Гитлеровские головорезы для большинства своих кровавых экспедиций подбирали звучные поэтические названия: «Серебристая лиса», «Праздник урожая», «Теплый ветер», «Волшебная флейта», «Майская гроза». Вот и самую жестокую карательную операцию против народных мстителей Освейско-Россонской партизанской зоны немцы назвали в том же стиле – «Зимнее волшебство».
Началась она 14 февраля 1943 года, а завершилась 20 марта, пройдя огненным колесом по Освейскому, Россонскому, Дриссенскому и Полоцкому районам. Только на Освейщине фашисты уничтожили более 6000 мирных жителей, две трети из которых были дети. Более 3000 человек отправили в концлагеря. Да и сам Освейский район фактически был стерт с лица земли – в нем не осталось ни одного целого строения.
Свидетели рассказывали страшные вещи:
…В деревню Кохановичи вошли партизаны и онемели – грудных детей каратели распяли на заборах.
…В деревне Росица сожгли более полутора тысяч человек. Одна женщина вырвалась из сарая и побежала. Ее догнали, подняли на штыки и бросили в огонь...
…В деревне Липовки из 96 дворов в 42-х жили родственники Валентины Васильевны Пилюшиной; после того, как в ней побывали каратели, из всего большого рода она осталась одна.
...Когда жгли людей в деревне Сарья, жена фронтовика Александра Шаврака попыталась спасти дочь, которой было несколько месяцев от роду. Она отбросила ее в сторону, когда людей гнали в сарай. Фашист поднял малышку за ножку, ударил головой об угол и бросил в пламя.
Изверги применяли против мирных жителей самые изощренные методы истязаний – били резиновыми палками, подвешивали на крюки за челюсть или ребра, загоняли большие гвозди в голову или грудь.
В деревне Пустельники партизаны нашли женщину, которую фашисты распяли, а потом разожгли у нее на животе огонь.
На спине 8-летнего мальчика из деревни Беляны каратели вырезали пятиконечную звезду, а затем бросили его в горящий дом. Такая же страшная участь постигла семью Жоровых из деревни Борисово.
В деревню Юзефово фашистские изверги согнали людей из окрестных деревень и тех, кого поймали в окрестных лесах, часть сожгли, а большинство расстреливали и топили в реке Свольна.
Из тысяч людей – жителей Освейского и Дриссенского районов (после войны их объединили в один – Верхнедвинский), прошедших через немецкие концентрационные лагеря, в живых остались несколько сотен. Во всех концлагерях у белорусских детей брали кровь для раненых немецких солдат. У многих сразу всю.
Каратели сожгли все 158 деревень Освейщины. А во всем нынешнем Верхнедвинском районе – 426, 186 из которых так и не возродились. Более 300 населенных пунктов нынешней Верхнедвинщины были сожжены вместе с их жителями – полностью или частично.
Как ни странно, в Беларуси в советское время не так много было установлено памятников партизанам, а скромные памятники или просто кресты на месте сожженных деревень ставили те, кто остался в живых или вернулся с фронта. И эти раны болят и кровоточат до сих пор, потому что живы еще те, у кого война отняла детство, кто сполна хлебнул горя во время оккупации и чья юность пришлась на полуголодные послевоенные годы.
О зверствах фашистов на Освейщине мне рассказал Антон Буболо. Он помнит войну по рассказам старших, ведь в те дни, когда каратели тотально истребляли его земляков, ему было всего пять месяцев. Как вспоминала потом его мать, в феврале 43-го из соседней деревни, которую жгли фашисты, прибежал обгорелый человек. Он был глухонемой и ничего рассказать не мог, только мычал. Но всем стало ясно, что надвигается что-то ужасное. Хотя многие помнили, как в первые дни войны увидели немецких солдат. Так обгоревший глухонемой всем запомнился предвестником страшной беды…
…Мужчины сразу ушли в леса, старики решили, что их каратели не тронут, и остались в деревнях. Женщины, видимо, повинуясь материнскому инстинкту, бросились спасать детей. Так в лютые февральские морозы мать Антона Францевича Буболо с тремя детьми на руках пыталась укрыться в лесах. Во время бомбежки, убегая от карателей, она спрятала маленького Антона под какой-то корягой, а когда вернулась, долго не могла найти. Молилась и, как рассказывала потом сыну, увидела свет над одной из елей. Рядом с ней и нашла сына. А когда женщина с детьми вышла из леса, то попала в руки гитлеровцев, которые шли по большаку после карательной экспедиции. Так вместе с матерью, сестрой и братом Антон оказался в Саласпилсском концентрационном лагере. Им повезло: они выжили...
В Верхнедвинском районе много памятников и обелисков, установленных в память о трагических и героических событиях войны. Как написал в одном из своих стихов Антон Францевич о родном районе: «Край, усцелены ўсцяж абеліскамі». Более 120 из них установлены еще в послевоенные годы по инициативе райкома комсомола. «Молодые люди, – вспоминал мой собеседник, – на собранные деньги, за комсомольские взносы изготавливали памятники и обелиски и устанавливали их на братских могилах, на пепелищах сожженных деревень. Особенно мне запомнился областной турслет, который проводили в 1982 году. Команды из всех районов Витебщины привезли на слет по памятнику. Двадцать семь обелисков были установлены комсомольцами тогда на памятных местах в течение одного дня».
Установлен обелиск из черного гранита в память о жертвах фашизма и в Освее. Бывший районный центр был стерт с лица земли во время карательной экспедиции «Зимнее волшебство». В начале 60-х годов власти обратились к людям с просьбой принести в Освею землю с пепелищ и братских могил, в которых похоронены останки жителей сожженных деревень. Сотни людей, в основном женщины, шли тогда в Освею и несли в платочках несколько горстей святой земли. Из этой земли вырос в центре поселка небольшой курган. С помощью техники Курган Бессмертия сделали повыше и установили на его вершине обелиск с памятной табличкой. На ней нет фамилий. Да и каких размеров нужна табличка, чтобы вписать имена тысяч жертв огненной Освейщины. Ведь в районной книге «Память» только список сожженных деревень занимает двадцать страниц. И еще около 80 – списки жертв фашистского террора. А могло быть и больше, но ни в каких архивах нет сведений о довоенных жителях района. Все архивы сгорели. И от многих деревень в книге осталось только несколько строк: название деревни, сколько дворов сожжено и несколько фамилий, а то и просто имена.
...Время притупляет боль утрат, но остается память и понимание того, какую цену заплатил белорусский народ за свободу.