вопросы излагаются разговорным стилем. А торжественный кажется скомпрометированным предыдущими эпохами.
По наблюдениям Виталия Костомарова, свято место пусто не бывает, низкий стиль все больше занимает позиции среднего. Это естественный процесс, в истории всегда так было. В Пушкинские времена, например, высокий стиль, который зафиксирован в текстах Тредиаковского, перестал удовлетворять общество, появилось желание как-то смягчить этот блеск славянщины. Карамзин успешно делал это, употребляя французские слова. Пушкин, «абсолютно гениальный человек, потому что все свои теоретические построения подкреплял великолепными текстами», такой подход не устраивал: язык лишался национальных и исторических корней. И ему удалось возвысить средний слой русского языка, вновь выстроить триаду, уже другого типа. Стиль Тредиаковского сегодня остался только в церкви, и то преобразованным. Если бы Татьяна воспользовалась им, Онегин не смог бы читать письмо без смеха.
Современники ругали Александра Сергеевича за недопустимую вольность. Говорили, что язык поэмы «Руслан и Людмила» выглядит столь же уместным, как если бы на заседание Дворянского собрания явился мужик в армяке и заявил: «Здорово, ребята!» Но тексты поэта были настолько умны, хороши и эстетичны, что сами собой западали в душу.
Возможно ли сегодня повторение феномена Пушкина?
– Думаю, что не только возможно, но наверняка это повторится, естественно, на другой основе, – высказал предположение Виталий Костомаров. – Ситуация сегодня такая же, как во времена Пушкина: художественные тексты советского времени сейчас не читабельные, они вызывают у нас улыбку. В обиходе много иностранных заимствований – правда, не французских, а английских, точнее, американского варианта английского языка. Должен быть новый синтез. Ждем!
Современному Пушкину, правда, придется труднее, чем Александру Сергеевичу, потому что развитие техники и технологий наряду с книжными и разговорными текстами породило третий тип – массмедийные или массово-коммуникативные тексты.
– В отличие от разговорных текстов они пронизаны не только повседневными темами, но и более серьезными – политикой, идеологией, производством, – заметил академик. – В разговорной речи обычно этого нет. Но так же, как разговорные, массмедийные тексты имеют возможность воспроизвести не только языковую часть нашего общения, но и неязыковые носители смысла, то есть передать цвет, картину, мимику, громкость, движение. Смотря телепередачу, мы, как и в разговоре, получаем очень много невербальной информации. Телетексты, действуя на глаза и слух, порой исключают разум. Их роль в языковом развитии пока до конца не ясна.
От великого до смешного – один клик
Тот, кто бывает в русскоговорящей глубинке и периодически заглядывает в Интернет, наверняка подметил закономерность: носители русского языка в быту неуклонно тяготеют к сниженной и упрощенной лексике.
В родной деревне моего отца матом, правда, не ругаются – с его помощью вполне миролюбиво контактируют друг с другом и объясняются с домашней скотиной. В классе старшего сына мата пока нет. Подростки предпочитают общаться на «олбанском» новоязе завсегдатаев Интернета: «голимо», «афтар жжот», и «ханжа, убей сибя аб стену!»
В Белорусском государственном медицинском университете, где собрались русисты, более 30 лет обучаются иностранные студенты примерно из 50 стран. Поэтому вопрос о том, кто грамотнее и красивее изъясняется по-русски – белорусская глубинка или граждане других стран, – я задала заведующему кафедрой белорусского и русского языков БГМУ Валерию Белому.
– Иностранные студенты подчас знают о русском языке больше, чем наши соотечественники, и могут помочь белорусским однокурсникам в выполнении домашних заданий, – признал он. – Хотя, с другой стороны, глубинка и не должна разговаривать на литературном языке – это язык людей, работающих в сфере образования, науки, культуры. Для глубинки достаточно, чтобы она могла объясняться просто на хорошем русском языке.
Упрощение и «опросторечивание» русского языка, по мнению Валерия Белого, – большая современная проблема. Но лингвисты, к сожалению, не вправе утверждать языковые нормы законодательно.
Шелуха слетит, ядро останется
Имеющие дело с иностранцами лингвисты то ли в шутку, то ли всерьез утверждают, что за рубежом Россию знают по двум побившим все рекорды долголетия вещам – автомату Калашникова и учебнику «Русский язык в упражнениях» С. Хаврониной.
Книга профессора кафедры русского языка и методики его преподавания Российского университета дружбы народов Серафимы Хаврониной была издана более 70 раз на двадцати языках, включая арабский, китайский, японский и хинди. В 2008 году учебному изданию исполнится 45 лет. Хотя статистика утверждает, что средняя продолжительность жизни учебника иностранного языка – 5-6 лет, по истечении которых книга устаревает морально и технологически.
– Большинство авторов книг исходят из собственных представлений об учебнике, – охотно раскрывает секрет популярности издания Серафима Алексеевна. – Мы с соавтором шли «от аудитории»: готовили материал для каждого занятия, прокатывали упражнения в аудиториях, анализировали, затем раздали коллегам первое издание и вновь анализировали… Написанный практикой учебник устраивает всех: хотя от издания к изданию книга совершенствуется, ее костяк, стиль, форма подачи материала остаются неизменными.
По мнению уважаемого профессора, изменения, которые происходят в русском языке, иностранцев касаются мало. «Ядерная» лексика остается неизменной. А разговорные словечки, ненормативная лексика все равно со временем уйдут как наносная шелуха.
Кстати, социолингвисты подсчитали, сколько слов надо выучить для устного общения в обиходно-бытовой и социокультурной сферах. Оказалось, не так уж много – всего около двух тысяч. А вот чтобы читать Пушкина и Достоевского, Набокова и Тургенева, нужен богатейший словарный запас.
Татьяна Ларина «олбанским» не владела
Академик Российской академии образования, президент Государственного института русского языка имени Пушкина (Москва), доктор филологических наук Виталий Костомаров любит задать студентам провокационный вопрос: на каком языке писала письмо Онегину Татьяна Ларина?
– На русском, – вспомнив «Татьяна, русская душою…», предположила я.
– «Романов наших не читала и объяснялася с трудом на языке своем родном», – возразил Виталий Григорьевич. – Не было у нее возможности признаться по-русски. Не нашла бы она соответствующих моменту слов.
В русском языке традиционно есть три слоя: торжественный, разговорный, но в пределах литературной нормы, и свободный, немного разболтанный, – как правило, устный. Сейчас наблюдается явление, что высокий стиль перестал интересовать людей: самые высокие материи, судьбоносные вопросы излагаются разговорным стилем. А торжественный кажется скомпрометированным предыдущими эпохами.
По наблюдениям Виталия Костомарова, свято место пусто не бывает, низкий стиль все больше занимает позиции среднего. Это естественный процесс, в истории всегда так было. В Пушкинские времена, например, высокий стиль, который зафиксирован в текстах Тредиаковского, перестал удовлетворять общество, появилось желание как-то смягчить этот блеск славянщины. Карамзин успешно делал это, употребляя французские слова. Пушкин, «абсолютно гениальный человек, потому что все свои теоретические построения подкреплял великолепными текстами», такой подход не устраивал: язык лишался национальных и исторических корней. И ему удалось возвысить средний слой русского языка, вновь выстроить триаду, уже другого типа. Стиль Тредиаковского сегодня остался только в церкви, и то преобразованным. Если бы Татьяна воспользовалась им, Онегин не смог бы читать письмо без смеха.
Современники ругали Александра Сергеевича за недопустимую вольность. Говорили, что язык поэмы «Руслан и Людмила» выглядит столь же уместным, как если бы на заседание Дворянского собрания явился мужик в армяке и заявил: «Здорово, ребята!» Но тексты поэта были настолько умны, хороши и эстетичны, что сами собой западали в душу.
Возможно ли сегодня повторение феномена Пушкина?
– Думаю, что не только возможно, но наверняка это повторится, естественно, на другой основе, – высказал предположение Виталий Костомаров. – Ситуация сегодня такая же, как во времена Пушкина: художественные тексты советского времени сейчас не читабельные, они вызывают у нас улыбку. В обиходе много иностранных заимствований – правда, не французских, а английских, точнее, американского варианта английского языка. Должен быть новый синтез. Ждем!
Современному Пушкину, правда, придется труднее, чем Александру Сергеевичу, потому что развитие техники и технологий наряду с книжными и разговорными текстами породило третий тип – массмедийные или массово-коммуникативные тексты.
– В отличие от разговорных текстов они пронизаны не только повседневными темами, но и более серьезными – политикой, идеологией, производством, – заметил академик. – В разговорной речи обычно этого нет. Но так же, как разговорные, массмедийные тексты имеют возможность воспроизвести не только языковую часть нашего общения, но и неязыковые носители смысла, то есть передать цвет, картину, мимику, громкость, движение. Смотря телепередачу, мы, как и в разговоре, получаем очень много невербальной информации. Телетексты, действуя на глаза и слух, порой исключают разум. Их роль в языковом развитии пока до конца не ясна.
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
