После боя сердце просит музыки вдвойне

Точнее, стать первым слушателем его устных рассказов и высказать по ним замечания, если таковые вдруг возникнут. Но какие там замечания! Все, что извлекал из своей памяти Богословский, не нуждалось ни в какой редактуре. В его квартире в знаменитой сталинской высотке на Котельнической набережной в Москве я провел несколько незабываемых вечеров. С разрешения Никиты Владимировича я записывал наши беседы на диктофон, догадываясь, что в его книгу уместится лишь малая часть из рассказов композитора. Так, при наших встречах я много расспрашивал Богословского о песне «Темная ночь». 

По словам композитора, с этой песней у него произошла удивительная история. В 1942 году на ташкентской киностудии снимался фильм «Два бойца». Звучать в нем должна была только симфоническая музыка, никаких песен не предусматривалось. Как-то вечером к Богословскому зашел режиссер-постановщик картины Леонид Луков и сказал, что песня все-таки нужна, никак не получается без нее сцена в землянке. И так он эмоционально показал, что хотел бы видеть в картине, какой по настроению ему представлялась сцена, что Никита Владимирович тут же сел к роялю и сыграл всю мелодию «Темной ночи» от начала до конца, без остановки. 

По его словам, такое чудо произошло с ним в первый раз в жизни: на сочинение музыки ушло ровно столько времени, сколько она исполняется. Лукову мелодия понравилась, он загорелся и, хотя было уже довольно поздно, отправился будить поэта Владимира Агатова. Тот тоже быстро, практически без помарок написал к песне стихи. Далее, уже глубокой ночью, не откладывая дело на завтра, друзья растормошили Марка Бернеса. Тут надо сказать, что он обычно подолгу разучивал песни – по три месяца и больше. Не давал покоя композиторам и поэтам, звонил по ночам: мол, хорошо бы переделать такую-то ноту, такую-то строчку. «Мы даже избегали показываться ему на глаза в такие периоды», – заметил Богословский. 

Но тут Бернес всех просто удивил: песню он выучил мгновенно, с полуслова. Раз пошло такое дело, соавторы фильма каким-то образом достали той же ночью машину, взяли с собой гитариста, поехали на киностудию, совершили там административное правонарушение – сорвали замок с двери звукопавильона и записали фонограмму, под которую утром уже отсняли целиком сцену в землянке. Но и на этом история создания песни не заканчивается. После выхода фильма «Два бойца» было решено выпустить пластинку с песней «Темная ночь», но уже в исполнении не Марка Бернеса, а невероятно популярного в те годы Ивана Козловского. Однако матрица с записью песни неожиданно оказалась испорченной. 

Как выяснилось, она пострадала от… слез работницы завода грампластинок, которая не смогла сдержать чувств при прослушивании песни. Так что в свет «Темная ночь» вышла только со второй матрицы. В «Двух бойцах», как известно, исполняется еще одна песня – «Шаланды, полные кефали». Удивительное дело, эта шуточная одесская песенка бесконечно далека от военной темы, но воспринимается теперь как фронтовой фольклор. И вновь прямая речь Богословского: «Я ленинградец, одесскими песнями никогда прежде не интересовался, не знал их. А в фильм нужно было вставить как раз нечто относящееся к «одесскому жанру». Подумали-подумали мы и решили поступить просто – дали в газету объявление: кто знает одесские песни, просьба явиться на киностудию. И привалила к нам огромная толпа! Начиная с седобородых профессоров и кончая людьми, при виде которых было непонятно, почему они еще на свободе. И все они наперебой предлагали огромное количество песен, уверяя, что это и есть самые-самые одесские. Так что «Шаланды» – продукт в некотором роде народный».

Фильм спасла Лизавета Большинство всенародно любимых фронтовых песен были написаны для кино. Именно музыкой к фильмам и прославился больше всего Никита Богословский. Вот как он рассказывал про кинокартину «Александр Пархоменко» и написанную им для нее песню со словами «Ты ждешь, Лизавета, от друга привета…». – Этот фильм памятен для меня прежде всего тем, что я чуть было не оказался в нем в роли поэта. К сцене фронтовой свадьбы понадобилась по сценарию шуточная песенка, которую исполняли для жениха и невесты два дружка, их играли великолепные артисты Степан Каюков и Петр Алейников. У них были гитары, украшенные бантами, сами они – разодеты в такие нарядные русские рубахи, с пышными чубами. В общем, колоритная сцена. Я сравнительно быстро написал мелодию песни, но, как на грех, под рукой не оказалось ни одного поэта: кто на фронте, кто в эвакуации. А время идет, торопит. И тогда я набрался нахальства и предложил режиссеру Лукову себя в качестве автора текста. Получилась ужасная чепуха, но режиссеру почему-то понравилось. «Да-да, – сказал он, – это как раз то, что надо».

Артисты, однако, думали иначе, но ладно. Сняли сцену, записали фонограмму, посмотрели – теперь уже и режиссер убедился, что ничего хорошего не получилось. Музыка в народном, лирическом стиле, а слова ерундовые. Луков на меня разозлился и стал орать, что я загубил сцену. Хотел из-за этого даже вообще выбросить ее, чтобы спасти фильм. Но тут, к счастью, на студии появился поэт Евгений Долматовский, который приехал в Ташкент, чтобы навестить семью. Он посмотрел мои вирши и произнес слова, еще более резкие, чем режиссер с артистами. И написал новые стихи, которые теперь всем хорошо известны: «Ты ждешь, Лизавета, от друга привета, ты не спишь до рассвета, все грустишь обо мне». Во время нашей беседы я долго выпытывал у Никиты Владимировича, что же такого ужасного сочинил он, что чуть не погубил фильм. Да чепуху, недостойную упоминания, отнекивался композитор, но в конце концов процитировал себя: Лучок да картошка, Огурчик соленый, Мировая закуска в огороде растет. 

Что нужно мне в жизни? Лишь садик зеленый, свой зеленый садик-огород. Маршал сказал: «Отлично!» Шутки шутками, но за некоторые свои песни Никита Богословский в 1940-е годы подвергался партийными кураторами искусства куда как более серьезным проработкам, особенно за песни из фильма «Большая жизнь» («Спят курганы темные», «Три года ты мне снилась»). Обвинялся в пошлости, «кабацких интонациях»… К моему величайшему удивлению, Никита Владимирович весьма легкомысленно вспоминал об этих, безусловно, мрачных эпизодах свой жизни: «Что было, то было...» 

А по поводу «искусствоведческих оценок» тех лет снова припомнил забавные истории. В 1944 году Богословского прикомандировали к Карельскому фронту. Тогда же он написал на стихи Павла Шубина «Северный вальс». Члену военного совета фронта генералу Терентию Фомичу Штыкову музыка решительно не понравилась. Он безапелляционно заявил композитору, что мелодия банальная, не запоминается, какая-то расслабляющая – и снял «Северный вальс» из репертуара фронтового ансамбля песни и пляски.

– Прошло какое-то время, – вспоминал Никита Владимирович, – и вот мои сочинения захотел послушать командующий фронтом маршал Мерецков. Я попросил ансамбль исполнить в числе других песен и «Северный вальс». «Да это же просто прелесть! – воскликнул маршал. – Как раз то, что нужно нашим солдатам». Он повернулся к члену военного совета и спросил: «А как ваше мнение?» «Прекрасная песня! – ответил мгновенно Штыков. – Лучшее из всего, что мы прослушали, я ее всегда одобрял и даже напевал». Похожая история была и с другой, еще довоенной песней Никиты Богословского – «Любимый город» на стихи Евгения Долматовского из фильма «Истребители».

Директор Киевской киностудии Зиновий Ицков поначалу распорядился ее полностью переделать, мол, в таком виде песня не годится. Но ни композитор, ни поэт ничего в ней менять не стали – ни ноты, ни строчки. А просто спустя какое-то время сказали директору, что послушались его совета и записали новую, теперь уже полностью переделанную песню и дали послушать всю ту же, старую. Ицков строго обвел взглядом соавторов и вынес резюме: «Ну наконец-то получилось то, что надо. Ведь можете, черти, когда захотите!»

Между прочим, когда Богословский был прикомандирован к Карельскому фронту, ему вручили офицерские погоны с капитанскими звездочками, а в военный билет записали должность – «фронтовой композитор». По передовым позициям он разъезжал в основном с артистами военного ансамбля песни и пляски. «Приходилось бывать и в довольно опасных местах, – заметил Никита Владимирович. – Например, на станции Лоухи, которую беспрестанно бомбили немцы». Для Карельского фронта он написал цикл песен, которые ныне считаются военной песенной классикой. Помимо уже упоминавшегося «Северного вальса», это «Песня гнева» и «Карелия». Близкое, непосредственное знакомство с фронтовой жизнью очень помогло композитору и при создании симфонической повести «Василий Теркин». Кстати сказать, в современные сборники песен Великой Отечественной войны составители часто включают и написанную Богословским еще до войны песенку Дженни из фильма «Остров сокровищ» («Я на подвиг тебя провожала»). Никита Владимирович этому не удивлялся: «Тема мужества, тема подвига – они ведь характерны для любого времени, вне зависимости от того, мирное оно или военное». Последним военным произведением Никиты Богословского стала песня «Тюльпаны мая», написанная им к 50-летию Победы. Исполнялась она в московском Колонном зале.