Далекие голоса
Освобождение Беларуси – одна из самых доблестных страниц в истории Великой Отечественной войны
О ней написано множество трудов ученых, сняты фильмы. Созданы шедевры классиков советской литературы. Но никто не расскажет о тех суровых месяцах лучше, чем сами участники. «СВ» публикует воспоминания ветеранов, освобождавших Беларусь от немецко-фашистских захватчиков.
Павел РЫЖКОВСКИЙ (в годы войны служил в авиации):
– Мы освобождали Беларусь. Бомбили «бобруйский котел», группировку фашистов, окруженную под Бобруйском. Дислоцировались мы в Быхове. Запомнилось, как нас встречали местные девчата. Бедно одетые, все в лаптях, но такая радость на лицах! А вокруг все разрушено, многие деревни немцы сожгли, часть – вместе с жителями. Жуткое зрелище. Затем мы подвозили горючее для танковой армии, которая вела бои в Копыльском районе, на моей родине. Но дома мне побыть не довелось – впереди была Польша.
А День Победы встретил в немецком городе Шпротау. Жили на квартире у поляка. Он прибежал, кричит: «Пан, пан! Победа!» Я ему не поверил, выскочил на улицу, все кругом стреляют в воздух. И я вытащил пистолет и начал палить в небо. А в доме напротив жил инженер нашего полка, он в это время спал. Мы его разбудили своей стрельбой. Он на нас набросился: «Вы что, с ума сошли?» А когда сообразил, что к чему, тоже побежал за пистолетом.
Анатолий ШИМАНОВИЧ (в годы войны воевал в партизанской бригаде «Дяди Коли» – Героя Советского Союза Петра Линькова):
– Весной 1944 года фронт приближался, и немцы, чтобы очистить свои тылы от партизан, начали против нас широкомасштабную карательную операцию. Бои шли постоянно, мы потеряли примерно треть состава бригады. Только в братской могиле в районе деревни Будиничи лежат 198 человек, и в деревне Макавье похоронено более 400 наших товарищей. Там партизаны пытались вырваться из кольца, многие погибли. Мы прорывались под Будиничами, и наверняка многие бы погибли, если бы не наступление Красной армии. Немцы нас окружили, бомбили почти месяц, отсекали квадрат за квадратом, сжимая кольцо блокады. Мы переправили всех раненых через Березину в леса Березинского заповедника. Думали, что там будет спокойнее. Но потом немцы нас отрезали от реки.
Надежды на спасение было мало. Голодали, питались травой. А в одном из боев меня контузило. И лежать бы мне в общей могиле… Но спасли товарищи. Комбриг приказал меня спрятать на болотах. Одна наша партизанка по фамилии Карачун, дочь бывшего педагога Борисовского педтехникума, забросала меня мхом и ветками, а ноги я подсунул под дерево. Немцы прочесывали местность, и один из них поскользнулся на корнях дерева, возле которого я лежал, и встал на мои ноги. Выругался. В это время моя спасительница кинула в немцев гранату. Одного фрица ранило. В суматохе она бросилась в кустарник и таким образом спаслась. А немцы забрали раненого, который громко кричал, и отошли. Так я остался жив.
Александр СЛОБОДА (в годы войны был в партизанах, потом служил в пехоте):
– Незадолго до освобождения Беларуси мы узнали, что в районе деревни Курино концентрируются подразделения немцев. Началась очередная карательная операция против нас, ежедневные ожесточенные бои. Немцы жгли деревни, убивали, вешали. Хотя сегодня и пишут, что советский народ потерял 27 миллионов на войне, но если разобраться по существу и объективно, то погибло и у нас, и у немцев на фронте примерно одинаковое количество солдат. А основные потери советский народ понес среди мирного населения. Взять хотя бы Освейский район, где я родился. До войны там проживала 21 тысяча человек, а после войны осталось 6 тысяч. Потом это назвали освейской трагедией.
Беларусь сильно пострадала, но поднялась из руин. И мы, вернувшись с фронта, искалеченные, без всякого отдыха, взялись восстанавливать народное хозяйство. Шинель сменили на фуфайку, винтовку – на кирку. Работали не покладая рук. В кратчайшие сроки восстановили страну.
Иван КЛИМЕНКО (в годы войны служил в штурмовой авиации):
– Вечером 27 июня 1944 года мы приняли участие в штурмовке вражеского аэродрома, размещенного в Белоруссии. Летали туда вместе с летчиком Павлом Зацепиным, и, между прочим, весьма удачно. Это был мой друг, мы с ним немного летали, но я в основном продолжал служить флагманским воздушным стрелком. Ни один из нас не погиб, хотя всего шестеркой полетели.
К вражескому аэродрому подошли на большой высоте – на земле стояли транспортники, бомбардировщики и разведчики, чуть поодаль располагались штабеля ящиков с боеприпасами. Мы, во-первых, всю летную полосу вывели из строя бомбами. И начали по рядам самолетов сбрасывать бомбы. Как позже распознали по фотоснимкам, мы там до тридцати немецких самолетов вывели из строя и уничтожили. И никаких потерь с нашей стороны. Пикирование самолета занимало до 30 секунд, самое большее меньше минуты, смотря с какой высоты входили в пике. Так что немцы не успели среагировать. Первого захода над складами с боеприпасами вполне хватило для того, чтобы мы подожгли цистерны с горючим, но на втором заходе зенитный снаряд попал в мотор нашей машины, и она перестала слушаться руля управления, в кабине запахло дымом, Ил-2 начал крениться и терять высоту, а затем вошел в непроизвольный штопор. Угрожающе приближалась земля, и тогда Зацепин вывел нас из пике, надсадно завыл мотор, а самолет полетел в сторону близлежащего леса.
И в конечном итоге мы упали в лесной массив. Когда через несколько дней, оборванные и голодные, мы вернулись в часть, в полку нас уже считали погибшими.
Григорий ПОЛОВИНКА (в годы войны служил в батальоне связи):
– В мае 1944 года мы занимаем позиции в районе Озаричи. Встречают нас местные жители блиночками. Думаю, что же это за вкус такой у начинки – а это картошка, «бульба» по-местному. Наша дивизия прорывала оборону противника в районе Бобруйска. Бои были ужасные. Мы окружили большую немецкую группировку, но что мог видеть связист, моя задача заключалась в том, чтобы от командира стрелкового полка протянуть связь командиру батальона и ее обслуживать.
Хорошо помню, как сижу у командира полка, а я очень крепко курил, старшим офицерам давали не махорку, а табак «Золотое руно». Тогда это считалось высшим шиком. Комполка положил свою пачку на окошко, я же думаю, как бы его взять покурить. Махорка сильно надоедает. Не решился – ведь не знаю настроения командира. А бой такой шел, что все гудело, комбат же не любил рацию, там нужно очень четко повторять слова, а когда бой идет, тебе не до дикции, только одна надежда на телефонную линию. А в наступлении часто нет связи: без конца провод рвется. Тогда телефонисты посылают меня ликвидировать порыв. Прибегаю, лежит провод диаметром 3 миллиметра, снарядик или мина попала точно на него и разорвала. Один раз починил, второй раз снова порыв, бегу, и все то же самое. Ну, думаю, в третий раз немец меня четко уложит как пить дать. По всей видимости, их корректировщик сидит, раз так четко режут провода, и он, скорее всего, меня уже зафиксировал. Представляете, только вернулся в землянку, как снова случился порыв линии. Все понимаю, но говорю комбату, что иду.
В итоге ничего страшного не случилось. После боя вызвал меня к себе командир полка, говорит, что я его выручил. Оказалось, что во время всех этих порывов так получилось, что наш полк занял первую линию немецкой обороны, а артиллерия стала бить по старым данным, в результате накрыла наши войска. А с комполка сильно спрашивали за такие вещи. Не знаю, за что, это был не первый такой случай, но вскоре мне вручили медаль «За отвагу».
Павел РЫЖКОВСКИЙ (в годы войны служил в авиации):
– Мы освобождали Беларусь. Бомбили «бобруйский котел», группировку фашистов, окруженную под Бобруйском. Дислоцировались мы в Быхове. Запомнилось, как нас встречали местные девчата. Бедно одетые, все в лаптях, но такая радость на лицах! А вокруг все разрушено, многие деревни немцы сожгли, часть – вместе с жителями. Жуткое зрелище. Затем мы подвозили горючее для танковой армии, которая вела бои в Копыльском районе, на моей родине. Но дома мне побыть не довелось – впереди была Польша.
А День Победы встретил в немецком городе Шпротау. Жили на квартире у поляка. Он прибежал, кричит: «Пан, пан! Победа!» Я ему не поверил, выскочил на улицу, все кругом стреляют в воздух. И я вытащил пистолет и начал палить в небо. А в доме напротив жил инженер нашего полка, он в это время спал. Мы его разбудили своей стрельбой. Он на нас набросился: «Вы что, с ума сошли?» А когда сообразил, что к чему, тоже побежал за пистолетом.
Анатолий ШИМАНОВИЧ (в годы войны воевал в партизанской бригаде «Дяди Коли» – Героя Советского Союза Петра Линькова):
– Весной 1944 года фронт приближался, и немцы, чтобы очистить свои тылы от партизан, начали против нас широкомасштабную карательную операцию. Бои шли постоянно, мы потеряли примерно треть состава бригады. Только в братской могиле в районе деревни Будиничи лежат 198 человек, и в деревне Макавье похоронено более 400 наших товарищей. Там партизаны пытались вырваться из кольца, многие погибли. Мы прорывались под Будиничами, и наверняка многие бы погибли, если бы не наступление Красной армии. Немцы нас окружили, бомбили почти месяц, отсекали квадрат за квадратом, сжимая кольцо блокады. Мы переправили всех раненых через Березину в леса Березинского заповедника. Думали, что там будет спокойнее. Но потом немцы нас отрезали от реки.
Надежды на спасение было мало. Голодали, питались травой. А в одном из боев меня контузило. И лежать бы мне в общей могиле… Но спасли товарищи. Комбриг приказал меня спрятать на болотах. Одна наша партизанка по фамилии Карачун, дочь бывшего педагога Борисовского педтехникума, забросала меня мхом и ветками, а ноги я подсунул под дерево. Немцы прочесывали местность, и один из них поскользнулся на корнях дерева, возле которого я лежал, и встал на мои ноги. Выругался. В это время моя спасительница кинула в немцев гранату. Одного фрица ранило. В суматохе она бросилась в кустарник и таким образом спаслась. А немцы забрали раненого, который громко кричал, и отошли. Так я остался жив.
Александр СЛОБОДА (в годы войны был в партизанах, потом служил в пехоте):
– Незадолго до освобождения Беларуси мы узнали, что в районе деревни Курино концентрируются подразделения немцев. Началась очередная карательная операция против нас, ежедневные ожесточенные бои. Немцы жгли деревни, убивали, вешали. Хотя сегодня и пишут, что советский народ потерял 27 миллионов на войне, но если разобраться по существу и объективно, то погибло и у нас, и у немцев на фронте примерно одинаковое количество солдат. А основные потери советский народ понес среди мирного населения. Взять хотя бы Освейский район, где я родился. До войны там проживала 21 тысяча человек, а после войны осталось 6 тысяч. Потом это назвали освейской трагедией.
Беларусь сильно пострадала, но поднялась из руин. И мы, вернувшись с фронта, искалеченные, без всякого отдыха, взялись восстанавливать народное хозяйство. Шинель сменили на фуфайку, винтовку – на кирку. Работали не покладая рук. В кратчайшие сроки восстановили страну.
Иван КЛИМЕНКО (в годы войны служил в штурмовой авиации):
– Вечером 27 июня 1944 года мы приняли участие в штурмовке вражеского аэродрома, размещенного в Белоруссии. Летали туда вместе с летчиком Павлом Зацепиным, и, между прочим, весьма удачно. Это был мой друг, мы с ним немного летали, но я в основном продолжал служить флагманским воздушным стрелком. Ни один из нас не погиб, хотя всего шестеркой полетели.
К вражескому аэродрому подошли на большой высоте – на земле стояли транспортники, бомбардировщики и разведчики, чуть поодаль располагались штабеля ящиков с боеприпасами. Мы, во-первых, всю летную полосу вывели из строя бомбами. И начали по рядам самолетов сбрасывать бомбы. Как позже распознали по фотоснимкам, мы там до тридцати немецких самолетов вывели из строя и уничтожили. И никаких потерь с нашей стороны. Пикирование самолета занимало до 30 секунд, самое большее меньше минуты, смотря с какой высоты входили в пике. Так что немцы не успели среагировать. Первого захода над складами с боеприпасами вполне хватило для того, чтобы мы подожгли цистерны с горючим, но на втором заходе зенитный снаряд попал в мотор нашей машины, и она перестала слушаться руля управления, в кабине запахло дымом, Ил-2 начал крениться и терять высоту, а затем вошел в непроизвольный штопор. Угрожающе приближалась земля, и тогда Зацепин вывел нас из пике, надсадно завыл мотор, а самолет полетел в сторону близлежащего леса.
И в конечном итоге мы упали в лесной массив. Когда через несколько дней, оборванные и голодные, мы вернулись в часть, в полку нас уже считали погибшими.
Григорий ПОЛОВИНКА (в годы войны служил в батальоне связи):
– В мае 1944 года мы занимаем позиции в районе Озаричи. Встречают нас местные жители блиночками. Думаю, что же это за вкус такой у начинки – а это картошка, «бульба» по-местному. Наша дивизия прорывала оборону противника в районе Бобруйска. Бои были ужасные. Мы окружили большую немецкую группировку, но что мог видеть связист, моя задача заключалась в том, чтобы от командира стрелкового полка протянуть связь командиру батальона и ее обслуживать.
Хорошо помню, как сижу у командира полка, а я очень крепко курил, старшим офицерам давали не махорку, а табак «Золотое руно». Тогда это считалось высшим шиком. Комполка положил свою пачку на окошко, я же думаю, как бы его взять покурить. Махорка сильно надоедает. Не решился – ведь не знаю настроения командира. А бой такой шел, что все гудело, комбат же не любил рацию, там нужно очень четко повторять слова, а когда бой идет, тебе не до дикции, только одна надежда на телефонную линию. А в наступлении часто нет связи: без конца провод рвется. Тогда телефонисты посылают меня ликвидировать порыв. Прибегаю, лежит провод диаметром 3 миллиметра, снарядик или мина попала точно на него и разорвала. Один раз починил, второй раз снова порыв, бегу, и все то же самое. Ну, думаю, в третий раз немец меня четко уложит как пить дать. По всей видимости, их корректировщик сидит, раз так четко режут провода, и он, скорее всего, меня уже зафиксировал. Представляете, только вернулся в землянку, как снова случился порыв линии. Все понимаю, но говорю комбату, что иду.
В итоге ничего страшного не случилось. После боя вызвал меня к себе командир полка, говорит, что я его выручил. Оказалось, что во время всех этих порывов так получилось, что наш полк занял первую линию немецкой обороны, а артиллерия стала бить по старым данным, в результате накрыла наши войска. А с комполка сильно спрашивали за такие вещи. Не знаю, за что, это был не первый такой случай, но вскоре мне вручили медаль «За отвагу».
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
